ВДВ. Врач полка. Армейская сага военного медика

правоприемнику царской России. А затем снова была оккупация и румыны были здесь до 1944 года. Повторное возвращение, и т. д. Но до сих пор «горячие» румынские парни не расстались с идеей о «великой Румынии». Красная керамическая черепица на многих домиках, да и сами дома со специфической архитектурой, тротуары из камня песчаника, все это напоминало о бывших хозяевах на этой территории.

Прихожу домой, а у меня гости. Приехала жена с дочерью. И даже обед уже готов. Красота. Делимся последними новостями и впечатлениями. Я даже успеваю немножко отдохнуть. Жена собирается самостоятельно заняться поиском работы по специальности, а также устройством ребенка в школу. Я ничего не имею против, потому что сам еще не имею никаких возможностей в чем- то ей помочь, поспособствовать.

И снова трехкилометровый марш. Теперь конкретно на службу-работу. Теперь уже в повседневной форме, но еще брюки на выпуск. Или как еще говорят армейские острословы, брюки об асфальт. Хотя я прекрасно видел, что весь личный состав полка, да и всего гарнизона, ходит в сапогах, но я на всякий случай, легонько провоцирую. Хочу посмотреть какова будет реакция командиров и начальников.

Медики, в лечебных учреждениях типа госпиталей, сапоги одевают со стонами и проклятиями на голову тех, кто их придумал, только тогда, когда, иногда, собираются по учебной тревоге. А так они на «службу» идут в туфельках, а там переобуваются в какие -нибудь растоптанные тапочки. И их ножки целый день благоденствуют, проветриваясь и не парясь.

«Войсковое звено медработников в Советской армии- черная кость. Они ничем не должны отличаться от всех остальных военнослужащих в части, " – так думают и так считают их командиры и начальники. И после того, как любой доктор войскового звена в течении трех-пяти- десяти и более лет походит в сапогах, он ни за что не согласится дать послабление в этом отношении поколениям коллег, которые следуют за ним. О, как я их понимаю, но у меня есть на всякий случай отговорка. Из полевой формы имею только ПШ, а сейчас по армейскому, тем более южному календарю, лето. И для того чтобы натянуть на ноги сапоги, мне их нужно сначала получить. А к ним нужно получить с вещевого склада и ХБ. Я ведь все предыдущие шесть лет обувал сапоги только тогда, когда выезжали раз в год на полевые занятия. Мои подошвы тоже разнеженные, но ничего, это ненадолго. Скоро и они узнают, что такое весь день хлюпать в собственном поту, который стекает со всего тела в сапоги от немилосердно палящего бессарабского солнца. Или же наоборот, превращаться в ледышки, стоя на плацу в течении всего дня, во время строевых смотров под нещадными степными ветрами, при температуре минус, максимум двадцать пять градусов, но я об этом пока не думаю, потому что не знаю.

Итак, прибываю в медпункт. Дневальный на КПП сказал, что командир уже в части, но где – то на территории. Я с территорией еще не знаком, искать его не буду. Захожу в свой кабинет, ключи от которого мне вручили еще до обеда. Переодеваюсь в халат, беру и вешаю на шею фонендоскоп. А ля доктор. В коридоре, на узких деревянных скамейках вдоль стен уже сидят те, что ждут моей помощи, мои первые клиенты-пациенты.

Они выглядят далеко не так, как те бравые десанты, что мы привыкли видеть на парадах и в фонтанах. Три – четыре раза за два года, и это в лучшем случае, одевает советский десантник парадное обмундирование, не считая убытия по демобилизации домой. А может так случиться, что и ни разу и за всю службу. В остальном это ХБ летом и ПШ зимой. С пилоткой или шапкой-ушанкой на голове, соответственно, сезону. Берет- это, как корона у короля, одевается только по большому случаю.

Учитывая, что советский солдат и десантник, в том числе, занимается самообеспечением и самообслуживанием, то и форма одежды у него соответствующая. Наряды по подразделению и по столовой, караульная служба и разгрузка угля, заготовка овощей и фруктов в местных колхозах и совхозах. Прыжки с парашютом и вождение техники. Стрельбы на полигоне и

физподготовка. И все эти интенсивные нагрузки накладывают свой отпечаток, как на его организм в целом, так и на его внешний вид, в том числе и на форму одежды.

Основная масса, особенно на втором году службы, выглядят опрятно и молодцевато. Некоторым сержантам и старшинам не грех позавидовать и нам, офицерам-мужикам. Они выглядят так, что куда там хваленому Рэмбо,

но есть солдаты первого-второго периода службы, и их тоже много, и порою они в таком виде, что лучше бы глаза наши их не видели. Изредка, но бывают солдаты, которые за два года даже не узнают, где находится этот медпункт, но это редкость, конечно. Во первых, все без исключения проходят раз в год диспансеризацию. Затем всевозможные прививки и медосмотры, поэтому если кто – то хвастается, что он на протяжении всей службы, даже не знал дороги к МПП, это мягко говоря, неправда.

Положено приходить на амбулаторный прием под командой санитарного инструктора роты. В его отсутствие, должен приводить старшина роты или любой назначенный старший. Самостоятельное одиночное посещение МПП запрещено. При этом больные должны прибывать переодетыми в чистую форму одежды. У старшего должен при себе ротный (батарейный) журнал записи больных.

И даже в идеале этот журнал должны приносить в медпункт за несколько часов до прибытия больных, чтобы дежурный по медпункту заранее знал, сколько больных в этот день должно прибыть на прием. И подготовить все необходимое для их встречи. Что, увы, при всем нашем желании, далеко не всегда выполняется на деле. Да, конечно, прием по неотложной помощи у нас как и везде круглосуточный, без всяких предварительных оговорок. О чем и гласит надпись на табличке, прикрученной к входной двери.

Так вот я направляюсь в приемное отделение. В разных позах застыли десантники, нуждающиеся в моей помощи. Кто – то, откинувшись головой на стенку, досыпает, недоспаное в карауле. Кто- то, скрючившись, держится за палец. Третьи, тупо уставившись в противоположную стенку, думают о чем – то своем. Все они прекрасно знают, что никакие команды «встать», «смирно», и т. п. в стенах лечебного учреждения не подаются, а потому на мое появление никто не дергается, не подпрыгивает. И это верно. Здесь больные. Но бывали случаи, когда самодуры с большими звездами на погонах об этом забывали.

Занимаю свое место за столом. Медпунктовский санинструктор старшина срочной службы помогает мне на приеме вместо дежурного прапорщика Недялкова, потому что он «сильно» занят неотложными делами в аптеке. На дворе, как я уже говорил, почти середина сентября. Довольно тепло, а потому амбулаторных больных мало. Всего – то человек пять-шесть.

– Кто там первый? Заходи, -подаю я команду.

– Товарищ лейтенант, здесь есть один из третьей батареи зенитного дивизиона, с панарицием среднего пальца правой кисти, -докладывает мне санинструктор.

– Да, конечно, с него и начнем. Заводи.

Дверь в гнойную перевязочную открыта. Медсестра Шулякова находится там и все слышит.

– Тамара Алексеевна, готовьте обезболивающее, будем вскрывать панариций!

– Да, я слышу, уже готовлю! – отвечает она. Я осматриваю палец пациента. Здесь типичный случай. Завожу его в нашу «мини операционную». Провожу обработку операционного поля, обезболивание, вскрытие, зачистку, дренаж и все прочие манипуляции, как учили. Краем глаза наблюдаю за своей ассистенткой. Она тоже внимательно и напряженно следит за всеми моими действиями. И догадываюсь, что ждет, на чем я проколюсь, какую допущу оплошность. Или может у меня рука дрогнет. И тогда у нее появятся козыри против нелюбимого с первой минуты доктора. Увы, я не оставляю ей такого шанса, и это ее раздражает, что хорошо заметно по мимике дряблого лица.

Каждого пришедшего на прием нужно расспросить. При необходимости (положено всех поголовно) раздеть догола и осмотреть кожные и слизистые покровы. Простукать перкуторно и выслушать аускультативно. Все показания занести в индивидуальную медицинскую книжку. Эти книжки и вся остальная амбулаторная документация хранятся здесь же. В шкафах и тумбочках приемного покоя. Зарегистрировать паспортные данные в книгу амбулаторного приема и зафиксировать эти же данные в ротную (батарейную) книгу записи больных. Если военнослужащего я определяю на стационарное лечение в лазарет медпункта, то соответственно, здесь же завожу на него историю болезни. И все те же показания отражаю в ней.

Так как в данном случае мне пришлось произвести хирургическое вмешательство, то все свои действия, поминутно расписываю в операционном журнале. Вся эта писанина занимает уйму моего времени, но иначе никак нельзя. Ранее я уже упоминал, что медики для того, чтобы облегчить в случае чего жизнь прокурорам, должны беспрерывно фиксировать свои действия на бумажных (тогда), и плюс электронных (теперь), носителях. Потому как если чего -нибудь случится, пойдет не так, как того нам хотелось бы, то дяди и тети, у которых мечи со щитами в петлицах, мгновенно появляются без приглашения, и в первую очередь, отбирают у нас все эти самые носители информации, чтобы мы задним числом не внесли, какие -либо изменения в свои же записи. А потом по ним же нас и разобрать до косточек.

Поэтому скрипя зубами, беспрерывно пишем. С учетом небольшого сегодня количества больных, прием я заканчиваю относительно быстро. Двух оставляю в стационаре лазарета. Двум назначаю продолжение амбулаторного лечения. Одному записываю освобождение от физических нагрузок в течении трех суток. Остальные обошлись однократной медицинской помощью.

Затем иду в стационар. Осматриваю и опрашиваю всех, кто там находится. Корректирую их дальнейшее лечение. Домой возвращаюсь в восемь вечера. По армейским меркам это очень даже рано. Первый день службы прошел вполне благополучно.

Представление командиру

Владимир Озерянин (http://www.proza.ru/avtor/vladius)

см. ФОТО:1.Слева направо-командир полка, подполковник Бабич О. И., Заместитель командира полка по политической части, майор Н.В.Зубов. 2. Начальник штаба полка, подполковник Р. Карпов. (на переднем плане). 3,4. Солдаты и сержанты тех лет, в полку. Мои подопечные.

Вчера меня начмед предупредил, что рабочий день в полку для офицеров начинается в семь утра. Ежедневное построение всех офицеров и прапорщиков возле штаба ежедневно в восемь утра. И чтобы я не выглядел белой вороной, мне желательно срочно переодеться в ХБ и сапоги. Поэтому я поднимаюсь в пять утра, благо, для меня это не в тягость, давно привык. Спокойно выполняю все утренние процедуры и в семь ноль-ноль пересекаю проходную. Уже в сапогах, с собою привезенных, но пока в ПШ.

Проверяю состояние больных в стационаре, в первую очередь, своего первого прооперированного с панарицием. У всех находящихся в лазарете состояние удовлетворительное. Я пока на построение решаю не идти, чтобы не выделяться на общем фоне своей формой одежды, заполняю дневники в историях болезней, завожу новые, на тех кому это необходимо. А также записываю все, что необходимо по журналам. В девять утра иду на местный вещевой склад и по вещевому аттестату до получаю все необходимое имущество.

А еще через час переодеваюсь, и уже ничем не отличаюсь от старожилов полка. Практически никто не обращает внимания на то, что для лейтенанта я вроде уже как староват. А если еще и видят в петлицах и на погонах эмблемы со змеями вокруг бокала, то относятся вообще с пониманием, потому знают, что на докторов учатся достаточно долго. Не то что четыре года на обычных офицерских курсах «Выстрел». Продолжаю работу в стационаре и амбулатории.