Если бы черёмуха умела петь, она бы пошла в караоке

Согласна, птички, согласна. Что ни день, сплошное merde на душе.

Глава 2

Чем живёт Старый Мадлеан? А чем обычно живут древние города?

Прогулками влюблённых до ушей парочек вдоль их затёртых улиц и набережных.

Чистильщиками домов с огромными мыльными щётками, которыми они намывают стены.

Матросами, которые ровно в шесть тридцать утра каждого дня выходят патрулировать доки на бумажных корабликах.

Пекарями, что специальным веером загоняют сладкий запах маковых булочек в вытяжки, чтобы он разлетелся как можно дальше.

Древние города просто обожают утопать в этих сладких ароматах пекарен. И ещё – кондитерских, что жарят шоколад.

Старый Мадлеан живёт музыкой, которая звучит из каждого утюга и чайника. Здесь даже люки поют, когда над городом проливается тропический дождь, любезно предоставленный Мититипи и Большим тёплым заливом. Люкам, как правило, подпевают сливные трубы, расширяя диапазон звучания на пару октав.

Как любой древний город, Старый Мадлеан живёт своей почтовой службой. Здесь сотни способов коммуникации, от оленьей до медной службы. Все сообщения доставляют вовремя, без задержек.

Ну а главное, чем живёт Старый Мадлеан – это, конечно, его дома. Каждое здание – точно капсула времени, архитектурный шедевр, отражающий дух эпохи, в которую он был построен.

Некоторые здания сооружались десятилетиями и стали иллюстрацией к целой эпохе, другие были возведены за несколько дней на специальных строительных дрожжах и стали подобны полароидному снимку от мира архитектуры – настоящей одой секунде.

Сложно сказать, какие дома имеют большее значение в жизни Старого Мадлеана, ведь и те и другие составляют его неповторимый образ. К тому же жизнь города не сильно отличается от человеческой: и для него важны как целые эры истории, так и отдельные её эпизоды.

Старый Мадлеан невозможно представить ни без эпохи появления джаза, ни без дня урожая лиловой пасеки, который отмечался лишь однажды, лет триста назад.

Что ж, хорошо: чем живёт один старинный город, разобрались. А чем живут люди с разбитыми сердцами?

Безусловно, воспоминаниями. О днях, когда всё только начиналось, и каждая встреча была чем-то значимым. Когда любой шажок от «я» к «мы» ощущался походом по Луне.

Вот мы первый раз взялись за руки, гуляя где-то в парке, и больше пальцы на той прогулке уже никто не хотел расцепить.

А вот мы впервые вместе переночевали, и спалось на удивление крепко, хотя казалось, что отплясывающее чечетку сердце не даст уснуть.

Или помнишь, помнишь – первый раз, когда я предложила тебе жить вместе?

Все эти «первые разы» для того, кто живёт с разбитым сердцем, становятся вожделенными, как мозги для зомби. Питаясь, эти мертвецы поддерживают какую-никакую видимость жизни.

А ведь люди, из чьих будней ушла любовь, оставив вместо качающего кровь органа что-то невнятное, черно-стучащее, и правда чем-то похожи на зомби. Отключи их от кормушки памяти, перекрой доступ к заветным вспышкам сознания – и они погибнут.

Лично меня только эти светлые воспоминания и держат на плаву. На их топливе я прилетела сюда, в Старый Мадлеан, прямиком из Северного города, где произошёл атомный взрыв «нас», после которого наше «мы», расщепило обратно до «ты» и «я».

И вот я спрашиваю: чем ещё живут люди с разбитыми сердцами?

Фантазиями. Сладкими мечтами о том, что всё произошедшее с ними – неправда. Что на самом деле не было никакого расставания, а всё это – лишь шутка или глупый розыгрыш.

И они ждут, что вот-вот выйдут люди с камерами и во всём признаются. Скажут, мол, всё хорошо, никто от вас не уходил, можете дальше наслаждаться своим счастливым сосуществованием.

Люди с разбитыми сердцами живут надеждой. Упованием на то, что жизнь даст им второй шанс всё исправить, если разлука всё же не окажется розыгрышем. И вот они верят, что однажды звёзды по-особенному выстроятся на небе, и можно будет начать сначала. Исправить ошибки, переписать историю, сделать так, чтобы дурацкое слово «конец» растворилось, а плёнка продолжила крутится, запечатляя новые сцены романа.

В эти моменты люди с дырой в груди очень бы хотели быть похожими на древние города. Ведь у Старого Мадлеана как: если здание начинает разрушаться, его реставрируют, и жизнь продолжается дальше. А вот людям такой возможности иногда не предоставляется, и им остаётся только смотреть на руины.

– Всё это, конечно, демагогия, сами понимаете, ничего общего с древним городом у меня, человека, нет и быть не может, разве что мы оба любим джаз, – допив из бутылки последние капли вина, заключаю я.

– Ну, знаете, милая леди, ну вы и выдумщица! – восклицает черепаха, которая внимательно слушала меня всё это время. – Я вам так скажу. Во-первых, зомби не существует, так что о них больше ни слова. Во-вторых, всем нам рано или поздно разбивают сердце. Это нормально, так сказать, в порядке вещей. Я вам советую взять в лотке у старого Питера горсть жареных каштанов и пойти прямо до Большого Тёплого залива. Посидите там, подумайте о вечном.

– Думаете, это мне поможет?

– Безусловно. Всегда всем помогает.

– Ну а что насчёт разбитого сердца? Что с ним делать?

– Ничего. Само заживёт рано или поздно. Ну а пока – наслаждайтесь моментом. В конце концов, вы же в Старом Мадлеане, самом живом городе на Земле!

Черепаха поднимается и шагает прочь, опираясь на белую трость, усыпанную сапфирами. Я провожаю её взглядом и откидываюсь на спинку скамейки, закинув голову.

А может, и правда отправиться к Большому Тёплому заливу? В конце концов, я никуда не тороплюсь и могу продолжить эксперименты по исследованию воспоминаний первым делом завтра с утра. В этом прелесть прошлого – оно от меня уже никуда не денется, и я могу копаться в нём, когда захочу.

Ну а сегодня можно чуть дольше насладиться свиданием со Старым Мадлеаном. Про него говорят, что это город, в котором сбываются все мечты.

У меня есть одна. Очень-очень заветная. Настолько, что мне иногда даже себе самой страшно в ней признаться.

Глава 3

С утра случайные тропинки увели меня в парк с прудом в самом его сердце, который подобен изящной родинке на маленьком носу: не запомнить его впечатляющий вид невозможно.

И вот теперь я сижу, любуясь, как на переливающейся, цвета радужной форели поверхности воркуют утки с розовыми макушками. Утка справа целует утку слева, и последняя смущенно хихикает.

У меня в сумке лежит особый сэндвич, завёрнутый в крафтовую бумагу и перевязанный бичёвкой. Способ его приготовления очень прост и выучен мною на зубок.

Для начала нужно обжарить хлеб на сковородке без масла. Потом на оба кусочка намазать соус песто. На одну половинку положить помидор, на другую – поджаренный ломтик моцареллы. В качестве финального штриха – капелька бальзамического уксуса.

Перед тем, как приступить к новой части эксперимента, я закрываю глаза и привожу в порядок мысли. Сегодня я хочу выйти на новый уровень погружений, поэтому на всякий случай делаю пару глубоких вдохов, концентрируясь. Ну, теперь я готова. Аккуратно разворачиваю бумагу и подношу сэндвич к носу. Особенно чётко угадывается запах песто и жареного хлеба. Я не успеваю даже откусить кусочек от заготовленного реквизита, как меня уже отбрасывает на сотни дней назад.

Мы стоим на кухне, я колдую над сковородкой. Ты стоишь рядом и с интересом наблюдаешь за моими движениями. Из колонок приглушенно звучит песня Kansas группы Gorillaz. Ловко подкинув хлеб на сковородке, я поворачиваюсь к тебе и говорю:

– Остался финальный штрих. Подай, пожалуйста, соус.

Ты берёшь бутылочку в правую руку. Я взглядом пробегаюсь по твоим тонким паучьим пальцам, затем вверх по предплечью и, наконец, к глазам .

Я никогда не запоминала лица. Со временем все они расплывались, точно камера памяти уходила в расфокус. Но теперь всё так явно… Эй, не отвлекаться! Размышлениями легко выкинуть себя из воспоминания.

– На, попробуй.

– Мм.. господи это лучший сэндвич, который я пробовал, – ты закрываешь глаза и причмокиваешь.

– Ну, так уж и лучший, – смущённо говорю я.