Оценить:
 Рейтинг: 0

Печали пролетевших дней. Дороги жизни и смерти

Год написания книги
2021
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
7 из 10
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Вернувшись, домой из плена, Роман с Лаврентием отправились искать работу и поехали в Киев. Там нашли работу в оранжерее цветовода Кристера. Но поработав, немного решили, ехать на Донбасс. Какое-то расстояние они шли пешком, несколько дней голодные, молодые здоровые парни. Путь им предстоял 800 километров.

Я как автор долго думал, стоит ли этот эпизод из жизни помещать в эту книгу, но чтобы как можно достовернее описать крайнее отчаяние и безысходность, решил таки это событие из воспоминаний дедов оставить на этой странице.

Голодные до отчаяния, они дошли до того, что в экскрементах человеческих стали искать, по их мнению, съедобные компоненты – это были наспех проглоченные фрукты и не сваренные как должно. Смотря на эти «фрукты» они спрашивали друг друга: «Оботрём?» И когда такое ели, то потом долго страдали от изнурительного расстройства и болели очень. Однако, не теряя оптимизма, опять друг друга спрашивали: «Ну что? Оботрём?» когда уже под ногами была только земля, вообще ничего не было.

Подвигаясь на восток – положение менялось. И однажды Лаврентий увидел возвращающегося Романа, а в руках у него была большая белая булка хлеба – ну! Это уже можно сказать – спасение! И так, приехали они на Святогоровский рудник, здесь уже работали и Тарас с Федосом – это был год 1919. Устроились в шахту работать. У Тараса была корова, которой нужен был корм. Роман с Федосом договорились у кого-то в селе Святогоровка за корм и за волов для перевозки корма, «а цеж волы, iх же треба вовремя кормить», так они возьми да и задержись в дороге. Ох, сколько упрёков пришлось им выслушать от хозяев – Федос это всю жизнь помнил.

Роман Савостьянович не сразу уверовал в Бога, а всё свободное от работы время проводил на вечёрках. И, когда его однажды спросили о Белозёрке (город Белозерское Донецкая область), он сказал: «Да, я знаю, там когда-то жили помещики Ходусы и Савчеки, только и хозяев было – хутор отрубной, крайний, малонаселенный, и мы туда ходили на вечёрки».

В истории Добропольского района сохранились архивные данные старожилов о наших хуторах, которые сегодня разрослись уже в города.

Одним из таких старых хуторов на окраине Добропольского района граничащим с хуторами Червоный шлях и Собачевка, располагался до революции хутор Белозерка.

При заселении земель Добропольского района в начале двадцатого века, различные слои населения селились в наших местах. В Белозерку в 1913 году приехали крестьяне из Таврии основали здесь свои имения. Зажиточные крестьяне в этих местах умели и хорошо работать и красиво отдыхать.

В эти места любила ходить на отдых и Елена Васильевна Гончарук. Земли много места плодородные, занялись овощной продукцией. Среди местных жителей не было неурядиц и каких либо конфликтов. Жили люди и даже не думали что в скором будущем советская власть изменит все не в их пользу.

Фото Ходус с дочерью

А через короткое время все очень изменилось. Знаменитые фамилии родов Савченко, Ходус, Тупольский, Рубель и другие. Их приехало несколько десятков. Место помещики выбрали не случайно, так как здесь рядом проходил Муравский шлях. И по нему ходили и чумаки и проезжали на ярмарку торговцы, с товаром из Харьковской, Белгородской, Курской губернии. Тут они становились на ночевку, приглянулись им эти места, так и поселились. Скорее всего, и Гончарук заехал этой дорогой в эти места вместе с Натальей.

Известные помещики Таврии занялись украшением здешних мест, стали сажать сады, сортовыми саженцами, плодовые и ягодные кустарники. На дикой земле целины, где только носились махновцы и скифы, зацвела заплодородила земля. В культурном местечке поставили лавочки, сделали парковую зону и посадили большие насаждения культивированной сирени. Весенними вечерами аромат сирени лёгким ветерком разносился на всю округу. Особенно пышно и красиво цвела белая сирень. Говорок таврический, называл сирень ту билозиркою. А грозди белой пушистой сирени свисали как виноград, где каждый цветочек был звёздочкой. А зирка с таврического наречия это звезда. Так и вошло в наречие Добропольского района до наших дней название хутора – Билозирка, позже Белозерка, а сегодня это мощный шахтёрский город Белозерское. Лучшее место для гулянок, наши деды знали такие места.

Проработав на шахте до 1925 года, Роман пошёл работать на огороды совхоза Горняк №2. В 1926 году он берёт Лаврентия – запрягает лошадь, вожжи передаёт брату и говорит: «Едем невесту сватать!», да ему уже и пора было – тридцать три. Но куда ехать? В село Доброполье! Это село Лаврентий хорошо знал, кто, где живёт тоже, поэтому, подъезжая, к подходящему двору Лаврентий спрашивал: «Сюда?» – «Нет, дальше!», «Сюда?» – «Нет, дальше!», «А кого же?» – тревожно спрашивал брат. «Известную!» – был ответ, ехали дальше. «Сюда?» – «Нет, дальше!», и когда дальше оставался один двор, Лаврентий упавшим голосом спросил «Дальше?», «Ну вот, и приехали, хоть долго, зато дальше некуды!» Тут и жила Домна Тимофеевна Чмуль, дочь известного после революции баптистского проповедника на Донбассе.

Прошло бракосочетание и переселились они на станцию Гришино. Купил ли он или построил, но дом их был крыт железом, просторный, так, что когда в 1929 году Лаврентий решил переехать туда же, то стали они жить вдвоём в этом доме с семьями, пока Лаврентий купил хату. А как в то время был сильно развит ночной воровской промысел, решили они однажды устроить сигнализацию по тогдашнему способу. Поставили скамейку, на скамейку вёдра, так, что при малейшем постороннем движении всё это устройство зазвенит, и легли спать. «Сигнализация» не подвела. Чуть свет раздался грохот, Роман вскочил, зовёт Лаврентия и топором производит звуки, а бестолковый жулик не внимает этому и продолжает беспокоить «сигнализацию». Решили взглянуть на него. О! Узнали – Петька! Куры же встают рано – и пошёл петух по этим вёдрам ходить! Долго они вспоминали свою храбрость против петуха.

Когда Лаврентий купил себе недостроенную хату, Роман сжалился над людьми, просившимися на квартиру, и пустил их. Они же, прожив несколько времени, сказали, что та часть дома, в которой они живут, принадлежит им, поэтому никакого разговора о плате и быть не может, поэтому дом пришлось продать, а новый хозяин укротил строптивых и дом от них освободил.

Роман купил хатёнку на Краковском посёлке Красноармейский район, Донецкой области, где прошла основная часть семейной жизни. В войну к нему во двор зашёл немец и он с ним перебросился несколькими словами по-немецки, а тот сообщил в комендатуру, что есть понимающий по-немецки. Романа вызвали в комендатуру, разговаривала с ним женщина и предлагала работать у них переводчиком, но он, зная о возможных последствиях, ответил, что был в плену в сельской местности и там усвоил несколько немецких фраз, а переводчиком никак быть не может. Женщина ему сказала, что это по желанию и отпустила. А как это стало известно одному русскому полицаю[14 - Местный житель работающий на гитлеровцев], то он, Романа и упрекал в том, что он, наверное, надеется, что русские вернутся, на что Роман ему говорил, что бы он, с этим осторожно обходился. После, когда этот полицай отсидел десять лет и увидел Романа, то сказал, что много раз Романа в тюрьме вспоминал.

Вот дети Романа и Домны Тимофеевны: Женя, Вера, Тавифа, Валя, Надя и Павел. В конце 50-х годов Роман начал строить себе просторный дом. Вера работала диспетчером в Красноармейской автобазе. Построил Роман просторный дом, и жили они в нём вдвоём – в одной комнате, остальные комнаты ждали своих жильцов.

Когда в середине 60-х годов в Красноармейске были организованы курсы регентов, я (Иван Лаврентьевич) часто приезжал к дяде Роману на ночь, потом мы с ним ездили в Донецк и к Федосу в хутор Завитний. Тогда он мне и рассказывал, всё что помнил.

Но для меня как для автора этой книги – это уже история, история моих праотцев. Благодаря моим потомкам – я живу. Человек умирает тогда, когда умирает последнее воспоминание о нем. А значит потомки мои, живы, и жить будут вечно. Ничего, у меня тоже полно приятных воспоминаний о них, только я их напишу это позже. В начале 1968 Романа парализовало, я (Иван Лаврентьевич) ни разу у него не был во время его болезни, всё думал, что успею…, а он ждал меня. В день похорон мы с сестрой Лидой отправились к ним, но дороги были занесены снегом, и на похороны я не попал. Случается же такая неблагодарность в жизни.

Домна Тимофеевна ещё немного прожила. К ней переехала жить дочь Тавифа с мужем, детей у них не было и они взяли на воспитание девочку, которую и вырастили. Домну Тимофеевну парализовало лет через семь после мужа, но речь её не была отнята, и вольных речей уже у неё не было. Умерла Домна Тимофеевна Власенко в конце лета, и закончилось их странствование.

Фото Федосея Савостьяновича

Федосей Савостьянович 1896 года рождения. Его отроческие и юношеские годы описаны у Романа. В начале гражданской войны 1914 года он приезжал к Тарасу в Юзовку (Донецк) в надежде устроиться в шахту. Но там ново поступающие проходили, медицинскую комиссию и по слабости зрения он комиссию не прошёл, однако на фронт его взяли.

Отправили его с фронтом на западную Двину в город Двинск, (теперь это Даугавпилс) – сильная крепость, которая была достроена и освящена в царствование Николая І в 1832 году. Вот сюда его и отправили. Немецкие заграждения были устроены из рядов крепко утверждённых деревянных столбов, по которым была густо протянута колючая проволока. Между этими рядами были земляные рвы. За этими заграждениями находились немецкие траншеи и блиндажи. Вдоль немецкого заграждения шло русское заграждение – это три столбика, связанные вверху и разведённые в низу так, чтобы они могли стоять. Вот такие связки столбиков были выставлены вдоль немецкого заграждения и по ним протянута колючая проволока. Далее этого русского заграждения – русские траншеи и блиндажи. В траншеи солдат посылали по очереди, после чего они шли на отдых в блиндажи.

Дальше, в обоих тылах стояла артиллерия. У русских была и морская и дальнобойная артиллерии. Дальнобойная, по-видимому, стояла в крепости. Потому, когда немцы начинали донимать русских, командир просил помощи у дальнобойщиков. Обычно один залп крепостных орудий усмирял немецких пушкарей. О наступлениях ни каких разговоров не было, нужно было стоять.

И стояли до 1917 года, пока после революции с фронта стали уходить все, кто желал. «Взял я свой вещмешок – говорит Федос – а сержант спрашивает: «Власенков, ты уходишь?», я говорю: «Да», а он: «Ну и иди». И пришёл Федос домой 16 декабря 1917 года.

Прожив год в Белой Дуброве, решил ехать к брату на Святогоровский рудник. Пока рудник принадлежал угледобывающей компании, им руководил Яков Давидович Подольский, но в 1920-м году он сдал рудник государству и управление рудником принял его брат Соломон Давидович Подольский, который в то, и кажется последующее время, не был женат. Обязанности фельдшера на руднике исполняла его сестра Елена Давидовна, которая была незамужней.

Поработав до 1920 года на руднике, Федос к Пасхе возвратился в Белую Дуброву. К концу года он женился, а как жена была из Николаевки Гомельской области, он туда и переехал. Жили они там до 1929 года, пока вести о вольной жизни на Урале не соблазнили его искать там счастья. Распродался он и переехал на вольные земли. Давали ему надел земли, но без жилья, а он купил жильё с землёй.

А тут вздумалось правительству облегчить труд крестьян – объединить их в колхозы, куда нужно сдать и землю, и скот, и все орудия для обработки земли. Не востерпев сего условия, он и там всё распродал и вернулся в отцовский дом, где жила мать и слепые сёстры Елисавета и Елена.

Пережили зиму, и к лету купил он избу в селе, где прожил до 1937 года. Когда его спрашивали о том куда он ездил, он отвечал: «Да на Врал» (значит на Урал), а этот самый Урал он называл двойным именем – Врал-Враньё.

В 1937 году он приехал к Лаврентию. Святогоровские рудники уже были закрыты, а построена шахта 17/18, большая, туда он и поступил работать. Тяжёлая работа дала о себе знать. Он подорвался, заработал грыжу, которую нужно было удалять. Пошёл в больницу, где его приняла Васа Дмитриевна Сангурская и дала предписание – перевести на лёгкий труд. Поставили его на откатку на поверхности, где за смену нужно было пятьсот шахтных вагонов отогнать по эстакаде. Во! Лёгкий труд! Тяжелей чем в шахте!

Присмотрел хатку на Лобанщине – на восток от шахты. Гришинский район Анновский сельсовет деревня Парасковеевка (Лобанщина); Хотел, и кажется, купил, но осенью переехал к своему брату Тарасу на шахту 5/6 в город Димитров Донецкой области. Угольные пласты на реке Журавке в окрестностях казённого села Гродовка были открыты горным инженером из Екатеринослава Иваном Бригонцовым в 1795 году.

Шахта «Димитрова» (Гродовский рудник (1915—1930), рудник «Новый Донбасс», шахта №5—6) – угледобывающее предприятие в городе Димитров (Донецкая область, Украина), одно из старейших действующих предприятий угольной промышленности Донбасса №5—6 название в честь стволов 5—6. В 1934 году шахте №5—6 было присвоено имя Георгия Димитрова, болгарского политического деятеля.

Тарас жил в шахтной квартире, но строился, а Федос рассчитывал остаться в Тарасовой квартире. Но когда Тарас вышел из квартиры, заведующий квартирами отдал её Герасиму Савостьяновичу Власенко – брату Федоса и Тараса. Вознегодовал Федос, решил и шахту бросить. Попросил брата Романа хату купить в селе, каком-нибудь. Сёл вокруг много и во всех хаты продаются, но ни в одном селе не было леса, не было речки Бесяди, а это никак Федосу по нраву не подходило. Хотелось видеть пейзажи похожие на родину. Точно как и было с Савостьяном, родину не заменить ничем. Савостьян искал пути ухода на родину, Федосей так же.

Фото хутора Завитний

В 1966 году предложил мне (Иван Лаврентьевич вспоминает) дядя Роман съездить к Федосу, я тогда не работал и охотно составил ему компанию. Станция Желанная. На юг от станции до села идти около трёх километров. Село лежит в глубокой долине, здесь же находится интернат (колония) для слаборазвитых детей, где их учат грамоте и дают специальность. На запад, в самом конце села Новожеланное, расположен хутор Завитний.

От хутора на юг через балку большой колхозный сад (был), к западу, хутор немного возвышается. С северо-запада, за хуторскими огородами, проходит ложбинка – там всегда сыро, роднички питают крошечный ручеёк. Внизу в долине на восток до детской колонии – ставки все в зелени. В 1942 – 1943 Федос построил хату, которая стоит до сего (2005) года. Около хаты чахлый клён, за хатой – большой орех, на огороде – яблоня. Вот сюда мы и пришли тогда с дядей Романом. Ну и пошли разговоры о Белой Дуброве. Я сидел на краю кровати, Роман – посередине, с другого краю – Федос. Жили они тогда очень скоромно.

Семёновна, жена Федоса, думала свою думу. Гости приехали, встретить надо, а что подать? Я смотрел в пол, но видел братьев, каждого. Наконец Семёновна высказала вслух свою тяжёлую думу: «Чем же вас кормить?» Услышав такой раскат грома, братья вскинули взгляды друг на друга, а я усердно стал уточнять детали прерванного разговора о Белой Дуброве.

Обрадованные тем, что, якобы гром до моего слуха не дошёл, они в радости, наперебой продолжили своё повествование. Переночевали. По расписанию в десять утра идёт электричка. Вышли мы с дядей Романом на то место, откуда видна вся долина, остановился он, оглянулся и говорит: «Вот и прожил всю жизнь на коновязи». Я говорю: «Почему на коновязи? И ставок и сад».

И он мне рассказал, что с Федосом обошёл все сёла, а когда пришли в это, нашли хату и решили взять её на двоих с другим верующим братом. Фамилия того брата Концевой и он тоже искал купить хату. А как ни у Федоса, ни у второго покупателя Концевого не было достаточно денег – то решили купить одну хату на двоих. Всё – договорились. Роман довольный тем, что помог брату, пошёл с ним из села. «Дошли мы вот до сего места, Федосей оглянулся, постоял немного и говорит: «Ах! Коновязь, ни леса, ни речки! Не буду я эту хату брать!» А Роман ему и говорит: «Не будешь!? Мы уже обошли все сёла! Дальше я с тобой ходить не буду! Не хочешь – ходи сам!» Вот так Федос и прожил на коновязи до конца жизни.

Коновязь – это такое бревно на двух столбах в виде буквы «П», которое выставляли, обычно, за селом, куда приезжие привязывали своих лошадей. Вот с этим Федосей сравнил своё место жительства. Детей у Федоса Савостьяновича Власенко и жены Семёновны было семеро:

Фото Елена Федосеевна

Власенко Елена Федосеевна, 1922 г. р., жила в Смоленской области, но после смерти матери, переехала жить к отцу в хутор Завитний. В конце 70-х годов я видел её. Мой папа в 2002 виделся с ней.

Власенко Павел Федосеевич, 1924 – фронтовик, был сильно израненный и в 1964 умер;

Власенко Пётр Федосеевич, Дата рождения: 1926. Умер в 90-х;

Власенко Алексей Федосеевич родился 1936. Быстро прошла жизнь, умер в 1948;

Власенко Лида Федосеевна родилась в 1928. А в 1929 умерла; Власенко Лида Федосеевна, родилась 1930. Лида была учителем русского языка, жили они в Новоазовске, детей у них не было. Когда её муж умер, она переехала жить к сестре Лене в хутор Завитний.

Власенко Василий Федосеевич родился 1933 в период голодовки. Но прожил мало, умер 1934. Он, как и его маленькая сестра, Лида прожили всего год. Но это было время голодовки.

На фото Виталий, Галина, Федосей, Елена, Надежда

Федосей Савостьянович уже болел, когда я решил показать своим детям дедушку, который уходит последним из Савостьяновичей. Собрались мы с утра пораньше, чтобы успеть вернуться в тот же день, и поехали. Приехали в хутор Завитний, внуки сфотографировались с дедушкой на память и в 1979 году он умер. На похоронах мы были с Анатолием Лаврентьевичем. Приехали братья и сёстры с Кураховской баптистской церкви, где он состоял членом церкви, совершили служение и отправили его тело на покой.

Федосей Савостьянович Власенко, последний из Савостьяновичей уходил на покой.
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
7 из 10