Толсты́е: безвестные и знаменитые

«Есть что-то роковое в нашем русском просторе, во всём складе жизни нашей, что преждевременно старит, съедает нас, что кладёт ранние морщины на челе и холодную черствость на сердце».

Пожалуй, такой литературный слог сделает честь любому из писателей, хотя не исключено, что написано под влиянием произведений других авторов. Нечто схожее по настроению можно прочитать, например, у Гоголя. А дальше Лев Львович вновь пытается полемизировать с отцом, настаивая на том, что только дворянство, то есть благовоспитанные, образованные люди из высшего сословия, способно изменить жизнь всего народа к лучшему. И это при том, что сам он так и не получил должного образования, бросив занятия в университете.

Война с Японией внесла значительные коррективы в мировоззрение Льва Львовича. «Холодная чёрствость на сердце» не помешала ему написать в одной из статей следующие слова:

«Россия – страна, единственная в мире по своему народу, географии, климату, мощи духовной и умственной, темпераменту, миролюбию, способностям, призванию. России принадлежит будущее земли, несмотря на современные беды».

Последнюю фразу Лев-младший разъяснил в письме Софье Андреевне:

«Прошлой зимой в Египте я говорил моим друзьям-англичанам: "Будьте уверены, не вы, а мы осуществим вашу мечту всемирного владычества"».

Во время русско-японской войны публика с восторгом воспринимала подобные идеи, но после поражения мечты растаяли, как утренний туман, и Льва Львовича снова озаботило положение в своём отечестве. Он пишет государю, напрашиваясь на роль «тайного советника», но ангажемента так и не получил. Расстроенный невниманием монарха, он открыл книжный магазин, затем пытался основать газету, но скоро принял наиважнейшее решение – Лев-младший, не сумев «догнать и перегнать» отца в литературе, решил пойти своим путём. Он отправляется в Париж, чтобы в мастерской Огюста Родена отшлифовать вновь обнаружившийся дар – отныне Лев Львович станет называться скульптором.

Увы, лепка бюстов желанного достатка не принесла, и он снова принялся за пьесы – вне зависимости от их достоинств, успех обеспечивали постановщик и актёры, так что этот ходовой товар успешно распродавался и в столицах, и в провинции. Но тут умер патриарх – в ноябре 1910 года Льва Николаевича не стало. Не было счастья, да несчастье помогло – Лев-младший понял, что можно опять неплохо заработать на популярности Льва-старшего. Уже весной следующего года он отправляется в Америку читать лекции о создателе «Войны и мира». Вот отрывок из его письма Софье Андреевне:

«Здесь очень интересно, и меня носят на руках. Приглашения всюду и ежедневно, в клубы, общества, частные дома».

Лев Львович стал прилично зарабатывать, однако всё равно денег не хватало. Но почему? Причина в том же увлечении, из-за которого Лев-старший в молодые годы оказался по уши в долгах, а Лев-младший подхватил эту «заразу» во время пребывания в гимназии – игра! Только теперь уже не скачки, а бесконечные бдения за карточным столом, когда желание испытать удачу, доказать своё превосходство над другими игроками не позволяет реально посмотреть на вещи. Страсть затмевает глаза, и нет возможности понять, что даже солидный выигрыш – это лишь иллюзия, самообман, который назавтра может обернуться жестоким унижением. Благо, что Лев Львович мог рассчитывать на помощь матери, иначе разорение грозило его собственной семье – жена и пятеро детей могли остаться без средств к существованию.

Судя по всему, он понял, что Великим Львом уже не стать. Раньше пытался доказать отцу, что такая задача вполне по силам, а вот теперь решил брать от жизни всё, что можно и чего нельзя. Сначала бросил жену и с молодой француженкой отправился на Дальний Восток, чтобы потом попасть в Америку. Вскоре Толстой перебирается в Европу, затем возвращается домой, но осенью 1918 года – прощание с Россией и путешествие на Запад в надежде обрести новые иллюзии.

Коль скоро речь заходит об иллюзиях, нельзя не упомянуть филолога Валерию Абросимову, которая немало сил положила для того, чтобы доказать право Льва Львовича Толстого на признание в России не в качестве сына знаменитого писателя, но как фигуру вполне самостоятельную. Валерию Николаевну возмутило содержание книги «Лев в тени Льва…», и вот в интернете появилось «Открытое письмо П.В. Басинскому и его издателям». Там есть такие строки:

«Его опус состоит на 90-95% из заимствований и примитивных, плоских пересказов, оглупляющих и искажающих суть картины. Цели своей он добился: детского писателя, драматурга, публициста, рисовальщика и скульптора Л.Л. Толстого нет и долго ещё не будет в нынешней России… Согласиться с такой трактовкой я не могу».

На самом деле, любой автор имеет право на интерпретацию известных фактов, даже тех, что опубликованы с целью нарисовать иную картину, нежели та, которая больше по душе «интерпретатору». Немало авторов специализировались на том, чтобы приукрасить образ полюбившегося им человека, будь то писатель, военачальник или государственный деятель – особенно этим грешили при Советской власти. Конечно, большинству читателей неприятно было бы узнать, что Михаил Булгаков недолгое время был наркоманом, а Михаил Тухачевский в 20-е годы прошлого столетия менял, как перчатки, и любовниц, и жён. Однако нельзя же всю жизнь пребывать в плену иллюзий.

На склоне лет Лев Львович написал книгу воспоминаний «Опыт моей жизни», в которой попытался подвести некий промежуточный итог, но начал издалека, с «родовых корней»:

«Что может быть важнее для развития жизни личности и народа, сохранения в целости их старинных родовых корней, первые отпрыски которых объединили и создали государство, и что может быть естественнее для человека, как ни почитание этих родов из поколения в поколение в стремлении продолжать их и совершенствовать?»

Желание сохранить в целости родовые корни вызывает уважение. Жаль, что автор не пояснил, как это сделать – если бы нужно было сохранить корни каких-то диковинных растений, то их можно заспиртовать, или засушить, на крайний случай. Но нет, скорее всего, речь идёт о составлении родословной. Тут Лев Львович совсем не оригинален – владельцы дворянских фамилий нередко готовы жизнь положить на то, чтобы доказать себе и окружающим величие их рода и его значительную роль в развитии страны.

С корнями вроде бы разобрались, но как быть с отпрысками, которые каким-то чудом, но неведению или по неосторожности создали целое государство? О чём это и о ком? Оказывается, что российскую монархию создал род Толстых – это какой-то «родо-монархизм», иного слова и не подберёшь:

«Этот род, или "клан, вошедший в жизнь России из глубины веков", в сущности, не род, а целая отдельная, не похожая на других, раса, сохранившая свои особенности и до сих пор. За редкими исключениями Толстые оберегли себя от влияний кровей, которые могли бы значительно видоизменить главные черты их характера, и до 22-го своего поколения остались теми же Толстыми, какими были раньше».

Будучи в здравом уме, такое невозможно написать, даже если очень хочется. Похоже, что Лев Львович начитался сочинений «бесноватого» – именно в «Майн кампф» проповедуются идеи разделения народов на высшую и низшую расы. Толстые в роли «расы господ» – такое ещё никому не приходило в голову. Возможно, Лев Львович имел в виду совсем не то? Но вот читаем в разделе «Интересовавшие меня вопросы»:

«Важнейшим [фактором] надо считать оберегание всех рас от смешения их с другими. Жгучий вопрос дня – еврейский – возник всецело от этой великой ошибки народов… Франция на краю своего исчезновения как раса потому, что громадный процент чужестранной крови низкого качества влился в вены французского народа».

Итак, Лев Львович от «родо-монархизма» докатился до расовой теории национал-социализма. На этом можно было бы поставить точку, но тут, откуда ни возьмись, на сцене появляется «Индрис из "Индроса"» – это новая вариация на тему пращуров. Род Толстых по линии князей Волконских соединился с Рюриковичами, но Льву Львовичу этого показалось мало. Судя по всему, он вознамерился привязать свой род к предкам нынешних шведов, а там недалеко и до родства с Рюриком – согласно норманнской версии, он стал основателем Руси. Если не получится, то есть другой вариант:

«Граф С.М. Толстой-Милославский, занимающийся в настоящее время исследованием происхождения рода Толстых, утверждает, что нашёл документы, по которым можно точно доказать, что Индрис был прямой потомок графа Фландрского, жившего в VIII веке. По этой версии, мы, стало быть, вышли из древней Бельгии или северной Франции».

Словом, куда ни посмотри, всюду найдутся следы пребывания Толстых, и каждый непредубеждённый человек обязан признать ведущую роль этого рода в событиях последних двух тысячелетий на территории Европы.

Однако сколько можно говорить о предках, пора бы рассказать и о себе:

«По моим личным наблюдениям, моя старшая сестра Таня и я, <…> больше взяли умственных особенностей, которые можно назвать внутренним или духовным обликом человека, от отца и его линии. <…> От матери я взял её здравый смысл и верный жизненный инстинкт. От отцовской линии, особенно князя Волконского, его спокойный и здравый ум и гордость вместе с горячностью, хотя во мне сочеталось ещё целое множество других черт, которые я взял от других моих предков, что создало из меня очень сложного и страстного, доброго и злого, слабого и сильного, более дурного, чем хорошего человека».

Хорошо хотя бы то, что готов покаяться. Но почему же линия отца, усиленная линией Волконского, не справилась со своей задачей? «Объединили и создали государство», а в результате на свет явился «более дурной, чем хороший человек». Лев Львович находит огрехи не только в воспитании, но и в самом себе, конкретно – в голове:

«В умственном отношении меня воспитали ещё беднее, чем в духовном… Всё, что преподавалось мне в детстве, не вмещалось в моей голове, и, кроме редких минут удовольствия на уроках русского языка с матерью, все моё умственное воспитание было для меня мучением».

Однако «Толстая голова» на то и существует, чтобы вместить в себя все премудрости воспитания и образования, а также впечатления прожитых лет. Вот ведь в голове Льва Николаевича, по сути, разместились несколько десятков томов его произведений – не обошлось, конечно, без последствий для здоровья, но если бы не досадная простуда, он мог бы дожить и до девяноста лет. Скорее всего, «нервно-желудочная» болезнь, поразившая Льва-младшего в начале 90-х, сказалась на его умственных способностях.

Тут самое время припомнить, что в августе 1918 года Лев Львович основал в Петрограде газету под названием «Весточка», газету «вне политики», и вот что он сообщил своим читателям в самом первом номере:

«Политика – это "ориентация". Ориентация – это сочувствие. Или Сидор и Карп дерутся и я сочувствую или помогаю Карпу, – это политика и "ориентация", но, когда я нe могу сочувствовать в драке ни Сидору, ни Карпу, когда я одинаково доброжелательно, но беспристрастно отношусь к обоим, я – вне политики… Политика – это погода. Земледелец – хозяин не боится её и не боится её и не забывает ради неё о своём плуге и лопате… Он только соображается с ней для своей работы».

Доброжелательное отношение к Сидору и Карпу можно лишь приветствовать, однако вот что невозможно понять – как погода связана с политикой? Вряд ли Толстой начитался Александра Чижевского, который утверждал, что и резкие изменения погоды, и народные восстания в значительной степени обусловлены солнечной активностью. Но как к этому приткнуть «ориентацию», которую Толстой понимает как сочувствие?

Кстати, нечто подобное через много лет говорил другой непризнанный философ, Дмитрий Львович Быков, в эфире радиостанции «Эхо Москвы»:

«Политика – это школа, это воспитание в человеке каких-то важных свойств моральных, социальных. <…> Политика – это свойство отвлечь человека от мысли, что он смертен. Это опыт высшей художественной, политической деятельности, всё, что нас превращает в людей, заставляет нас отойти от животных».

Что же получится, если просуммировать? Политика – это ориентация, погода, школа, свойство, опыт. Можно было бы продолжить, но воспитание не позволяет… Похоже, у некоторых Львовичей это, к сожалению, в крови – судить о том, чего они не в состоянии понять.

Впрочем, нелепые умозаключения – не самый страшный грех, и потому их автор заслуживает некоторого снисхождения. В 1931 году сестра, Татьяна Львовна, писала брату Сергею:

«Он удивительный человек: несомненно, ненормальный и, конечно, очень жалкий. Он, который сумел искалечить свою жизнь так, что хуже нельзя».

Глава 7. Семейный вирус, или особенные люди

Можно только предполагать, какое жизнеописание Льва Николаевича стало бы достоянием общественности, если бы все дети патриарха объединили свои усилия и составили некий согласованный текст. Скорее всего, получилась бы краткая биографическая справка, похожая на ту, что позже появилась в Большой советской энциклопедии. Причина в том, что в своём отношении к отцу дети так и не пришли к единому мнению, но вряд ли можно говорить о двух враждующих лагерях, поскольку всё было куда сложнее. К счастью для исследователей биографии Толстого, каждый из его наследников, переживших своего отца, посчитал необходимым написать личные воспоминания. Единственное исключение – Михаил, который не составил собственного мнения, поскольку в разгар семейных ссор был слишком юн, чтобы всерьёз воспринимать происходившие события.

Итак, вот что написал второй по старшинству сын, Илья, в книге «Мои воспоминания», опубликованной через три года после смерти его отца:

«По своему рождению, по воспитанию и по манерам отец был настоящий аристократ. Несмотря <…> на его полное пренебрежение ко всем предрассудкам барства, он барином был, и барином он остался до самого конца своих дней. <…> И гордость отца была тоже чисто барская – благородная. Много пришлось ему от этой гордости страдать. И в молодости, когда у него не хватало денег проигрывать в карты и равняться в кутежах с богачами аристократами… Много, много мучила его гордость, много заставила она его пережить и передумать, и, может быть, эта же благородная гордость духовная немало поспособствовала тому, что из него вырос тот человек, каким он стал во второй половине своей жизни».

Довольно странное суждение, но это право сына – утверждать, что именно благородное происхождение позволило Толстому стать известным писателем и претендовать на роль мессии для рода человеческого. Судя по всему, идея исключительности, избранности вбивалась в голову детям с ранних лет:

«Одной из главных забот родителей в те первые годы нашего воспитания было охранение нас от всякого внешнего постороннего влияния. Весь мир разделялся на две части: мы с одной стороны, и всё остальное – с другой. Мы – особенные люди, и равных нам нет. Мы – это папа, мама, Кузминские [Татьяна Кузминская – сестра Софьи Андреевны], дядя Сережа Толстой и его дети, тетя Маша, некоторые редкие в то время гости – больше никто. Остальные все – это существа низшие, которые должны нам служить, должны работать, но от которых надо держаться подальше и особенно не брать с них примера».

Но если «особенность», превосходство детей Толстого очевидны, почему же никому из сыновей не удалось то же, что отцу – стать знаменитым и богатым? Конечно, можно сетовать на смутные времена, наступившие в России после революции 1917 года, но к этому времени трём старшим сыновьям было уже около пятидесяти лет. Толстой же в этом возрасте удостоился титула классика, ну а романы «Анна Каренина» и «Война и мир» обеспечили значительный доход его семье.

Возможно, причина неудач наследников патриарха в том, что внушенное родителями превосходство не нашло подтверждения при столкновении с реальностью. Отсюда – метания, шараханья от одного увлечения к другому, разочарование в самом себе, обида на родителей и тщетные поиски того особенного места, где каждый из детей Толстого мог бы стать великим, как ему и предназначено.

Ещё одна причина таится в некоем «семейном вирусе», который поразил не только сыновей, за исключением Сергея, но характерен был и для других представителей этого дворянского рода. Илья признаёт, что брат Лёва мог подхватить эту «заразу» от родного дяди:

«Сергей Николаевич, красавец собой, бывший императорский стрелок, увлекается цыганами, проводит с ними дни и ночи и одно время даже увлекает с собой младшего брата Левочку. Цыгане – это сборное место золотой молодежи. <…> Шопены, Моцарты, Бетховены – всё это выдумано, всё это искусственно и скучно, единственная музыка в мире – это цыганская песня. Так думал дядя Серёжа тогда, и вряд ли он изменился в этом отношении и позднее. В конце концов, Сергей Николаевич влюбился в цыганку Машу Шишкину и много лет жил с ней гражданским браком».

Видимо, Сергей Николаевич совратил не только Лёву. Нечто похожее случилось и с Андреем, третьим сыном Льва Николаевича. Вот что писал о взаимоотношениях отца и сына Сергей Михайлович Толстой, внук патриарха, в своей книге «Дети Толстого»:

«Он [Лев Толстой] критиковал его [Андрея] за самоуверенность, хвастовство, за проступки, компрометирующие его имя, за деньги, которые он тратил. Он сожалел о его безрассудной трате денег на цыган, женщин, охоту, на автомобиль, который внушал ужас деревенским жителям».

Андрей бросил учёбу в гимназии, но это уже не удивляет – из всей семьи только Сергей закончил университет, а остальные не видели никакого проку от учёбы.