Владимир Путин. 20 лет у власти

Теперь и вождя избирают, а не назначают, как раньше. Некоторые, естественно, оспорят этот вывод, основываясь как раз на выборах Путина в 2000 году и Ельцина в 1996-м, но не все же язвы сводимы одномоментно, отвечу я, не вдаваясь в суть соответствующих предвыборных коллизий. Вождя избирают, но проблема иллюзорности личной власти и неравнозначности ей власти реальной осталась. Выражаясь по-современному – конфликт интересов.

И все это новый и молодой президент Владимир Путин знает (или чувствует), как и свою оказионность, а многое прошло и на его глазах (от Брежнева и до него самого, Путина).

И что же Путину с этим знанием делать? Выбросить из окошка Теремного дворца на Соборную площадь?

Нет, коли стал президентом, с этим знанием надо жить, жить и работать. Непременно работать. Ибо иначе будет либо хрущевско-горбачевский, либо брежневско-ельцинский вариант.

Сталинского уже нельзя. Остается андроповский (в смягченном варианте). Тем более что Юрий Владимирович, можно сказать, сослуживец и даже старший по званию и должности.

Это все присказка.

Резюмировать ее можно так: перед каждым высшим руководителем России стоял и до сих пор стоит один не вполне государственный, можно даже сказать, вполне приватный вопрос: он ли победит Левиафана (Аппарат), Левиафан ли победит его?

Как мог ответить Путин? Молодой, решительный и в делах государственных (Чечня), и в аппаратных (Скуратов)?

Только так, как он, видимо, и решил ответить: подчинить себе Аппарат.

Разве не ясно это было раньше – вспоминаю я, извините, опять свою статью «Вся правда о Путине».

Признаюсь, и у меня позже были колебания (статья «Путин – слабый президент?»). Но ВВП их быстро развеял. Может, еще и не сильный, но слабым быть не хочет.

Но это все присказка.

А теперь сказка.

* * *

Помимо личных проблем во власти, у Путина есть, естественно, проблемы и государственные, общенациональные. Он хочет видеть Россию вновь великой страной, нацией и государством.

Может ли он добиться этой цели, не овладев аппаратом, не подчинив его себе? Нет.

Может ли он добиться этого, получив в наследство от Ельцина то, что получил, – не только семибоярщину, но еще и 89-баронщину (не говоря о всех других бедах и развалинах)? Тоже нет.

Должен ли он не загубить демократию вместе с бюрократией? Должен. И хочет. Сможет ли – отдельный вопрос, во многом открытый.

Как Ельцин захватывал личную власть? Он разрушал и дестабилизировал советскую бюрократию (потом, правда, она быстро реанимировалась в виде российской – с чертами ельцинизма на лице).

Может ли Путин воспользоваться для закрепления своей случайно и от бюрократии доставшейся ему власти тем же способом – разрушая отечественную бюрократию? Нет. Так он разрушит государство, а с ним и страну. Но Путин не Ельцин.

Может ли Путин, минуя бюрократию, опереться непосредственно на народ? Мог бы, если бы в России была предреволюционная ситуация (на манер 1991 года) или наблюдалось бы гражданское общество (на манер года эдак 2015-го).

И тогда Путин и в своих личных целях (победить бюрократию персонально), и в интересах общенациональных (не дать бюрократам разорвать Россию на части) решает взять бюрократию в железные тиски снаружи. Ибо не имеет сил подорвать ее быстро (через экономические и нормально демократические реформы) изнутри.

Он, Путин, назначает семь прокураторов, наделяя их властью, покрывающей сверху власть 89 губернаторов и субпрезидентов, – на настоящий момент единственных реальных диктаторов России. Сам же Путин – пока диктатор потенциальный.

То, что семь из кремлевского ларца, почти одинаковых с лица, будут никакими не генерал-губернаторами, то есть управленцами, а именно прокураторами соответствующих территорий (федеральных и военных округов), по-моему, уже очевидно. Парадокс в том, что Путин, для того чтобы победить бюрократию, создает супербюрократию.

Миссия прокураторов, огрубляя, – не только довести власть Кремля до субъектов Федерации, но и изъять часть власти у губернаторов и субпрезидентов, для политеса бросив им временно некоторое отпускное – см. соответствующие путинские законопроекты. Потом отпускное либо заберут назад (в Кремль), либо отдадут населению (избирателям).

В первом случае мы получим авторитаризм, бесперспективный в современном мире, в том числе и в России.

Во втором – демократию. С сохранением, между прочим, страны.

Куда дальше пойдет Путин (на втором этапе своих реформ)? Это зависит и от того, победит ли он на первом этапе. Если проиграет – то точно падет в авторитаризм. Если победит, то не обязательно пойдет к демократии (тут прав Березовский). Но не обязательно и к недемократии.

* * *

Допустим, что Путин – ставленник Семьи. Что он от нее зависим. Это похоже на правду, как и то, что он об этом знает и этой зависимостью тяготится. Не может не тяготиться.

Допустим, Путину не дали сформировать полностью то правительство, которое он хотел.

Допустим также, что он не смог заменить и главу своей администрации, то есть Волошина, оставив в своем тылу еще одно протоправительство – подчиненный Волошину аппарат президентской администрации.

Что делает Путин? Он создает третье параллельное правительство в виде Совета безопасности, секретарем которого является его личный друг Сергей Иванов, в который входят силовые министры, напрямую подчиняющиеся президенту. Наконец, он собирается ввести в Совет безопасности и всю семерку прокураторов, своих личных ставленников, пять из которых – либо генералы чеченской войны, либо его друзья по ФСБ.

Это резервное и личное правительство, которое станет главным, как только представится удобный случай. А точнее говоря, оно позволит Путину однажды сформировать свое официальное правительство.

Удачный случай – это либо победа путинского плана реформы управления (мягкий вариант, безболезненный). Либо это поражение путинского плана. Тогда – жесткий вариант.

Мягкий вариант (максимум демократии, экономический либерализм, но единое государство) приведет к замене официального правительства, видимо, уже осенью.

Жесткий вариант (в случае поражения) может наступить сразу вслед за поражением, то есть уже летом. Но может быть отложен и до следующей попытки слома хребта российской бюрократии.

Может ли Путин, ломая хребет бюрократии, по неосторожности или по неумению сломать и хребет молодой российской демократии? Может – опять прав Березовский. В чем Березовский не прав, так это в том случае, когда он предполагает, что Путин хочет сломать хребет демократии сознательно.

Я как-то уже писал, что категорический императив Путина – сильная, единая и процветающая Россия как страна, нация и государство.

Но именно в такой последовательности: сначала должна быть страна Россия (категорический императив первого порядка), а в ней должна быть демократия (категорический императив второго порядка). Или, если хотите, первое условие – необходимое, второе – достаточное.

Как соединить клещи путинской прокураторской антидиктаторской супербюрократии с мягким пока телом гражданского общества, местного самоуправления, выборности, демократических принципов современной России – это большой вопрос.

* * *

В своем открытом письме Путину Борис Березовский совершенно справедливо указывает на многие изъяны плана политических реформ, предложенного президентом (не один Березовский на них указал, но его голос прозвучал громче и сенсационнее других). Сделал ли Березовский это из общедемократических соображений или из эгоистически-олигархических – вопрос второй и даже десятый. Свидетельствует ли это о том, выпал ли Березовский из Семьи, раскололась ли Семья или Путин вышел из-под контроля Семьи, – важно, интересно, но тоже не главное.

Но на опасности (реальные) Березовский указывает правильно. Я уже писал, что предложенная Путиным схема формирования Совета Федерации абсурдна, сюрреалистична и вообще неработоспособна. Если только то, что предложил Путин (в этом и некоторых иных случаях), не та самая белая собачка в углу полотна, которая нарисована специально, чтобы, будучи убранной по требованию цензуры Госдумы и Совета Федерации, она помогла появлению картины на выставке.

А вот логику путинских предложений Березовский отвергает зря. Есть общественная дилемма, а есть внутри нее и с ней связанная личная дилемма всякого высшего руководителя в России. И перед ней тоже стоит Путин: если он не победит, то проиграет. Его проигрыш – точно плохо (для него и для страны, особенно при наличии чеченского синдрома и Чечни как проблемы). А дальше – вторая, общественная дилемма, на которую раздваивается победа: авторитаризм и демократия.

Но авторитаризм, как мы видим из присказки, результативен в России только в сталинском варианте (а сегодня он возможен лишь теоретически).

Следовательно, Путин неизбежно, сделав авторитарный шаг, должен будет сделать два демократических. Иначе он проиграет навсегда. И олигархический анархо-демократизм Ельцина окажется чуть ли не идеалом демократии в нашей стране. То есть просто все скажут: Путин погубил демократию в России. И страну не сохранил.

А все дело в том, что эти две цели (сохранение России и демократии в ней) можно достичь только одновременно, а никак не поврозь. Если даже в своем сознании ты ранжируешь их последовательно и предел допустимого прочерчен: управляемая демократия – уже не авторитаризм, хотя еще и не вполне демократия.

Подтолкнуть Путина к чистому авторитаризму – мечта российского Левиафана. Тут-то и будет отсечена голова Голиафа. Каким-нибудь Давидом. Правда, не столь кротким душевно, как библейский.

Независимая газета, 01.06.2000