Если бы черёмуха умела петь, она бы пошла в караоке

Если бы черёмуха умела петь, она бы пошла в караоке
Влада Арт

В романе воедино сливаются автобиография, магический реализм, заметки путешественника и эссе в духе «Записок на запястьях». Это яркая, тонкая, немного безумная история о разбитом сердце, в которой читатель проживает все моменты одновременно с героиней. Здесь прошлое идёт рука об руку с настоящим, становясь для героини и судьей, и палачом, и спасением; реальное и нереальное постоянно меняются местами, и порой совершенно чудесные вещи кажутся естественнее будничных.

Влада Арт

Если бы черёмуха умела петь, она бы пошла в караоке

посвящается всем разбитым сердцам

Часть 1

Глава 1

По обе стороны улицы растёт множество цветов, клумбы буквально наваливаются друг на друга, крепко сплетаясь стеблями. Бутоны схватились в битве за лучшее место под солнцем и тянутся всё выше и выше – к небу. Тем, что выросли достаточно высоко, ветер даёт пять, ударяясь о лепестки, а они в ответ выплёвывают в воздух целую порцию пыльцы, на которую у меня, кажется, аллергия.

Апчхи! Нужно чихнуть ещё пару раз. В тот день я тоже много чихала. Апчху. Апчха. Голова начинает кружиться, в глазах темнеет, и изображение цветущей улицы становится всё менее чётким.

Скорее, вперёд, по лужам, мимо чёрно-белых фасадов с лепниной. Очертания домов размыты, словно вылеплены из подтаявшего пластилина. Но мне сейчас не до фокусировки зрения, нужно двигаться вперёд. Дверь, коридор, направо, по лестнице вверх и снова налево. Остаётся совсем немного: преодолеть примерно четыре метра скрипящего истёртого паркета и два дверных проёма с облезлой краской, скрутившейся в стружку. Дрожащей руками я берусь за вытянутую металлическую ручку и аккуратно тяну её вниз. Дверь протяжно мяукает. А вот и ты. Сидишь в протёртом кресле со множеством заплаток на спинке и подлокотниках.

– Милый, – у меня из груди вырывается не то крик, не то вой.

Ты отрываешь глаза от «Норвежского леса» и удивлённо смотришь на меня.

– Так быстро вернулась? Ты же только что ушла!

– Да, я просто кое-что забыла, – молнией проношусь через комнату, отбрасываю в сторону Мураками и впиваюсь зубами в твою нижнюю губу.

Лишь на секунду мне удаётся почувствовать солёный привкус крови, а потом всё меркнет, и меня выбрасывает в реальность.

Так я и думала: менять воспоминания не получится. Ну, попробовать стоило – чтобы знать наверняка, что эту историю не переписать. На том, что уже случилось, можно только учиться, принимая все несовершенства минувшего. Хотя стоит отметить, что я достаточно долго продержалась в этом переделанном отрезке прошлого: ведь в тот день, который случился взаправду, я совсем не вернулась домой.

Уже в настоящем, на аллее с клубами, я оглядываюсь по сторонам, замечаю выцветшую вывеску бара «Однажды в шансоне» и ныряю внутрь, чтобы сбежать с многолюдной улицы.

В заведении шумно, пахнет пихтами и самбукой. Всё пространство подсвечено белыми лампами в цветных чехлах. Я сажусь за столик неподалёку от барной стойки.

Официант с голубым каре и идеально ровной чёлкой, которую он накануне, скорее всего, старательно отутюжил, приносит мне барную карту и советует попробовать коктейль «Плачущая ива». Я отрицательно качаю головой:

– Ух, нет, давайте повеселее..

– «Скачущие слоны»?

– А можно что-нибудь… – щёлкая пальцами, протягиваю, – посередине? Не удручающе-печальное, но и не тошнотворно-весёлое?

– Как насчёт «Убаюкивающей медведицы»?

– Самое то!

Официант уходит, и я принимаюсь рассматривать заведение, в котором продолжу свои эксперименты.

Затёртые кирпичные стены. Через каждые пару метров висят бархатные шторы, вот только за ними нет окон. Барная стойка выложена стеклянными донышками зелёных бутылок разного размера. В одних когда-то было вино, в других – пиво, а в третьих, видимо, минералка. На дальней стене доживает свои последние дни неоновая вывеска. Надпись точно бьётся в предсмертных конвульсиях, с заиканием провозглашая:

we are just two lost souls

swinging in the fish bowl

В углу стоит старинное пианино с отвалившейся педалью.

Точно! Пианино!

Я резко встаю и пересекаю полный зал. На меня оборачивается рыжеволосая кудрявая девушка с серьгами из креветок. У неё аккуратный носик и красивые миндальные глаза, на которых каким-то чудом держится пушистый веер ресниц. Обменявшись улыбками, мы обе возвращаемся к своим делам. Она – к высокому бокалу с, кажется, коктейлем «Васильковая смерть», а я – к музыкальному инструменту и путешествиям в прошлое.

Пробегаюсь по шершавым клавишам, с которых давно слезло лаковое покрытие. С чего начиналась эта мелодия? G-major? Ладонь с растопыренными пальцами накрывает клавиатуру. Тело, оказавшееся в той же самой позе, что и несколько лет назад, начинает вибрировать, а в сознании бликуют две реальности – прошлое и настоящее. Когда пальцы проигрывают первый аккорд, воспоминание о том далёком дне превращается из маленького светового пятна в яркую вспышку и ослепляет меня.

Да! Было очень жарко, теперь я помню. Пианино в коридоре, на перекрестке между комнатами – единственное прохладное место в доме. Я сижу перед ним на деревянном стуле и разучиваю мелодию из фильма, который мы оба любим.

В этот момент лязгает замок, и звон прокатывается по квартире – ты вернулся с работы. Распахнув дверь, ты тут же замечаешь меня. Не говоря ни слова, снимаешь рюкзак и в одно мгновение сокращаешь расстояние между нами. Твои губы касаются моего оголённого плеча. Я запускаю пальцы тебе в волосы, громко выдохнув.

Каждый раз, когда ты возвращаешься в нашу квартиру, она становится мне домом. А с твоим уходом из неё точно выкачивают жизнь – остаются лишь бетонные стены и тишина.

– Извините, пианино не для посетителей.

От голоса официанта я вздрагиваю.

– А это – ваш коктейль, – добавляет он.

– Прошу прощения, – отвечаю я, протирая глаза. – Не могли бы вы поставить его на столик, за которым я сидела? Я сейчас подойду.

Он кивает и уходит, а я завороженно разглядываю свою ладонь. Воспоминание уже померкло, но руки как будто всё ещё чувствуют гладкость твоих волос. На секунду мне даже кажется, что подушечки пальцев блестят от кожного сала, снятого с пряди.

Вернувшись на своё положенное место, я залпом выпиваю коктейль и достаю журнал. В нём уже разлинован специальный календарь для моих исследований. Листаю до июля года xxn1 и делаю отметку.

Интересно, чтобы во всём разобраться, мне нужно начать с самого начала, или последовательность не важна?

Наверное всё же можно пожертвовать хронологической точностью, ведь для каждого путешествия в прошлое мне необходим предмет, отправная точка, эдакий трамплин. А если я на этом зациклюсь , то уйдёт слишком много времени.

К тому же не факт, что я сама помню всё в точной последовательности. Столько событий мы разделили на двоих, точно прожили вместе одну жизнь. Но кто теперь вспомнит, что за чем шло? Хотя ты, конечно, вспомнишь, ведь у тебя память, как у слона. Ну а я, пожалуй, обойдусь тем, что проживу заново то, что смогу восстановить и к чему подберу нужный ключ. А там уже посмотрим.

Выпив ещё несколько коктейлей, я выхожу из бара в мягкую теплоту южной ночи. Гавань Старого Мадлеана шумит, но уже как-то устало и нехотя. Градус веселья идёт на спад, и одиночки вроде меня готовы разбрестись по своим домам.

Мне нужно пройти пару кварталов через Rue de Burgundy, а потом Pont de Amour. Там, на последнем этаже, я сняла квартирку у милой темнокожей бабушки. Это даже не квартирка, а одна комната, в которую удалось ввинтить кухню и ванную. Пол скрипит, в паре мест отсутствуют половицы, холодильник по ночам связывается с космосом, а кран иногда резко тошнит огромной струёй воды. Но зато нет летающих богомолов и говорящих тараканов, да и цена была равна двум тысячам миндально-кукурузных круассанов, так что меня всё устраивает.

Интересно, что ты сейчас делаешь? У вас, в Северном городе, утро понедельника. Так что вряд ли ты думаешь обо мне. Да и зачем? Ведь всё уже закончено. Ты, наверное, уже отгрустил своё. Это я всё ещё оплакиваю нас и пытаюсь понять, почему же всё развалилось к чертям. Из-за меня? Из-за тебя?

Мимо проносится стая какаду, изрядно бранясь.

– Putain! Putain![1 - – Шлюха! Шлюха!] – отчётливо кричит один.

– Merde! Merde![2 - – Дерьмо! Дерьмо!] – отвечает ему другой.