Опаленные

Едва взяв себя в руки, я вспоминаю – сегодня день Выбора, а я лег подремать на несколько минут, что не просто позволено, но еще и рекомендовано. Сегодня ко мне придет моя самка. Ощущать себя полноправным хозяином кого-то… Мне противно, честно говоря. Может быть, это сны так повлияли, может, по другой причине, но я не хочу быть именно хозяином. Кто меня спрашивает…

Проснулся я, кстати, вовремя. Ожил экран, стоящий на столе, на нем Дионис выводит параметры моей самки. Рост, вес, показатели пластичности, переносимости боли, рекомендации по воспитанию. Слава звездам, это действительно только рекомендации, потому что теперь только мое личное дело, что будет с самкой. Она должна дать потомство – это обязательно, а все остальное – никого не волнует.

Пересаживаюсь на стул, чтобы внимательнее рассмотреть параметры, при этом раздумываю о приснившемся. Что это за «гитлеровские нелюди»? Что там за самолеты и откуда я знаю все эти названия? Но что-то сон во мне явно изменил – хочется уничтожить тех, кто убивает детей. Как… как ту бракованную в конвертере?

Открывается дверь, в нее входит кто-то незнакомый. А! Это самка дошла до моей каюты. Она сбрасывает одежду и опускается на колени, протягивая мне ошейник. Ошейник – символ принадлежности, самку с чужим ошейником никто не тронет. Поднявшись со стула, рассматриваю ее: светлые волосы, глаз пока не вижу, круглое лицо, совсем детское, сложена правильно. Хрупковата, конечно, но это и нормально – самка же.

Она меня, кажется, боится. Вся сжалась, наверное, думает, что буду ее бить, но я не хочу. Я же не зверь. Подхожу поближе, осторожно, стараясь не напугать, беру из руки ошейник, наклоняюсь застегнуть его. Внимательно слежу, чтобы не передавить, потому что делать ей больно совсем не хочу. С экрана звучит звонок. От меня реакции не требуется – это просто подтверждение пары. С данного момента Виктория, так ее зовут, – моя собственность.

С колен не встает, почему? Тянется ко мне руками, и тут я понимаю: ритуал не завершен. По правилам, я должен «накормить ее собой», так поэтично называются оральные ласки, точнее, их результат. При первом контакте самка показывает свое умение, демонстрируя, чему ее обучили. Надо ей помочь.

Обучили ее действительно хорошо – я едва стою на ногах. Хочется расспросить, но у нас будет еще время. Закончив со мной, она убегает в ванную комнату, а я задумываюсь. Несмотря на то, что к этому ритуалу нас готовили, произошедшее мне показалось каким-то неправильным, как будто все должно было произойти не так, да и покорность эта…

– Как тебя зовут? – начинаю я ритуал приветствия сразу же, как Виктория покидает ванную. Имя-то я ее знаю, Дионис просветил, но сам ритуал очень важен, нам так на лекциях объясняли.

– Трина… Виктория, – говорит она мне, давая пищу для размышлений. – Можно сократить до Вики, наверное.

– Меня зовут Серафим, – представляюсь я. – Можно Фим, меня так все зовут.

– Здравствуй, Фим, господин мой, – тихим голосом произносит самка моего вида. Отчего-то мне неприятно такое обращение, но я молчу – оно традиционное.

– Ты кушать хочешь? – спрашиваю ее, чтобы хоть что-то спросить.

Вика поднимает голову, с неверием вглядываясь мне в лицо. Глаза у нее зеленющие, очень красивые, на мой взгляд. В них хочется вглядываться бесконечно долго. Но почему она смотрит так, будто думает, что я издеваюсь?

– Очень… – шепчет самка, по-прежнему не отводя взгляда от моего лица.

Вот не верю я в то, что они почти животные. Дети – да, но не животные, правда, показывать мою веру и неверие нельзя. Протестовать против очевидных истин – это конвертер, причем уже для обоих. Значит, будем подчиняться.

– Пойдем, – показываю я ей на выход, но самка не трогается с места. – Что такое?

– Поводок… – напоминает она мне. Своих самок вне личных помещений положено водить с поводком, указывающим на того, кому принадлежит жи… существо.

– С целью предупреждения травм прошу тебя одеться, – проговариваю я принятую фразу. Она не для Вики, а для следящего за всеми Диониса.

Самка опять смотрит на меня с неверием, но быстро натягивает комбинезон, принеся мне затем и поводок. Нравится, не нравится… Приходится мне пристегнуть тонкую полоску искусственной кожи к ее ошейнику, надеть петлю на руку и теперь уже направиться в сторону столовой.

С одной стороны, считается, что животным одежда не нужна, а с другой, она же потомство дать должна, а женские органы хрупкие, поэтому моя фраза о травмах вполне говорит не о нежелании следовать традициям, а как раз наоборот – о заботе о потомстве. Это у нас приветствуется.

Мы двигаемся в сторону столовой. Я не вижу того, склизкого, с которым мы шли на отбраковку, что меня скорее радует. Знакомые по курсу ведут своих самок по тому же маршруту, правда, в основе своей, неодетых. Ну да это их дело. Точно уж не мое, значит, не повезло с самцом, или он думать не умеет. Случается и такое.

Больше всего меня беспокоят, конечно, мои сны. Очень уж они логичны и слишком, на мой взгляд, реальны. Спросить мне некого, ибо стоит только кому заподозрить ненормальность, и сразу же будет конвертер – пискнуть не успеешь. Самый страшный хомо на корабле – это психиатр. Его, по-моему, и наказующие боятся.

Виктория 5013

Крупный мне достался самец, но я справилась. Как-то он реагирует, по-моему, необычно. Даже поводок забыл, а поводок – это очень важно, это знак отличия самки, потому что ошейник тонкий и издали не виден, а поводок виден всем. Поэтому он очень нужен вне личных помещений.

Нам говорили, что на принятие нового самца нужно время, но я его, кажется, уже приняла. Совсем его не боюсь, только чувствую себя не очень хорошо оттого, что все меня разглядывать будут. Ой!

Приказал надеть одежду. Даже не приказал, попросил, как будто считает меня… равной. Не просто самкой, а хомо. Если действительно так, то это почти невозможное везение. Может, и наказывать будет нечасто… Я не люблю, когда больно. По-моему, никто не любит, но стимуляция необходима, ведь надо быть послушной. Я согласна быть послушной и без того, чтобы получать боль…

Самца зовут Фим. Он выше меня, волосы у него темно-коричневые, глаза синие-синие. Очень красивый мне самец достался. Наверное, не буду его бояться, хотя это, понятно, от меня не зависит. Конечно, по внешности мало что можно сказать, но у меня откуда-то появляется ощущение того, что он какой-то особенный.

Столовая уровня – это длинное узкое помещение, в котором стоят общие столы и отдельные столики для тех самцов, которым уже назначены самки. Мой самец и тут поступает для меня неожиданно – ведет к раздаче блюд. Странно, но кормушка предоставляет выбор блюд. Ограниченный, но, тем не менее не то, что у нас.

– Чего бы тебе хотелось? – ровным голосом спрашивает Фим.

– А сосисок можно? – замирая от собственной смелости, спрашиваю я. Утром положена каша, но они такие красивые, румяные, просто притягивают взгляд.

– Можно, – кивает Фим, беря порцию на тарелку. Еще он взял поджаренные ломтики хлеба и нечто бурого цвета. Что это такое, я не знаю.

– Спасибо, – чуть не забываю поблагодарить самца. Об этом лучше помнить, потому что за неблагодарность он может меня наказать.

За столиком Фим не стал пристегивать поводок к стойке, вместо этого положил передо мной тарелку с двумя сосисками и хлебом. Рядом устроилась белая масса с кусочками чего-то, наверное, это йогурт. Обычно он безвкусный, но очень полезный, поэтому я опять благодарю. А самец берет кусок хлеба и намазывает на него бурую массу.

– Съешь после завтрака, – отвечает он на мой явно непонимающий взгляд.

Интересно, что это? Никогда такого не видела.

Размышления надо оставить на потом, а сейчас быстро принимать пищу – времени на завтрак не вагон. Сосиски совсем не безвкусные, и йогурт даже имеет запах! Самцов, получается, кормят намного лучше, чем самок. Это можно понять, ведь они ведут корабль и занимаются различными работами в нем, а самки предназначены только для того, чтобы дать потомство.

Поев, я робко тянусь к намазанному чем-то хлебу. Увидев мой взгляд, Фим кивает, значит, можно. Откусив небольшой кусочек, я чувствую просто невозможную сладость. От этих вкусовых ощущений хочется заплакать, но плакать нельзя, за слезы без причины может появиться причина, а я этого не хочу.

За одну такую сладость я согласна на что угодно, она просто необыкновенная! За что мне такая награда? Надо будет спросить, может быть, удастся получать такое хотя бы раз в цикл? Я наслаждаюсь своей наградой, при этом размышляя о том, что будет дальше. Фим запрет меня в каюте или придумает что-то иное?

– Сейчас мы пойдем на занятия, – сообщает мне он. – Держишься рядом со мной, вопросы записываешь, все обсудим дома.

– Да, мой господин, – отвечаю я ему ритуальной фразой.

– Все непонятное обсуждаем только наедине, – говорит мой самец.

– Да, мой господин, – повторяю я ритуальную фразу, хотя хочется завизжать от радости.

Кажется, он меня считает хомо! Очень боюсь обмануться, но надежда огнем сверхновой горит во мне, заставляя замирать от предвкушения. Самец же ведет себя так, как будто все им произнесенное совершенно обычно. Он, кажется, действительно… Необыкновенный. Как будто я попала в сказку. Правда, надо дождаться воспитательной стимуляции, чтобы полностью сделать выводы, – на словах Фим может быть необыкновенным, а потом, когда я расслаблюсь… Не хочу об этом думать.

Убедившись, что я доела, мой самец интересуется, не нуждаюсь ли я в посещении туалетной комнаты, а потом ведет меня по наполненным самцами коридорам. Я держу голову низко опущенной, дабы никого не спровоцировать, потому что еще не привыкла, что я чья-то.

Класс, куда меня привел самец, раза в два крупнее наших. В конце его стоят стойки с пристежками для самок, но Фим усаживает меня за стол рядом с собой. Он, наверное, что-то придумал, вряд ли будет добровольно так сильно рисковать. И тут мой самец… он гладит меня по руке, как будто хочет успокоить. Я едва удерживаюсь, чтобы не выдать своих чувств.

– Объяснитесь, – требует вошедший самец…

По-моему, это преподаватель. Он выглядит иначе, чем те, к кому я привыкла, но стек в его руке указывает на статус. Мой самец встает, глядя прямо в глаза вошедшему.

– Выбор только сделан, – сообщает Фим. – Нужно время на адаптацию.

А затем мой самец начинает ссылаться на какие-то мне незнакомые работы и инструкции. Преподаватель благосклонно кивает, значит, объяснение принято и стимуляции не будет.

Это очень хорошо, на мой взгляд. Уроки я, правда, большей частью не понимаю, наверное, потому что я самка. Но тщательно записываю все услышанное, ведь Фим приказал. За уроками следует обед, вот тут за меня выбирает мой самец. Не знаю почему, но я же послушная?