Заложник долга и чести

– Это кто? – спросила девочка и исчезла из поля зрения Радзи-ила. Но ее голос раздался снова: – Мама, проснись. Уже утро.

– Я сейчас, доченька, спина болит. Сейчас я встану.

– Мама, а это кто там лежит?

– Новый раб гаржика. Нужно за три круга научить его вести себя, иначе Башык отдаст меня горбуну на пытки.

– Мама, это снежный эльфар, они быстро учатся. Но ему нужно помочь. Где травы, что собирала тетка Агарья? Я их заварю и сделаю ему примочки. Он сейчас и есть не сможет. А ты иди доить лорхов.

Радзи-ил слушал, как переговариваются женщина и девочка. Ему было все равно, что будет с ним, но он не хотел причинять боль другим. Пленник сделал попытку подняться и застонал.

– Мама, посмотри, у него нос сломан. Ты умеешь вправлять кости и хрящики, я знаю. Я его подержу, а ты правь.

Женщина подошла и уложила юношу обратно на шкуры.

– Держи его, Керти. Держи ноги крепче.

Женщина села на него верхом, ощупала нос, а затем резкими, точными движениями сильных пальцев начала выправлять нос. При этом она бормотала:

– Беда пришла, с болью ушла… Рана закрылась, болезнь отступилась…

Юноша, испытав сильнейшую боль от того, что нос безжалостно мяли, только тихо стонал. Он до крови прикусил губы и терпел.

– Ну вот, будет лучше старого, – произнесла женщина и слезла с эльфара.

Над ним опять склонилась девочка:

– Потерпи, сейчас я заварю травы, и раны твои быстро заживут. Мы уже многих так выходили.

Она отошла и, напевая, стала хлопотать в шатре. Радзи-ил, получив возможность дышать носом и полностью обессилев от выпавших на его долю испытаний, забылся тревожным сном. Он не проснулся, даже когда его обложили примочками. Тяжелое забытье рисовало ему ужасные картины. В шатер входил хромой орк и, скаля стертые желтые клыки, хватал за волосы женщину и начинал заживо сдирать с нее кожу. Он пытался встать, что-то сказать, но только мычал. Потом ему виделся горбун. Он склонился над ним и, пуская вонючие слюни, вожделенно трогал его и говорил:

– Хорошая шкура, белая, подошла бы для моего нового бубна. И мальчишка красивый, я таких люблю. Будет подыхать, позовите.

Так прошел день. Вечером он проснулся от негромкого разговора. Внутри шатра трещал костер, было тепло, даже жарко. Он был полностью раздет и укрыт мокрыми тряпками. Раны перестали сильно саднить, боль в носу почти не чувствовалась. Только спина горела огнем.

– Ты как себя чувствуешь?

Над ним склонилась девочка. Он видел ее разгоряченное лицо. Обычное человеческое лицо, не красавица и не уродка.

– Спасибо… уже лучше. – Он действительно чувствовал себя лучше, чем утром. То, что сейчас вечер, он знал по своим внутренним часам. Значит, он проспал целый день. – Мне надо учиться, – проговорил он и попытался приподняться.

Девочка ему помогла и подложила под спину свернутые шкуры.

– Вот и хорошо, – сказала она. – Сейчас я тебя покормлю. Сначала выпьешь гайрат. Он очень полезен, хотя и не всем нравится. Зато дает силу и очень питательный. – Она отошла и быстро вернулась с глиняной чашкой. – Пей, – почти приказным тоном сказала она и приставила чашу к его губам. – Шаман приходил, сказал, что ты не выживешь, больно слабый. Пей! Иначе к нему попадешь, на барабан.

И мальчик, давясь, пил. Пил маленькими глотками, вкус напитка был Радзи-илу противен, но хорошо утолял жажду и голод. Когда чаша опустела, он вытер рот и попросил:

– Учите меня, пожалуйста.

Девочка уселась рядом с ним и скрестила ноги. Он почувствовал исходящий от нее запах навоза и лорха. Но не на это обратил внимание, а на то, что смог различить запахи.

– Ну слушай. Мы все рабы и, значит, существа низшие. Должны это знать и всегда помнить. Наш хозяин гаржик Ардыгей, богатый орк. Быть рабом у богатого и знатного орка лучше, чем у бедного. Поверь, я знаю, о чем говорю. Мы всегда сыты и в тепле. У других рабов дела обстоят куда как хуже. – Девочка рассуждала совсем по-взрослому. Было ей на вид лет двенадцать-тринадцать. – И голодают рабы, и бьют их нещадно. Нас только заставляют работать. Бьют редко.

«Но сильно», – подумал пленник, но промолчал.

– Хозяину должно оказывать самый большой почет. Делать быстро все, что он пожелает. Оркам в глаза смотреть нельзя, это для них вызов. Нужно уступать им всегда дорогу. Нельзя иметь оружие, ножи. Нельзя нападать на орка или оказывать ему сопротивление. Нельзя жаловаться. Нельзя сидеть в его присутствии, если он не разрешит. Нельзя первым с ним заговорить. Нельзя…

Перечисление, чего нельзя, длилось долго. Под размерный убаюкивающий голос «учительницы» он заснул.

Утром девочка исчезла. Женщина накормила его густым и жирным бульоном и дала запить гайратом.

– Как себя чувствуешь? – спросила она, осматривая его раны.

– Спасибо, уже лучше. А где можно сходить на двор? – Радзи-илу казалось, что его мочевой пузырь готов лопнуть.

– Мы ходим на речку, но тебе ходить еще рано. – Она поднялась и вернулась с деревянной бадьей. – Вот, можешь облегчиться. Я потом вынесу.

Преодолевая стеснение и скованность, мальчик поднялся. Женщина поощрительно смотрела на него.

– Давай дуй, малыш.

– Вы не могли бы отвернуться? Мне неудобно при вас.

– Запомни еще одно правило, мальчик: раб – это животное, он не может испытывать стеснение или неудобство. Давай дуй и привыкай: чем раньше ты вживешься в новую для себя жизнь, тем легче тебе будет. – Она задрала подол и спокойно справила малую нужду. – Вот так надо, запоминай.

Пленник подошел к дурно пахнущей бадье и, сгорая от стыда и унижения, пересилив себя, с трудом облегчился. За ним внимательно наблюдала женщина.

– Может, еще и выживешь и не попадешь к шаману на барабан, – произнесла она. – Станешь у гаржика производителем и будешь делать ему детей рабов на продажу. Наверное, и дочку мою оприходуешь. Но это даже лучше. У орков уд огромный, многие не выдерживают и от ран погибают, особенно девочки. А у тебя ничего, нормальный.

Женщина говорила о таинстве близости так свободно и спокойно, как если бы разговор шел о погоде. Пленник остался стоять, не в силах прийти в себя. А женщина встала, взяла вонючую бадью и унесла. Вернулась она через полчаса.

– Садись, учиться будем, – велела она.

Так прошел еще один день. Девочка не приходила, а учила Радзи-ила ее мать. Вечером женщина сообщила ему ужасную новость: испытание начнется с близости ее и его. А на все это будет смотреть хромой Башык.

– Я… не с-смогу, – прошептал, запинаясь, он и, не в силах поверить сказанному, отвел взгляд от лица женщины.

– Послушай меня, сынок, через меня прошло много рабов. Но я по меркам орков уже стара, хотя мне чуть больше тридцати. Детей я не рожаю и работаю только прислугой у хромого Башыка. Раньше была у него наложницей, потом он меня выгнал. И теперь я учу новых рабов. Если ты откажешься выполнять приказ Башыка, то меня отдадут на мучения шаману. Лучше тебе не видеть, что он делает с жертвами. Они кричат от боли семь кругов, а потом их шкура сушится на ветру. Тебя сначала заставят смотреть, как будут сдирать с меня кожу, а потом снова будут бить, и ты все равно сломаешься. Вот скажи, ты что-то умеешь делать? Сдирать шкуры? Нет? А делать доспехи? Тоже нет? А ковать оружие?

В ответ на все вопросы мальчик отрицательно качал головой.

– Может, ты гончар? Нет? Тогда можешь лечить больных животных? Снова нет? Ты ничего не умеешь, но у тебя одно хорошее качество – ты снежный эльфар. А метисы дорого стоят на рынке рабов. Так что ты будешь производителем. На твоем месте надо радоваться. Тебя будут кормить, не будут заставлять работать. У тебя будет много женщин. Поверь мне, мальчик, это мечта всех рабов. И не беспокойся, я сделаю все сама, ты только не сопротивляйся. – Она по-матерински улыбнулась. – Ну так что, ты готов?

Радзи-ил, посидев в задумчивости, мрачно кивнул в знак согласия. Может быть, если бы не такое суровое наказание для женщины, что заботилась о нем, он бы посопротивлялся в надежде, что его убьют первым. Почему-то ему в голову не приходили мысли о самоубийстве, но он сейчас не отдавал себе в этом отчета. Он все глубже погружался в тупое безразличие к своей судьбе.

Ночью он не спал. Мысль, что ему нужно будет возлечь с человеческой женщиной, сначала казалась ему ужасной. Потом он свыкся с ней. Его перестало мучить, что она грязная и плохо пахнет. Хотя запах от нее шел тот еще, бараньего жира и кислых кож, навоза и молока лорхов. Платье на женщине было рваное. Она на ночь его снимала и ходила без тени стеснения голой. Он видел ее отвисшие большие груди, дряблый выпирающий живот, длинные худые ноги, и она не вызывала у него никаких чувств, кроме омерзения. Человеческие женщины, которых про себя эльфары называли самки, разительно отличались от красивых снежных эльфарок. Но и это чувство брезгливости скоро ушло. Под утро он сумел забыться коротким сном. Разбудила его женщина. На этот раз она была в другом платье, чистом и похожем на истрепанный наряд благородной дамы. Пахло от нее полевыми травами, в волосы были вплетены полевые цветы.

– Вот, попей. Это укрепит твое тело и дух, – сказала она и протянула ему чашу ароматного взвара.