Начальник тюрьмы посмотрел на своего заместителя. В прошлом он работал здесь же в качестве старшего надзирателя. После февральской революции, когда тюрьмы распустили, его турнули со службы. Шансов найти работу для царского надзирателя не было никакого, и он даже подумывал о переезде. Но приход к власти большевиков все вернул на свои места. Они снова призвали на службу старых тюремщиков. Своих у них не было, а тюрьмы стали наполняться. Надзиратели же дело своё знали хорошо.
– Чего он сказал?
– Приговор привести в исполнение.
– А кто станет приводить? У нас нет людей.
– Обещал прислать взвод и пулемет.
– Не хочется мне приказ этот исполнять, Михеич! – сказал заместитель. – Почему нам стрелять? При царе мы приговоры не исполняли. На то иные люди есть.
– То при царе. Тогда порядок был. А при большевиках нет никакого порядка. Чуть что к стенке.
– А коли белые верх возьмут? Они нас с тобой к той же стенке и поставят. Комиссары сбегут, а нам отвечать.
– А коли не возьмут? Тогда они нас с тобой и расстреляют. Думать надобно.
– Чего думать-то?
– Дело замедлим. Может и пронесет.
***
Ростов.
Ночь на 5 мая 1918 года.
24 часа.
Военно-революционный комитет принял решение об эвакуации. Комиссар по военным делам Подтелков не смог организовать отпор наступлению белых. И ныне он не прибыл на срочное заседание. Сведения поступали самые противоречивые. Говорили, что Подтелков убит.
На его место был избран Трифонов.
– Я предлагаю срочно выводить наши части на левый берег Дона. Пока это еще возможно, – сказал новый военный комиссар.
– Бросить Ростов?
– Не бросить, – поправил Трифонов, – но временно оставить. А у товарища Сырцова есть иное мнение? Или комиссар по делам народного хозяйства имеет план действий? Белые заняли вокзал и станцию Ростов-Товарная. Сейчас они ведут огонь по частям красной гвардии. Наша батарея в восточной части замолчала.
– Почему?
– Я не знаю. Я только назначен военным комиссаром. Никаких сведений у меня нет.
– Нужно послать людей…
– Уже посланы, – сказал Трифонов. – Но ответа пока нет. Можно предположить, что наша батарея в руках белых. Чем это грозит – вам не нужно объяснять. Хотите полного разгрома?
Комиссар по делам финансов Блохин поддержал Трифонова:
– Товарищ Трифонов прав. Нужно уходить.
– Но нам не успеть вывезти архивы! – вскричал Бабкин, комиссар по делам труда.
– Сжечь! Все сжечь!
– Смотря сколько времени вы нам дадите.
– Может быть два или три часа.
Но Трифонов ошибался. Времени на эвакуацию больше не оставалось. Конные сотни белых уже прорвались в центр города, и члены ВРК услышали выстрелы на соседней улице.
– Что это? – спросил Сырцов.
– Белые сбили наши заслоны, товарищи. Нужно уходить отсюда! Заседание ВРК закрыто…
***
Конный отряд, который вел штаб-ротмистр Аникеев, пролетел мимо здания, где заседали комиссары.
Новый военный комиссар Трифонов смотрел в окно.
– Это конница белых. И они пришли за нами, товарищи!
– Какое там, – возразил Сырцов. – Мимо идут.
– Может, не знают что мы в этом здании? – рассуждал Трифонов.
– Или задача у них иная, товарищи. Но нам стоит уходить немедленно.
– Он прав, товарищи. Срочная эвакуация!
Штаб-ротмистр не имел намерения захватить правительство Донской республики. Он спешил спасти заключённых в тюрьме. Его отряд на удивление легко прорвался к цели. Лабунский не ошибся в своих предположениях – красные не смогли организовать сопротивления. Небольшой по численности отряд штаб-ротмистра они приняли за конный полк.
И дальше удача от них не отвернулась. Ворота тюрьмы были сразу открыты. На этот раз приказ Шамова о расстреле и присылке отряда с пулеметом сыграл на пользу офицерам. Начальник тюрьмы подумал, что это прибыл тот самый отряд. Когда он увидел людей в погонах, было уже поздно. Небольшой отряд охраны сдался на милость победителей.
– Ростов занят войсками полковника Дроздовского! Всем сдать оружие! – приказал штаб-ротмистр Аникеев. – Лабунский!
– Здесь, господин штаб-ротмистр.
– Идите и освободите всех в этой тюрьме.
– Расстрелов не было в эту ночь? – спросил Лабунский сдавшихся конвоиров.
– Никак нет, ваше благородие. Нынче никого стрелять не водили.
– Ваше счастье! Ведите.
Двери камеры отворились и Лабунский вошел в неё победителем, хотя на нем была та же драная шинель.