Шутка Немезиды

– Ну, – не ожидал такого поворота Гор. – То есть я! То есть был Сергей Горин, а стал просто Гор.

– Ага! А я вас сразу и не узнала, – захихикала девушка. – Ой, простите, ради бога! – она смутилась и сразу добавила, – Я Ула… то есть Юля, помните меня? Ну там красные, синие…

– А-а-а, – обрадовался Гор, – ты та самая, которая не знает каким цветом обозначаются свои и чужие!

– Да! – обрадовалась девушка и тут же обиделась, – Всё я правильно обозначила, просто постановки надо толковые писать.

– Понятно с тобой всё, ёшки-матрёшки. Ты лучше скажи – кому из наших также повезло, как нам. И ещё… Не устала тетиву натянутой держать? Нет?

– Видели бы вы себя со стороны! Красная Шапочка и серый волк, блин. До сих пор от страха трясёт, – Ула опустила лук и недоверчиво посмотрела на волока. – Вы бы отодвинулись чуток подальше, а то щёлкните пастью случайно – и поминай меня как звали.

– Какой только недоумок умудрился тебя на службу взять и оружие доверить? – проворчал Гор, пятясь назад. – Так кто ещё с тут нами?

– Я не знаю про всех, но со мной оказались Петрович и Сеня. А, может быть, никого другого это и не коснулось.

– Петрович? Сорокин, что ли? Ну слава богу, хоть одна светлая голова с нами. А кто такой Сеня? Постой! – Гор повёл ушами, прислушиваясь. – Похоже твоя шайка возвращается. Сколько их, четверо?

– Шестеро. Со мной семь будет, а семь тут считается знаковым числом. Ой, что я говорю! Вам бежать надо!

– Сам понимаю, не дурак. Значит так, ёшки-матрёшки, передай весточку Сорокину, что я буду его ждать каждый день вот в этом самом месте. Примета – остатки вашего костра. Покедова.

Гор напоследок всё-таки сумел ещё раз напугать девушку – огромный зверь исчез со скоростью пущенной стрелы, задев её жёсткой шерстью и беззвучно растворившись в лесной чаще. Ула потрясенно посмотрела на сомкнувшиеся за ним ветки и подумала, что зевни она при встрече чуть подольше и у неё вообще могло бы не быть ни единого шанса чтобы выстрелить.

За спиной хрустнула ветка и к костру стали выходить охотники, озираясь по сторонам и негромко переговариваясь между собой.

– Зверь здесь был, – уверенно заявил бородатый. – Я его нутром чую.

– Не получилось, значит, у нашей валькирии свою жизнь защитить.

– Главное что мы живы остались. Неужели он этой костлявой наелся?

– Тихо ты! Слышал я, что души убиенных волоком ещё долго не покидают место своей гибели.

– Почему?

– Дескать ищут они своё тело, а его – нет!

– А это кто!? – все замерли, уставившись на приближающуюся девушку.

– Слышь, не подходи! – Олаф перехватил меч за лезвие и выставил перед собой гарду, как символический крест. – Поди прочь, привидение, нет у нас твоего тела!

– Это хорошо, – рассмеялась Ула, – Мне оно самой ещё ой как пригодится!

– М-м-м… А это мы сейчас проверим! У кого-нибудь есть серебро? – Олаф требовательно протянул руку к товарищам.

Вопрос застал их явно врасплох – через минуту пыхтения и выворачивая карманов, когда Олаф уже потерял терпение и готов был сам трясти компаньонов чуть ли не за ноги, один из них с сожалением протянул серебряную монетку.

– Давай, давай, – обрадовался Олаф, – На благое дело жертвуешь! – он быстро сгрёб монету из неуверенной руки и запустил её в девушку. – Лови, нечисть!

Ула ловко перехватила сверкнувший белым зайчиком кусочек серебристого металла, подкинула его и тут же поймала:

– Хорошее вознаграждение за совместный поход. А я слышала, что все охотники ужасные скупердяи. Врут.

– Это моя монета! – обиженный воин схватился за эфес и попытался приблизиться к Уле.

– Стоять! – рявкнул Олаф, преградив ему путь мечом. – Ты хочешь забрать награду у воина?

– Я? – охотник оглянулся, но вместо поддержки встретил лишь глухой ропот товарищей.

– Награда для всех! – выкрикнула Ула, подняв над головой монету. – Кто со мной в кабак? Я сегодня при деньгах – проставляюсь!

Настроение охотников резко поменялось. Глухой ропот сменился приветственными криками и смешками над раскрученным на выпивку товарищем.

– Что, Торус, зажать хотел деньги-то? Девка-то молодец…

– А что я? Я сам хотел пирушку закатить. После удачной охоты.

– Удачной, ха-ха! – развеселились охотники. – В чём-то она действительно удачна. А знаешь в чём?

– В чём?

– В том, что мы её как следует отпразднуем! – после этих слов грохнул дружный хохот.

– Кстати, – к девушке подошёл Олаф, – А о своей удаче ты нам ничего не хочешь рассказать?

– За хорошим столом и рассказ веселее, – под общее одобрение отмахнулась Ула.

Всю дорогу из леса она старательно делала беззаботный вид, отчаянно пытаясь придумать правдоподобную версию своей встречи с ужасным волоком, которого раньше она знала как подполковника воздушно-космических сил Сергея Александровича Горина.

2. Начало

Утро выдалось на редкость серым и промозглым. Смена погоды произошла как-то резко, хотя вполне ожидаемо.

Заблудившаяся в осени теплынь прошедшего лета смирилась со своей участью и тихо угасала, даруя миру последние ласковые солнечные деньки. Каждый такой день согревал душу, а уж та была готова расстараться, почти стихотворными строками воспевая красоту природы, и прекрасные чувства, пробуждаемые её силой.

Сорокин Николай Петрович, один из заместителей главного конструктора предприятия, выпускающего сковородки и прочую продукцию двойного назначения, в нерешительности замер, как только железная дверь подъезда клацнула магнитным замком за его спиной. Для своей должности он был чрезвычайно молод – не прошло и десяти лет, как он защитил диплом по одной фигне, единственной ценностью которой было то, что она открыла ему квалифицированную дорогу в мир за институтскими стенами. Но, как говорится, на безрыбье и сам интересной позицией озадачишься. Таковой для него оказалась должность начальника почти пустого отдела из не успевших сбежать специалистов, а по совместительству очередного зама главного конструктора непонятно какими судьбами свалившейся к ним опытно-конструкторской работы.

Неудивительно, что все коллеги называли его просто – Петрович, одни в силу своих преклонных лет, а вторые в силу уважения к его должности. Это его нисколько не обижало, а порой даже вводило в смущение, потому что накидывало сверху возраста еще как минимум десяток неправедных лет.

В это утро поэтические строки сначала застряли у Петровича в горле, подпёртые холодным воздухом, а потом вырвались наружу надсадным грудным кашлем. Он поднял воротник сразу ставшей слишком лёгкой для такой погоды курточки и задумчиво посмотрел на мутное небо, тщетно пытаясь разглядеть на нем облака.

Серая мгла утопила в себе все небесные тела, подменив собою небосвод. Действительно, назвать небом сползающую сверху сырость не поворачивался язык. Скорее, это было одно большое облако, проглотившее сонный город, и медленно обволакивающее его липкой нутряной влагой.

Если бы сегодня был не первый день метеорологического безобразия, Петрович, не задумываясь, взял бы зонт. Да и вместо легкомысленной курточки сейчас бы на нём красовался плащ.

Но память хранила воспоминания о гораздо лучших днях, а дух, воспарённый на их волне, потребовал бунтарского протеста против оккупировавшей город мерзкой осени. Решив, что человек – это звучит гордо, Петрович смело ринулся по полусонным улицам, навстречу начинающемуся трудовому дню. Немалую долю уверенности ему придавал тот факт, что до места работы было всего полчаса пешего хода, которые он надеялся проскочить в скором темпе, минуя транспортный коллапс, парализующий город в эти часы.

Городишко, по улицам которого поспешал Петрович, был невелик по своим размерам. Как и большинство старинных городов, он был основан на одной из самых значительных рек в своей местности. Древняя русская река величаво катила свои воды, рассекая его на две части, придавая особенный шарм, свойственный отстоящим от Москвы городам.