Крон

– Нет, если не станем доказывать вашу причастность к смерти Максима.

Гнесин приподнял бархатные брови:

– Даже так?

– Такие вещи трудно спрятать.

Он вздохнул:

– Что ж, нас с Мариной действительно связывает постель.

– Как долго?

– Уже три месяца.

– Только постель?

Гнесин пожевал нижнюю губу. Его голова с идеальной прической на фоне обоев напоминала негатив.

– Почему я должен… -он замялся, пытаясь подобрать слова. -Вы думаете, что имеете право.…Впрочем,…Вы имеете в виду любовь, виды на брак и тому подобное?

– Да.

– Называйте, как хотите. Желания овладеть Мариной, для того, чтобы стать ее мужем не было, у нее был любимый муж.

– Любимый?

– Не верьте слухам, милая.

– Но сама Марина…

– Чего не скажешь с досады, когда муж предпочитает пацанские развлечения домашнему уюту. Мы такие. Марина не убивала мужа ни сама, ни с моей помощью, поверьте.

– Еще один нескромный вопрос. А вы-то когда нашли время на отношения, ведь занимались квестом не меньше Максима?

– Было бы желание…

В общем, Гнесин так ничего нового и не сказал. Встреча осталась бы совсем пустой, если бы под конец Александра не спросила:

– Женщине позволено задать глупый вопрос?

– В дополнение к остальным, – бесцеремонным и нескромным?

– При ударе подушки безопасности должны срабатывать, не так ли? Почему они не среагировали?

Но поймать его так и не получилось

– На машине Максима не было подушек безопасности. Считалось, что ремней, ребер жесткости хватает. Подушки иногда срабатывают на ухабах, при таких скоростях. Мой приятель однажды сломал себе нос о подушку при резком торможении. Если это все, я хотел бы еще поработать.

Уходила Александра слегка озадаченной. Этот лощеный господин вёл себя как-то не так. В поведении, в жестах. Он пытался что-то скрыть…

– Словно он что-то пытался скрыть. Знаете, как женщина непроизвольно прикрывает рукой в разговоре кривоватые зубы, или бедняк в гостях прячет заношенные ботинки.

Крон засмеялся.

– Ему есть что скрывать. Не зря я отправил тебя туда. Молодец.

– Но я не понимаю…

– Потерпи, еще немного.

– Объясните хотя бы неувязку с бензобаком. Вадим не мог минировать его, ожидая взрыва в машине, где сидел штурманом. Гнесин доступа к гаражу не имел. Есть возможность сговора, но тогда Гнесин должен был обмануть механика, каким-то образом изменив время взрыва. Полная ерунда.

– Вот-вот. Вадима выводим из списочка подозреваемых. Так что вопрос, как взорвали машину, становится не только главным, – он становится единственным. Впрочем, нет.

Крон задумался. Потом сказал:

– Удовлетворю твое любопытство, если скажу, что на месте аварии был еще один человек, исчезнувший до приезда патруля скорой, и был он не в машине Бородина?

– Господи, этого нам только не хватало.

– На тебя не угодишь, в самом деле. А ты знаешь, мы готовы к передаче. Две-три детали, и мы готовы. Тебе предстоит еще одна встреча, Александра. С Бородиной. Спросишь у нее следующее…

В бутике немецкой фирмы «Триумф» Марина выбирала белье, активной красной расцветки.

Пока Александра шла к ней вдоль стеллажа, ее слегка покачнуло от ценника на милых трусиках размером с тряпочку для вытирания очков. В ее душе поднялось непреодолимое желание сразу по окончании передачи «Ночной квест» вызвать шефа на принципиальный разговор, и вырвать обещание о прибавке жалованья.

– Ах, это опять вы.

В голосе Бородиной не хватало теплоты.

Вдова со страдальческим видом повесила на место милый лифчик из гипюра и отвернулась к зеркальной стене.

Поздоровавшись, журналистка слегка перекрыла вдове выход из тупичка между двумя стеллажами, и кашлянула.

– У меня два вопроса, – как можно нежнее сказала она.

– А не хватит? – грубовато осведомилась Марина, и сделала попытку освободиться.

Но не тут-то было.

– Мне лично вы неинтересны, – сказала Александра.– Это мой шеф господин Крон хочет уточнить кое-какие обстоятельства. А у вас, как я знаю, некое соглашение с ним.

– Валяй, ищейка, – оскалила зубки Бородина, окончательно выходя из образа леди.

– Вопрос первый. Вы, – любовница Владимира Гнесина?

– Да, вы со своим шефом вообще охренели? – Взвизгнула вдова- Что ты себе позволяешь, шалава?