Сто шагов, чтобы простить

Чувствую, как внутри пожар разгорается. Секунда, и уже полыхает. Языки пламени жгут все, до чего достают за грудиной. Тернер ещё больше мрачнеет, ловя мой взгляд, и уводит свой. Не вывозит.

– На нее.

Не выдерживаю и добавляю по его второй скуле, оставляя красный след от кулака. Ярость бурлит, словно кипящее на максималках варево, вспенивая самые далёкие закрома души.

– Сука, ну почему на нее? Почему, блять? Почему?

– Я и сам знаю, какое дерьмо, поэтому если собираешься подливать масла в и так распаленную до предела топку, то просто свали. Уходи, Мэтью.

Поднимается и отворачивается. Снова прикладывается к горлышку бутылки, делая смачные глотки. За доли секунды оказываюсь рядом и забираю пойло, заставляя обернуться.

– Рассказывай.

– Что?

– Все.

И Тернер говорит. С самого начала выдает правду без каких-либо прикрас. Топит себя с головой, не пытаясь выплыть. Переводит дыхание, когда выдает про первое понимание о чувствах, задушенно хрипит, когда возвращается в ту агонию, которая метала его из стороны в сторону при попытке рассказать правду. Откровенно морально умирает, когда обнажает кровоточащую дыру вместо сердца, снова проживая то, как уничтожило Диану у него на глазах.

Честно, охренел. Натурально вырывает осознание, что Тернер действительно любит. На разрыв. На полную отдачу. На взрыв сердца по полной.

– Я каждый раз вижу ее глаза, когда закрываю свои. Как она смотрела, Мэт… Боже… Когда-то рассматривала так, будто я – долбаный центр ее мира. Ее! Абсолютно нормального, ставшего спокойным мира! Она меня собой лечила, а выглядело наоборот. И когда все это дерьмо полилось на ее хрупкие плечи, глаза ее просто сожгли. Уничтожили нахуй. Поломали все, что склеилось за дни с ней. Мне кажется, что этот момент безоговорочной и беспощадной потери отпечатался, – руку к груди притискивает и стучит ладонью по коже.

– Правда так размотало?

Неосознанно улыбаюсь, хоть и нихуя не весело. Выть хочется вместе с ним, потому что мои старые раны никак не затянутся. Но само словосочетание "Джеймс Тернер любит" что-то на грани фантастики.

– Размотало. До трясучки. До ебаного землетрясения в 10 баллов.

Молчим. Перевариваем. Тащим эмоции друг друга, смешивая с собственными во взрывоопасный коктейль.

– Я всегда говорил тебе, что все это дерьмо с играми когда-то боком выйдет. Надо было не развозить, – Тернер протяжно выдыхает. – Что собираешься делать дальше? Отпустишь?

– Не могу.

– Где она?

– У родителей.

– Был?

– Жил там. Возле дома ночевал практически. Думал отец просто пристрелит. Может, даже и хотел. Сейчас просто не знаю, как все это вывозить.

Вижу, как ломает его – сам когда-то все это проживал. Может до сих пор проживаю. И чем помочь, что сделать не понимаю. Джеймс откровенно залез в дерьмо по колено. Каждое его действие сейчас будет засасывать ещё глубже, словно болото. Но бездействовать не могу. Хотя бы кого-то из нас нужно спасти.

Глава

4

Hold On – Chord Overstreet

Диана

– Мисс Уильямс! Мисс Уильямс!

Откуда-то издалека доносится приглушённый женский голос. Он вырывает меня из долгожданной безмятежности, будто в холодную воду опуская, в рой хаотичных мыслей затапливая. Резкий специфический запах ударяет в нос и заставляет открыть глаза.

– Мисс Уильямс! Как Вы? Голова кружится?

Каждое слово врача возвращает к случившемуся минутами ранее. Мечусь взглядом на экран и застываю. Пытаюсь дышать: глубоко, протяжно, возвращая себе здравое мышление. Но не могу.

Разрывает сознание. Ребенок. Боже… Какой ребенок? Какой ребенок?! Господи… Сердце гулко тарабанит в груди, выбивая остатки самообладания. В несознанке подскакиваю с кушетки, натягиваю штаны и несусь к выходу.

– Мисс Уильямс! Куда Вы?! Подождите!

Но я уже ничего не слышу. Размазываю горячие слезы по лицу и выскакиваю в холл. Вижу перекошенное от страха и непонимания лицо матери, но бегу к выходу в такт тарабанящей за ребрами оголтелой мышце. Задыхаюсь. Просто разбиваюсь внутри о жесткие скалы собственных эмоций.

Не помню, как добираюсь до машины. Не понимаю, как хватило сил на это. Просто лихорадочно рву ручку дверцы, чтобы спрятаться внутри и дать волю разрывающим эмоциям.

– Дочка!

Отец. Запыхавшийся. Испуганный. Шокированный. Тянется и прижимает к себе, крепко обхватывая руками, как в детстве. Зарываюсь носом в его грудь и плачу навзрыд. Выплескиваю все, что точит и съедает. Просто уничтожает изнутри.

– Моя милая… – гладит по голове своей крупной ладонью, пытаясь успокоить. Забрать боль себе. – Моя хорошая… Моя любимая… Все хорошо, моя девочка, все хорошо.

Нутром за всхлипами чувствую мамино появление. Плачет вместе со мной. А я ещё больше реву. На взрыв всех систем жизнеобеспечения долбит. Разворачивает капитально. Эмоций через край плещутся, а остановить их ничего не может.

– Мамочка, – шепчу задушенно сквозь плач, – мамочка…

Тянусь к ней. Нуждаюсь в ней. И она понимает. Обнимает и отдает. Все отдает. Любовь, поддержку, опору. А боль, как ни пытается забрать – не получается.

– Арнольд… Оставь нас наедине. Надо поговорить.

Сквозь какой-то вакуум слышу, как папа открывает для нас машину и уходит. Оказываемся в салоне, где я просто разрушаюсь. Хриплю на повышенных. Навзрыд рыдаю.

– Хорошая моя… – шепчет сквозь слезы мама, – доченька… Что случилось? Я все пойму, расскажи.

– Беременность… Я… Ребенок… Мама…

Озвученные слова разрывают больное сознание. Полное уничтожение. С плотью. С кровью. Ничего не остаётся.

– Ребенок?.. – мама в шоке. В ступоре.

– Ну, почему?! Почему?! Мало мне было проблем… Теперь это! Что мне делать, мамочка, что делать? – слезы кислотой обжигают безжизненную кожу, оставляя памятные ожоги. – Я не хочу… Не хочу…

Мотаю в разные стороны головой, будто в бреду повторяя шепотом слово "ребенок", пока родительница не ловит мое лицо в свои ладони и не заставляет посмотреть в глаза.

– Диана, – ласково и спокойно, – это дар. Бог наградил тебя за все твои испытания. Ребенок – лучшее, что могло с тобой случиться.