«Конечно, для него это просто очередная смерть. Привык хоронить своих учеников. Здесь каждую неделю кого-то убивают. Но Дима… Дима, Дима…»
– Что будем делать с браслетом? Утилизируем? Или оставим на балансе?
– Оставим на балансе? – переспросил Март. Слова показались ему темными и тяжелыми, он в своем состоянии не мог уловить их смысл.
– Да, его можно очистить от информации и передать другому ученику, – пояснил администратор. – У нас нет недостатка в снабжении, но зачем разбрасываться вещами?
«То есть зачем разбрасываться вещами так же, как мы разбрасываемся детьми…», – с горечью подумал Март.
– Или вы можете оставить его себе на память, если хотите. Тогда я спишу браслет. Составлю акт утилизации, и все. – Администратор улыбнулся, показывая, что всегда рад пойти навстречу представителю большой земли.
– Да, спасибо, я, пожалуй, оставлю себе, – глухо произнес Март.
– Договорились. – Администратор встал и протянул руку Марту. – Я пойду. Вам еще что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо. – Март пожал его пухлую ладонь.
Больше никаких дел сегодня. Март дал команду программе-секретарю отменить все встречи и сообщил охране, что выезжает.
6.
Когда Ника вошла в класс биологии, Виталий Максимович возился с визуальным редактором. Программа демонстрировала растения, но постоянно заедала. Сейчас над партами висел бутон белого лотоса. Один из его сложенных лепестков дрожал и мигал.
– Отказывается распускаться, – сказал учитель, увидев вошедшую Нику. – Не знаю, что с ним делать. Здравствуй, Ника.
За глаза Виталия Максимовича ученики называли Витек. Но это было, скорее, данью традиции: школьники давали пренебрежительные прозвища всем преподавателям. При этом самого Скучаева уважали. В том смысле, что не пытались его изводить.
Он не наседал излишне на учеников и в целом был с ними справедлив и честен. Настолько, насколько может быть справедлив и честен взрослый с ребенком.
– Я прочитал твой реферат, – сказал он, когда Ника села за первую парту рядом с учительским столом. – Сама написала?
– Да.
– И рисунки твои?
– Да.
– Молодец. Хорошо.
Ника не совсем поняла.
– Это значит четыре? – спросила она.
– Это значит хорошо. Пять, разумеется, – ответил он. – И вообще, очень хорошо.
Обычно самые прилежные ученики скачивали для рефератов информацию из разных источников и соединяли ее. Редко кто из них читал, что в итоге получилось. Тем не менее они прилагали хоть какие-то усилия. Большинство же школьников тупо скачивали готовые рефераты.
Ника отступила от обычая. Конечно, поначалу, когда классу в очередной раз задали тему реферата, она тоже собиралась сделать как всегда. Однако потом что-то на нее нашло. Захотелось написать все своими словами и нарисовать свои иллюстрации. Странное, необъяснимое, глупое желание.
Она прекрасно понимала, что никому это не нужно. Старайся не старайся, все рефераты лягут в братскую могилу на школьном сервере. Скорее всего, доклад вообще никто не прочитает.
Но желание было непреодолимо. Она написала небольшой рассказик в картинках про жизнь тюльпана. Вот он младенец-луковица. У него трогательная улыбка и смешное для тюльпана имя – Воробышек. Почему Ника назвала его так, она и сама сказать не могла. Просто пришло в голову.
Воробышку хорошо под землей. Корни все крепче привязываются к ней. Но вот он слышит неясный позыв: что-то начинает тянуть его наверх, в неизведанный мир. Это зов весны. Росточки тюльпана тянутся сквозь землю, еще не зная, что ждет их там, где кончается земля.
А там Воробышка встречают свежий воздух, синее небо и ласковое солнце. Воробышек растет. Стебель у него небольшой. Листья желобками смотрят вверх.
Когда идет дождь, вода скатывается по листьям к стеблю и течет прямо к корню.
Вот на стебле появляется алый бутончик. Цветок распускается под яркими лучами солнца. В этот миг Воробышек абсолютно счастлив! Но… Его срезают. Приносят домой. Ставят в воду, пропитанную питательным раствором. Все надеются, что Воробышку здесь будет хорошо. Но его улыбка быстро вянет. А затем лепестки опадают один за другим.
Потому что, срезав тюльпан с земли, его лишили надежды. Отныне в его жизни все предопределено: ваза, подоконник и питательный раствор.
Но если цветок лишить надежды, он увядает. Такова природа цветка.
И человека, возможно, тоже. Ника хотела это дописать, но не стала. Потому что уже совсем получалось не по теме задания. И так реферат получился не совсем стандартным. А вдруг его действительно прочитают?
Она даже подумала, не заменить ли свою работу какой-нибудь скачанной заготовкой. Однако в последний момент поленилась и отнесла свое.
– Конечно, ты немного неправильно описала жизненные циклы тюльпана, – продолжил учитель. – Кстати, ты знаешь, что тюльпаны эфемероиды, а не эфемеры? Нет? А ведь я объяснял на уроке.
«Значит, он все-таки читает рефераты».
– Хм, ну хорошо. Ты точно сама все нарисовала?
– Сама.
– Молодец. Предмет, конечно, надо было бы тебе подучить. Эфемеры живут один сезон. А эфемероиды многолетние. Так что тюльпаны не умирают, когда, как ты написала, их лишают надежды.
«В этом тюльпаны отличаются от людей», – подумала Ника.
– Кстати, откуда такое нелепое имя для тюльпана? – Учитель суховато улыбнулся. – Оно не к месту. Следовало бы, конечно, снизить тебе балл за лишние фантазии. Но я не стал этого делать: ты старалась, это надо ценить. Понимаешь? И ты хорошо рисуешь.
«Ему понравилось!» – Ника обрадовалась. Значит, ее рисунки могут нравиться! Может, эта странная тяга рисовать не так уж безнадежна? А вдруг он расскажет про нее мастер-учителю с большой земли? Тому, что приходил в школу в окружении железных столбов. Ах, как было бы чудесно!
Тот, над кем брал шефство мастер-учитель, практически гарантированно попадал на большую землю. Остальным выпускникам школы мало что светило. Теоретически можно было попытаться поступить в вуз самостоятельно – без рекомендации мастер-учителя. (Все вузы находились на большой земле.) Говорят, когда-то кому-то это удалось. Только чудеса на то и чудеса, чтобы случаться раз в сто лет. Не чаще.
Если бы только знать, как мастер-учитель выбирает везунчиков! Прямо подходить к нему бесполезно. Попробуй еще подступись, дроны могут и током со зла шарахнуть. А хоть и пробьешься сквозь заслон, ничего не получишь, кроме пары холодных фраз. Типа: «Скажите фамилию, посмотрю».
Только толку ноль. Ничего он не посмотрит: проверено. Не помнится, чтобы интель потом кого-то вызывал из подходивших. Зато таких ребят начинали жестко троллить школьные банды.
Попытка превращалась в пытку.
Поэтому напрашиваться в ученики интелю было опасной глупостью.
Еще пропуск на большую землю можно было получить в спорте или армии. Конкуренция там, конечно, была жесткой. Зато шансы выглядели реальными. Все спортивные звезды вышли из социального квартала.
Существовали и еще какие-то варианты попасть на большую землю. Но они по большей части относились к области городских легенд. Вроде – одна бабушка возделывала свой садик, ее заметили и забрали.