Как оказалось, основная часть аборигенов, это болгары, переселенцы, которые эмигрировали со своей родины под защиту Российской империи, спасаясь от турецкого насилия более двух веков назад. О расшифровке названия города узнал намного позже. Болград не потому, что болгары населяют его, а потому что бол- по болгарски означает изобилие, ну и град, само собой. Город изобилия. Если в плане фруктов и овощей, то соглашусь. В остальном, все было в обычном, советском дефиците.
Вторая, наиболее существенная часть местного населения, это гагаузы. Я – то и слово такое в тот вечер услышал впервые. Оказалось, что это турецкое племя, и язык у них, соответственно, за незначительными отклонениями, турецкий. Но оно (племя), по каким – то причинам рассорилось с основной частью своей родины, и тоже люди уехали в эти бессарабские края. Российский царь, не будь дурак, взял их под свое покровительство при условии, что они примут христианство. И счастье Украины и Молдовы, где они более —менее компактно проживают, что они не мусульмане. Иначе, давно имели бы мы свою пороховую бочку.
А далее по численности идут молдаване, русские, украинцы, румыны и все, кто только проживал на территории Советского Союза. До развала Союза все было относительно благополучно.
От нечего делать, мы болтались по городу, по базару и магазинам. Кто – то предложил на следующий день съездить снова на ту сторону озера и насобирать орехов. Так и сделали. Взяли мешки и поехали. Орехов там были целые плантации.
Собираем, трясем деревья, лазим по ним с палками, заготавливаем на зиму подножный и, как нам казалось, ничейный продукт. Сидя высоко на дереве, случайно замечаю двух ковбоев на одном их холмов. Они поглядывают в нашу сторону и прислушиваются. В руках держат охотничьи ружья. На всякий случай шикаю, чтобы мои парни притихли. Но охотники уже направляются к нам. Подходят, интересуются, кто мы такие и что здесь делаем, предварительно представившись местными лесниками. Мы тоже, в свою очередь, не стали скрывать и отнекиваться. Рассказали откуда мы. Тогда они нам объяснили, что орехи принадлежат лесничеству, и просто так кому попало их собирать нельзя. Мы пообещали, что больше не будем. Про себя решили, что меньше тоже не станем. На том и порешили. Они ушли, а мы дополнили свою тару и уехали все ко мне, потому что орехи еще надо было просушить. А мой заасфальтированный дворик к этому как раз и подходил.
В оставшиеся дни отлеживались на пляже и купались в озере. Температура воды этому способствовала. Но вот и наступил конец незапланированным, десятидневным каникулам. Мы снова в форме, идем в штаб. Стучимся в дверь кабинета начальника.
– Можно?
– Да.
У начальника кислая рожа и он держится за голову.
– Отдохнули? – это он нам.
– Так точно! – это мы ему.
– Ну, тогда за дело. Сейчас я распишу, где каждому служить. Затем пойдете в отделение кадров, и там вам оформят предписание.
Кратенько опросив, кто и кем себя видит в перспективе, тут же расписал-раскидал нас по неведомым для нас еще полкам и отдельным батальонам. Ни о Веселом Куте, а ни тем более Кишиневе, речи не было. Я уже про себя успел порадоваться, что предсказание полковника Сердцева не сбылось.
– Все, идите к кадровикам. Там скажете на словах, куда я вас определил. Сегодня пятница, а с понедельника выходите на службу в своих частях. Свободны.
На втором этаже противоположного корпуса находим отделение кадров. Снова стучимся, заходим. За столом, в небольшом кабинетике, восседает вальяжный полковник. Табличка на дверях гласила, что его фамилия Левчук. Представляемся, здороваемся. По его приглашению присаживаемся на стульях за приставной столик.
– Медики говорите? После Ленинградской академии значит? Гребенюк вас уже расписал кого куда, говорите. Вася!, а подай – ка ту телеграмму, что по медикам! – громко приказал он какому – то Васе, который выглянул из-за неприкрытой двери из смежного кабинета. Прапорщик, видимо Вася, подал полковнику четвертушку от стандартного листа серой бумаги. Левчук натянул на физиономия очки, сосредоточился и начал зачитывать: «На основании приказа… от… всех четырех, нижепоименованных выпускника ВМедА, лейтенантов… срочно откомандировать в в.ч. города Кировабад, Азербайджанской ССР».
Мы не слышали номер приказа, дату и прочую лабуду. До нас только дошло, что всех четверых надо срочно отправить в Кировабад. Наши морды вытянулись, нижние челюсти отвисли.
Полковник внимательно посмотрел на нас.
– Ну, че приуныли? А Гребенюк разве не знает о существовании этой телеграммы?
– Видимо, даже не подозревает, -ответил я.
– А как это так случилось, что нас распределили сюда, а теперь перекидывают черт знает куда? – набравшись наглости, с учетом того, что нам здесь больше нечего терять, спрашиваю я полковника.
– А это вы спросите у своего Гребенюка, который от балды подал заявку на четырех выпускников, не заглянув в свой штат, не поинтересовавшись даже, имеются ли свободные места для них. Ну, и благодарите своих московских начальников, которые хоть и с опозданием, но исправили его ошибку.
– Товарищ полковник, разрешите обратиться, лейтенант…
– Слушаю тебя.
– У меня следующая ситуация. Моим однокурсникам намного проще, они даже свой багаж еще с почты не забирали. Сейчас переадресуют, возьмут билеты и уедут. А как быть мне? Я уже получил и разгрузил в снятой квартире контейнер. Теперь нужно снова все это грузить и отправлять.
– Да, действительно, проблема. Особенно с учетом того, что получить контейнер у нас не так – то просто. Идите к Гребенюку и решайте вопрос с ним.
И тут же снимает трубку и соединяется с нашим несостоявшимся начальником.
– Борис Васильевич, ты в курсе, что я твоих академиков отправляю в Кировабад?
– Как в Кировабад? – слышу я в трубке…
– А это ты у своих московских хмырей спроси. И сам вспомни, как ты на них заявку сочинял, с какого будуна, если в дивизии для них нет вакансий. Полковник уже нас не стеснялся, потому что мы для него были перед глазами последний раз в его жизни.
– Так, пока я буду выписывать и оформлять перевод для твоих однокурсников, беги к Гребенюку и решай вопрос, -то он мне говорит.– Чем быстрее, тем лучше.
Я выскакиваю на улицу, и сначала по – быстрому перекуриваю ситуацию. Затем стучу в дверь к ненавистному уже теперь местному начмеду. В этот раз без всякой дрожи в коленках и без зазрения этой самой совести. Мне уже в этом Болграде все равно делать нечего, и стесняться некого. Это по его вине мы оказались здесь. Это с его подачи я теперь прибуду в этот Кировабад самым последним, и хорошо, если еще там будет хоть какая – то должность. Захожу в кабинет. Подполковник по – прежнему страдает с похмелья, смотрит на меня из -под лба.
Выкладываю ему ситуацию с контейнером, он аж застонал.
– Езжай прямо сейчас в Табаки и узнай, как быстро можно получить этот самый ящик-контейнер.
– Да, я в курсе, – раздается за моей спиной голос машинистки- секретарши, – минимум месяц-полтора нужно ждать. Вот на днях офицер из службы РАВ ездил, для себя заказывал, – говорит она.
– О, ужас! – произносит со стоном подполковник.– Но что же делать? Чем ты будешь у меня полтора месяца заниматься? Москвичи ведь меня не поймут. Что же можно придумать?
Стискивая ладонями виски, вопрошал он, закатывая глаза к потолку. Видимо, своих начальников он побаивался всерьез. Затем схватился и начал думать, вышагивая взад-вперед по кабинету.
– О, кажется, придумал! Если он, конечно же, согласится.
– Значит ситуация такова, – присев за стол, подполковник теперь обращался ко мне. – У нас сейчас на гауптвахте сидит лейтенант Кичук. Выпускник Томского факультета этого года. Он по штату младший врач 299 —го полка. Будучи начальником патруля, умудрился напиться и сам загремел на нары. Я его сейчас вызову с гауптвахты, если он согласится ехать вместо тебя в Азербайджан, то вопрос будет решен. А ты согласен идти на должность врача полка?
– А куда мне теперь деваться, не до жиру, – отвечал я.
Достаточно оперативно лейтенант с гуппельвиллы прибыл в кабинет к начальнику. Гребенюк обрисовал ему ситуацию.
– Товарищ подполковник! По гроб жизни буду вас благодарить! – начал заверять лейтенант.– Мне ведь теперь в полку делать нечего. Там замполиты вместе с медперсоналом на меня длинные клыки заточили. Так что с огромным удовольствием уеду из этого вашего Болграда. Даже и не сомневайтесь.
Гребенюк тут же позвонил Левчуку, и в общих чертах быстро рассказал ситуацию. Тот в свою очередь заверил, что проблем с такой заменой быть не должно. Для Москвы все равно, какой лейтенант, лишь бы количество совпадало. Все облегченно вздохнули. Я понял, что теперь не надо выбивать и дожидаться злополучного контейнера. С другой стороны, именно дефициту этих железных коробок, я обязан тем, что остался все таки в 98 ВДД, а не попал в 104-ю.
– Все, иди к Левчуку, выписывай предписание на 299 ПДП, младшим врачом. Выхожу во двор, мои однокашники уже здесь, перекуривают.
– Ну что? -почти хором спрашивают меня. Мне в какой – то степени неудобно перед парнями. Получается, что их сюда сманил, а сам теперь от них отрываюсь. Как могу, объясняю ситуацию. И прошу у них прощения.
Они наперебой заверяют, что все понимают, и на меня не в обиде. Прошу подождать здесь, пока я получу свое предписание. Выйдя от кадровиков, предлагаю ребятам идти ко мне на квартиру, забрать свои орехи. Они соглашаются. Но сначала все вместе идем на почту. Они покупают посылочные ящички. Приходим ко мне, каждый пакует по коробке уже высохших орехов, и адресуют на родину. Снова идем на почту и пацаны отправляют по домам привет из дикой Бессарабии.
Затем идем в военторговскую столовую, где обедаем, с принятием по сто граммов, для снятия сегодняшнего стресса. Здесь же договариваемся, что завтра с утра, я провожу их на автовокзале в обратный путь. На этом и расстаемся.
Встречаемся в девять утра на вокзальной остановке. Все та же привокзально-базарная суета. Все еще тепло. До отправления автобуса около двадцати минут. Ребята в форме, а я уже по гражданке. Состояние на душе у всех крайне тоскливое. Обрывается последняя жилка в пуповине, связывавшая нас столь длительное время. Курим, говорим о том, о сем и ни о чем. Я стою чуть в сторонке, справа. Вдруг слышу за спиной голоса:
– Здравствуйте, ребята.
– Здрасте.