Расцвет Рагнарёка

– А вы говорили: «с мотыгами против охраны»… – с ужасом оглядывала это место атаманша фоморов.

– На гербе рода отца, от которого он отказался, чтобы жениться на маме, был этот красный дракон, – проговорил Вирбий Диане. – Мы – Лафо, названы в честь него. Он когда-то обитал в Лонгшире и стерёг сады плодовых деревьев. Видимо, наши предки родом с тех мест. Одни считали его защитником, другие – угрозой. В итоге дракона прогнали. Может, опять-таки наши предки, получив такое имя рода. Может, мы – герои, изгнавшие чудовище, кто знает. А теперь вот он здесь, как бы ни встретиться. Наверняка он на эльфов Лонгшира там зубы точит.

Пленница-гарпия же за счёт своей длинной шеи тянулась к клинкам, что её пригвоздили, хваталась зубами за лезвие и пыталась вытащить, выдернуть их и освободиться. Рыдающая капитанша патруля наг иногда приходила в себя, находя в себе силы продолжить допрос. Спрашивала, где они, где Горгоны, но гарпия ни на что не желала отвечать, лишь трепыхаясь да пытаясь вырваться.

Тогда Падмавати рванула клинок на себя, который та держала крепко зубами, и рассекла рычащую и скалящуюся голову гарпии напополам. Туша женщины-птицы тут же обмякла, а остальная стая, громко заголосив, заносилась в небе быстрее и суматошнее, в большинстве своём покинув это место и уносясь прочь.

– Про статуи я так и не поняла, – обернулась Ди на фигурки сжавшихся маленьких наг.

– Медуза у них чародейка, – пояснила Падмавати. – Способна накопить силу и с диким воплем превращать взглядом в камень целый отряд пред собой. Тут она, видимо, «повеселилась», Иблис её порази. Кого в статую обратили, кого закололи, – оглядывала она место бойни. – Все наши здесь. Мертвы или так, или эдак. Пленных не брали… – подползла нага к фигурам своих окаменевших детей. – Видите? А вы ещё жалеете этих повстанцев. Они не дракайны, они изверги! Твари! Демоны преисподней. Ещё одна кара, как нашествие саранчи. Но за что? Народ наг и без того малочислен…

– Они доведены до крайности, вот и одичали… – пыталась начать Ди, но Кьяра притянула её к себе, оборвав и прошептав, что сейчас не лучшее время.

Она опасалась, что нага на почве горе впадёт в безумие и набросится на Диану, услышав попытки оправдать все эти действия. Разрубленные напополам и на куски тела наг-воинов и воительниц виднелись повсюду. Земля была влажной от обилия крови. Там и тут попадались уже обглоданные гарпиями кости, отдельные кисти рук, головы, хвосты и просто изувеченные тела. Кто с ранениями и обилием порезов, а кто уже распотрошён острыми птичьими когтями, отхватившими куски мяса. Зрелище было столь ужасное, что леди фон Блитц прижала к себе Диану, не желавшую это видеть вокруг.

Провести ночь всё же пришлось здесь, в остатках от гарнизона, что было нужно не только путникам с дороги, но и куда больше самой Падмавати, чтобы хоть чуточку успокоиться, хоть немного свыкнуться с потерей детей и прийти в себя. А заодно она надеялась, что сюда, проверить, нет ли живых, вновь сползутся повстанцы, так что появится шанс отомстить им на месте, встретив угощением из вихря клинков. Но, увы, восставшие наги разгромленный лагерь не навестили.

Капитанша велела Ядвиге и Ханне отстреливать всех гарпий, которых те увидят. Обещала возместить им все стрелы. А поутру Вирбий и Кьяра помогали с погребением не окаменевших изодранных тел. Правда, договориться эти двое меж собой ни о чём никогда не могли. Только и спорили: делать ли братскую яму-могилу или же раскапывать для каждой отдельно. И если так, то вырыть все сразу или же раскопать, закопать тело наги и переходить к следующей.

Что бы ни предлагал Вир, у леди фон Блитц было своё собственное и всегда не совпадающее с ним мнение. Так что работы по похоронам затянулись аж до полудня. И в самое пекло, под ярким солнцем земли Нид компания двинулась вереницей, таща пожитки и то, что удалось взять собой из лагеря. А Бром ещё над собой в особом, янтарного цвета поле нёс окаменевших детей Падмавати как бы внутри энергетической сферы, внутри которой царили чары магии земли, влиявшей на гравитацию.

– Не знаю, какой получится рапорт. Я сама не своя. Буду истерить на докладе, не как солдат, а как безутешная мать, потерявшая детей… – злилась сама на себя капитанша людей-змей.

– Доказательства предъявите… – пыталась как-то поддержать её Ядвига, имея в виду каменные изваяния, но при этом понимала, что слова её способны и сделать хуже, надавив на не затянувшиеся душевные раны.

– Как там Бром? – обернулась на гнома Кьяра.

– У великого Брома всего один вопрос, – проговорил тот. – Почему именно Бром Дерзкий Гром тащит статую?!

– Это называется скульптурная композиция, – блеснула эрудицией аристократка фон Блитц.

– А ты что? Предлагаешь нам тащить? Хочешь переложить тяжести на хрупкие женские плечи? – крикнула ему идущая впереди атаманша.

– Ой, вот начинается. Вот не надо. Все вы, бабы, лисьи морды! Сначала, типа, желаете равноправия, равенства, матриархат там у вас, а потом чуть что – так: «как можно, я женщина!», «не женское это дело!», «не при женщинах так выражайся!». Ой, ранимые, ой, нежные, ой, слабенькие! – причитал Бром. – Вы, прежде чем что-то требовать, потрудитесь хоть в словаре найти значение слова «равенство». Вон Бальтазар там рассказывал, что какой-то гном пятитомник выпустил. Купить не забудьте, может, чему научитесь!

– Так потому и матриархат, глупый ты говорящий бочонок, – хмыкнула пани Софра. – Чтобы вы тяжести таскали, а мы вам говорили, куда их ставить. Женщины должны руководить, управлять, планировать. А ваша задача – делать и исполнять.

– Ага, слышал бы это мой прадед… Ну, впрочем, гномами вон правит Морриган, а до неё принцесса Аврора… Ничего хорошего, правда, из женского руководства Черногорьем не вышло, чисто так, для справки, – проворчал гном.

Не раз в пути отряд Софры в сопровождении троицы наг натыкались на разрушенные лагеря своих. На юге Нид повстанцы совершали дерзкие точечные нападения прямо на укрытия дозорных и патрульных, обращая весь край в эдакую «слепую зону», чтобы самим, видимо, где-то здесь укрываться.

Путешественники видели песчаные смерчи, обходя их как можно аккуратнее поодаль. Одну из бурь пришлось пережидать в подземных укрытиях, зато там удалось немного пополнить провиант местными сухофруктами. А вот мясо ящериц и пустынных крыс гости попробовать отказались.

Все, кроме Вирбия, которого невесть кто дёрнул за язык похвастать, что он ел даже змей. С тех пор вся троица наг на него крайне недобро поглядывала, а Ди боялась, что одна из блондинок захочет себе его голову как сувенир, и старалась от брата не отходить, чем вызывала недовольство у Кьяры.

Впрочем, конфликтовать никто не желал. Абсолютно все стремились поскорее попасть в Тифею, столицу наг или дракайн. Правда, цели у путников отличались. Бром, к примеру, ждал прихода в столицу, чтобы отдохнуть с дороги и выпить чего-нибудь крепкого. Местные распри между людьми-змеями его совершенно не заботили. А вот Диана и вправду хотела помочь, только не знала, как. Атаманша фоморов готова была оказать какую-либо услугу, но всегда своим напоминала о деле и миссии – они здесь за ваджрой, так что в первую очередь нужно забрать её.

Большой город представлял собой прямоугольные постройки элиты, окружённые эдаким лабиринтом из стен, среди которых были дома для скота, жильё прислуги, кухни, склады, сараи с инструментами, и всё – очень похожим друг на друга, выстроенным по одному принципу.

Чаще всего здания были одноэтажными. Но, видимо, чем богаче был представитель знатной касты, тем больше пристроек и надстроек он мог себе позволить. Так что каменные виллы из кубических и прямоугольных блоков иногда возвышались на несколько ярусов с тенденцией к уменьшению, формируя эдакие пирамиды.

Улицы казались грязными, нечищеными, так как нижние касты отныне здесь не трудились и не убирали, а высшие считали, видимо, недостойным опускаться до такой тяжёлой работы. Потому всё кругом выглядело запущенным и неухоженным. Кучи всякого хлама повсюду.

Из-за того, что некому было возделывать даже поля и огороды, у знати начинались проблемы с провиантом. Конфликт привёл к недовольству и несчастью абсолютно всех слоёв общества, но при этом никак не мог разрешиться. Большие загоны пустовали. Похоже, местных животных тоже снарядили на войну и увели на юг.

Пирамидальным был и главный центральный дворец. Он располагался так, что всё остальное на случай войны превращалось в его защитные укрепления. Со стороны усадеб можно было вести бои, не подпуская к центральной зоне и обороняя её как главный и последний оплот, а ещё сползаться туда из построек, которые удастся захватить под натиском врага, и тем плотнее укреплять центр остатками армии и подмогой.

– Мам, пройдёмся по магазинам? Купим местные бусики какие-нибудь? – просилась Ханна.

– Думаешь, они чем-то торгуют? Такой хлам кругом, дороги не чищены, мусор на каждом шагу, кости, объедки, платки… Их убирать совсем не учили, что ли? Не буду я среди такой грязи ничего покупать, одна зараза подцепится, – возмутилась та.

– Здесь так много шьют, что им легче выбросить, чем постирать, похоже, – отметила её дочь. – Лён и хлопок выращивают, шелкопрядов содержат, я почему-то думала, наги живут как первобытные дикари. Охотятся да едят путешественников типа заплутавших имперских патрулей.

– А кто сказал, что не едим? – слышала их и усмехнулась Падмавати.

– Пирамида… – произнёс Вир, взбираясь вверх по ступенькам центрального дворца. – Пирос и мидас, что значит? – поглядел он на младшую сестрёнку. – Это наш древний эльфийский, между прочим, надо бы знать.

– Огонь… в середине, – ответила Ди.

– Верно, вон видишь, вход в пирамиду находится прямо по центру сей лестницы, там, внутри, не только жильё царицы, но и священный храм, где зажигают огонь, – кивнул Вир. – С деревом тут туго, как помнишь, так что из шахт добывают горючие камни. Мы с тобой их видели в остатках от лагерей.

– Угу, – кивнула Диана. – Нам бы не помешали, чтобы лес не изводить на дрова.

– Кто знает, может, ещё и торговлю как-то наладим однажды… – обнадёжил её старший брат. – Горюч-камень добывают и в Черногорье, и в Мимире. Вообще, он много где может быть, мы ведь не устраиваем раскопки на каждом шагу и даже у каждой горы.

Внутри путников встретило богатое убранство: литые вазы из металла с искусной резьбой. Не просто узорами, а целыми сюжетами, рассказывавшими свои истории на разных ярусах в процессе вращения. Красные и синие краски на стенах. Эти цвета преобладали так, что Диана невольно вспоминала о красно-синих флагах Сопротивленцев – тех, кто восстал против власти императора и отжал свой кусок в виде Вольных Городов.

Изредка здесь, конечно, были вкрапления чёрного, синего и фиолетового, но чаще всего из таких дополнительных оттенков встречался зелёный. В каком-то смысле он был даже третьим доминирующим, просто появлялся не везде и был представлен всё ж таки не в том многообразии, в котором бросались в глаза красные и синие краски.

Телохранители, советники, слуги, разные приближённые. Смуглые, краснокожие, серокожие, зеленоватые, каких только не было. Женщины-воительницы и усатые мужчины с голым мускулистым торсом или небольшими нагрудниками, соединёнными с металлическими гладкими и шипованными наплечниками. У некоторых позади шеи даже раздувались кожаные складки на манер капюшона кобр. Писарь с глиной: похоже, здесь скудно рос даже папирус, так что всё выводили на специальных табличках.

А на украшенном самоцветами троне с обилием подлокотников, сделанном, кажется, из огромной кости, восседала правительница – махарани по имени Радха. Нага с рыжеватой чешуей и такого же оттенка густыми распущенными волосами, такими же волнистыми, как, к примеру, у Падмавати, только ещё более пышными и длинными.

У неё были многосоставной пояс с мерцающими монетами, топ со свисающей на стройный атлетичный живот бахромой. Ещё изящные витиеватые украшения плеч, напоминавшие розовые бутоны цветов в сочетании самых разных полупрозрачных тканей. А на кончике хвоста к плотной «погремушке» крепилось сложное оружие с обилием лезвий, которым можно было рубить и колоть.

– Говорить, как лидер, с ней буду я, если вы не против, – проговорила пани Софра своим.

– Вы – атаманша, – не стала спорить Ядвига, перевязанная и перебинтованная после своей дуэли.

Правительнице все поклонились, а первой с докладом вперёд выползла Падмавати, рассказывая обо всём, что случилось. О пленниках, о лагерях, о гибели сослуживцев и их семей, в доказательство показывая, не без помощи Брома, постамент с окаменевшими дочерьми.

– Они заняли собой всё подножье горных цепей юга. Но едва я послала войска, как они попрятались в пещерах, затаились в ущельях и им очень удобно было справляться в узком пространстве с натиском моих воинов, – рассказала им махарани.

Медный голос её звучал строго и грубо, каждое «р» она выговаривала словно с особым остервенением, при этом, как и все прочие наги, растягивала шипящие «с», «ш» и «щ». А вот звук «л» произносила почти всегда каким-то смягчённым, как «ль», что создавало резкий контраст в её говоре между «посляля» и «попръятались в пещ-щ-щъеръах».

– С ними ещё и гарпии летают, находя, чем поживиться! – с оскалом произнесла Падмавати. – Повстанцы не считают нас за равных себе! Не хоронят, оставляют на растерзание свирепым тварям! Подкармливают наших врагов!

– При них также дракон Лафон, потомок чудовищного Форкия, уничтоженного Герой, приютившей маленького дракончика охранять сады Лонгшира. Но эльфы прогнали его оттуда, и он вынужден был среди здешних скал коротать своё время. Сколько злобы и ненависти он испытал и впитал… А теперь они ему поклоняются. Используют для нападений, – сообщила Радха. – Златовласая Эвриала призывает отказаться от веры в старых богов и отныне лить кровь во славу Лафона и Форкия. Теперь у низшей касты своя религия войны.