Голубая моль

Ребров вышел от корифея в смешанных чувствах. Было о чем раскинуть мозгами. С одной стороны, конечно, Москва… С другой – как там обустроиться? Не прежние времена. Вопросов возникает сразу пропасть. Но чего париться раньше времени? Неизвестно еще, как всё получится у профессора. Он и сам в дрянном положении. Жалко.

Солнце вскарабкалось уже высоко – разгорался один из последних майских дней. Аллейка из акаций перед институтом отбрасывала резкие летние тени. Сидевший на ветке воробей чистил клюв. Рассеянно посмотрев на Андрея, он опорожнил ЖКТ прямо на стоящую внизу скамейку.

– Васьки на тебя нет, – сказал Андрей, погрозив воробью пальцем. – Распустился тут без забот.

–Чи-и? – удивленно спросил воробей.

–Распоясался тут, я говорю, – молчал бы уж.

Воробей, не сходя с ветки, сделал выпад, ловя что-то мелкое, но промахнулся и снова начал чистить клюв.

«Так и я « – подумал Андрей – «гоняюсь за мухами и стрекозами и, может быть, ничего не поймаю. И придется оставить это дело на хобби, а на жизнь – приказчиком в лавке. Или таксистом. А что? Вполне даже нормальный труд».

Надо сказать, что с насекомыми он был на короткой ноге сызмальства. С отцом они при первой возможности выезжали на рыбалку на озера, за 70 километров от Сибирска. Там случалась и крупная рыба, но в основном, как и везде – окуни, плотва и ельцы. Для их поимки ловились прежде бабочки-боярышницы, во множестве обитавшие на черемухе. Им до половины обрывались крылья – и наживка готова. При хорошей погоде или когда она уже переменилась и моросил дождь, клев на бабочек был отменный. Годились для насадки и кузнечики – нестадная сибирская саранча, а более всего представители семейства карповых любили слепней, по-местному – паутов. Против такого угощения не мог устоять никто из них , и даже больше, чем ельцы, их обожали хариусы, обитавшие в небольшой речке, впадающей в озера. Но эти бестии были очень пугливы и хитры и разбегались, лишь только где-то появлялась тень. Приходилось подбираться к воде едва ли не ползком. Такая рыбалка Ребровых не устраивала. Другое дело – большие быстрые реки. Там рыба куда более самоуверенная и отважная. Да и покрупней, конечно. Но такие рыбалки выпадали крайне редко, так что ответ за все приходилось держать обитателям озер. Там, кстати, водились щуки и на живца шли довольно хорошо.

– А мы вот сейчас вас! – говорил старший Ребров, заметив в зарослях осоки у берега нерядовой всплеск. Он доставал снасть с большим крючком, цеплял к нему посредством резинки маленького, но аппетитного ельца и подбрасывал яство к замеченному месту. При таком способе насадки елец мог полдня, не болея, кружить на одном месте, удерживаемый грузилом. Какая же щука или окунь откажется от угощения? Попадались щуки и по пять, и даже семь килограммов. Количество бабочек, кузнечиков и паутов, скормленных Андреем на рыбалке, было неисчислимо. Но не только в качестве наживки интересовали они его. Он даже записался в кружок натуралистов и с увлечением изучал всевозможную мелкую летающую, ползающую и скачущую живность. Биологичка на своих уроках на него нарадоваться не могла: чисто кандидат наук! Математика вот только…

– И в кого он такой пошел? – недоумевал старший Ребров, опасливо обходя уголок Андрея с коробками, наполненными жуками.

– Ну, пусть уж лучше жуки, чем дурная компания – резонно замечала супруга.

***

Влас собирался поступать в военное училище. На семейном совете решили, что это вполне приемлемо – как-никак полная определенность с работой и полная занятость. Опять же денежное, вещевое и прочее удовольствие. И, в крайнем случае, можно уволиться. Но это уж при непреоборимых обстоятельствах. Родители убедились, что решение сына твердое и уже только этим были довольны. Ну, в самом деле: отговори его, а что предложить взамен? Все так зыбко и неустойчиво. Сегодня есть – а завтра нету. И если при этом у Власа что-то не заладится, виноваты будут они. Нет уж! Пусть идет своим путём. Служат же люди – и не обижаются. Ну да, конечно, надоедает всё одно и то же, но и на любой работе так: кому она не обрыдла? Особенно если человек имеет только одну запись в трудовой книжке длиной в три десятка лет. А если четыре?

Влас давно уже заметил одну свою особенность: он плохо переносил, если кто-то был у него за спиной; в случае, если приходилось усаживаться, садился лицом к двери. Двигаясь по улице, он всегда замечал, если следом двигалась бездомная дворняга, присматриваясь к его пяткам и принимал меры. Понимая, что это дано не всем, втайне решил, что он прирожденный разведчик, а может быть, контрразведчик. С течением времени убеждение, что его призвание – военная служба, только крепло. Он начал делать по утрам зарядку, обливаться холодной водой и кидать в огороде кирпичи – правой, левой рукой, а в заключение тренировки обеими вместе. Кирпичи заменяли ему противотанковую гранату. Само собой, ходил он также на секцию борьбы, а в порядке самостоятельной подготовки, кроме метания кирпичей, поднимал еще гири. В связи с чем пользовался определенным авторитетом у сверстников. Особенно, когда дело доходило до потасовок с «деревенскими», то есть учениками Коковищенской школы, которая всех коковищенских детей вместить не могла. Поэтому жители крайних, соседствующих с Кокой улиц были приписаны к третьей городской школе и имели прозвище «городских собак», в то время, как учащиеся Коковищенской школы именовались «колбасой деревенской», а чаще – просто колбасой. Почему колбасой – непонятно, так как в селении никогда производством этого продукта не занимались. В прежние времена противостояние имело угрожающий характер, но постепенно почти сошло на нет: то ли молодежь пошла слишком ленивая, то ли уж очень была занята – уроками, секциями, кружками, компьютером и айфоном – так или иначе схватки случались лишь от случая к случаю и приобретали характер ЧП. Власу было не очень-то нужно отстаивать интересы городских, в то время, как и они, и он сам были, если в натуре разобраться, все-таки деревенскими. И летом, когда дурацкие школьные штудии забывались, забывалась и эта межшкольная усобица, в Коковище между младшими жителями наступали взаимопонимание и согласие. Так что эта вражда по географическому признаку без иной подпитки истощалась и усыхала до крайности. То есть до начала следующего учебного года, когда она вновь пробуждалась к жизни, вяло и без былого азарта.

Влас успешно поступил в военное училище и теперь, когда приезжал домой и появлялся в присутственных местах при полной форме, производил вполне благоприятное впечатление. Особенно был доволен выбором брата Василий, гордился им и утверждал что и он, скорее всего, станет офицером, если не получится стать капитаном дальнего плавания. Вершинины-старшие тоже вполне были расположены к новому статусу Власа. Сын теперь уж мало принадлежал им, редко появляясь в Коковище, поскольку учился далеко от этих мест, да и отпуска были слишком редки. В один из таких приездов Егор Егорович решил с помощью Власа подремонтировать дом. Строение было старое, нижний венец подгнил и уже давно требовал замены, да все не доходили руки. Конечно, следовало бы сделать капитальный ремонт, призвав бригаду строителей, но на это не набиралось денег: как-никак семья немаленькая и дети требовали расходов. Был неприкосновенный фонд, но на то он и неприкосновенный, чтобы его без крайней нужды не трогать. Кредит брать Егор Егорович принципиально не хотел, поскольку и простой-то долг отдавать нелегко, а уж с такими процентами…

– Черт побери! – ругнулся он вроде мысленно, но получилось вслух, и хлопнул себя по коленке, отложив бумагу и карандаш, посредством которых вычислял примерную стоимость капитальных работ. – Так и так, придется нам, Влас, заняться с тобой ремонтом самим. Иначе мы заморозим эту Дарью, – и он спросил младшую, которая вертелась тут же – заморозим?

Она лишь утвердительно кивнула, хотя могла уже и говорить.

В дверь постучали и ввалился Андрей Ребров.

– Услышал, что прибыл Влас и решил заскочить, поздороваться, – и потряс хозяевам руки. – О-о и Моль здесь? – он взял племянницу на руки и подбросил ее, вызвав восторженный визг.

Обменявшись новостями о житье-бытье и о службе, порешили тотчас же приступить к ремонтным работам, поскольку и Андрей вызвался помогать, раз такое дело.

– Вообще, это кажется, что работа небольшая – а только возьмись, оказывается и то надо, и это, черт побери! – снова выразился, забывшись, Егор Егорович. – С другой стороны, глаза боятся, а руки делают.

Он решительно встал, но слишком резко, табуретка покачнулась и упала ему на ногу. Егор Егорович поморщился и открыл было рот.

–Чёлт побели! – подсказала Дарья.

– Вот именно – под дружный смех отозвался Егор Егорович.– Ленка, забери Дашутку, мы сейчас начнем работать. Идите, погуляйте, пока мать там жарит-парит.

Задача по восстановлению теплоизоляционных свойств дома состояла в том, чтобы утеплить его нижнюю часть изнутри. Упрощалась она тем, что такая операция требовалась пока северной стене и тем, что доски пола шли параллельно ей. Свернув линолеум и отодрав пот три доски в большой и смежной комнатах, принялись за самую ответственную работу. Прибили вдоль нижнего бруса широкие доски-пятерки, оставив зазор в пол-ладони шириной, и принялись забивать в эту щель паклю, заготовленную для такого случая.

Пожалуй, батя, еще один тюк пакли покупать придется, – сказал Влас и чихнул, наглотавшись пыли, которая обильно поднималась вдоль всего фронта работ. Пыль и труха гнилого сена усеивали пол и всю землю возле фундамента.

– Да, уж, придется. Разве это пакля? Один мусор. Вот раньше была пакля! Хоть валенки из неё катай. А это что за дрянь? – и он с отвращением потряс неприглядный клок. Тем временем Васька, посланный на чердак поискать рулоны старого ватина, заготовленные Марией Васильевной для производства домашней теплой одежды на зимнее время, вернулся с ватином и какой-то старой, даже не желтой, а коричневой газетой.

– Тут, кажется про нас написано. Вот, чернилами обведено – сказал он, протягивая ее отцу.

– Да ну? Где ты ее раскопал?

– Да там пачка каких-то еще бумаг вывалилась. Она на самом верху была. И ещё облигации какие-то, грамоты; мусор, короче.

– Поосторожнее: мусор! Люди вкалывали, а ты… Надо будет посмотреть. Ну-ка, а тут что?

– Отмеченная чьей-то рукой небольшая заметка называлась «Образцовая семья».

«Илья Николаевич Вершинин, – начал вслух читать Егор Егорович – и его жена Наталья Ивановна из Коковищенской бригады колхоза «Прямой путь» постоянно перевыполняют план. Он – на вспашке зяби, а она – на уходе за телятами. Они дают хороший привес и нет падежа. Взрослых поддерживают трудолюбимые дети. Старший, Николай, помогает отцу, а Егор пасет летом овец. Они вносят свой склад в дело государства, которое постоянно заботится о них». Подпись была «Активист».

– Так это же дедушка с бабашкой, а Егор Ильич – отец.– Ну надо же! Мать, иди-ка сюда!

Прибежала встревоженная Мария Васильевна, оставив кухню. Но все обошлось. Принялись обсуждать событие, вертя районную газету «Светлая заря» за 1935 год так и этак, восторгаясь и гордясь передовыми дедами.

– Петька, – вдруг встрепенулся Егор Егорович – неси-ка сюда наш диплом за первое место в «Семье»!

Когда диплом был доставлен, глава семейства зачитал вслух и его. Там были слова, сказанные о Вершининых при вручении награды, а завершался текст выводом о том, что такие семьи составляют основу государства и его будущее, а оно постоянно заботится о них.

– М-да, – задумчиво произнес Егор Егорович. – Реинкарнация, однако.

– Хм, – коротко отозвался Андрей Ребров.

Съездили за паклей и скоро ремонтные работы были успешно завершены. Ватина не потребовалось. Понадобилось еще некоторое время, чтобы убрать мелкий травяной мусор, оставшийся от негодяйской пакли, и пыль, с чем разобрался пылесос.

По случаю такого серьезного и полезного, которое долгое время откладывалось, дела, хозяин выставил литровую бутылку водки, а Мария Васильевна – большой перечень солений, копчений, вареного и жареного, включая и рыбный пирог с мойвой, луком, картошкой и перцем, от которого заходился дух.

За столом собралась вся семья, включая и Дарью, которая уже вполне самостоятельно умела сидеть на взрослом стуле, но предпочитала сидеть на руках. Подоспел Сергей, ездивший в кафе за тортом. Егор Егорович провозгласил первый тост за успешное проведение только что законченной работы и выразил уверенность, что этого ремонта хватит надолго, по крайней мере, до тех пор, пока Дарья не подрастет и перестанет простывать от каждого мало-мальского сквозняка. Следующий тост был за семейство Вершининых – надежду и опору, а также и за Ребровых. Пили водку только строители, все остальные обходились компотом. Тем не менее, было вполне весело всем. Домой Андрей поехал по центральному мосту. Сегодня всяческие планы, само собой, уже не могли обдумываться и претворяться в жизнь. Утро вечера мудренее.

Между тем решалась дальнейшая судьба Андрея Реброва. Профессор, его научный руководитель, добился-таки, чтобы подающего надежды аспиранта из Сибирска приняли в аспирантуру уважаемого столичного вуза. Правда, пришлось подождать полгода и понести определенные материальные издержки. Но родители настояли, чтобы он продолжал начатое.

– Иди до победного – сказал отец, раз уж взялся.

– А мы проживем – поддержала его мать. Да и будешь же приезжать, звонить почаще.

На том обсуждение вопроса было закончено. Но никак не меньше Андрея тревожила перспектива расставания с учительницей химии из третьей школы Ириной Ветровой.

После истории с разбитым окном он ждал ее звонка, чтобы доставить к Вершининым, однако звонка не было и на третий день позвонил ей сам.

– Вы еще не забыли про свою угрозу? – спросил Андрей после взаимных приветствий. – Насчет родителей Василия, любителя разбивать окна? Мой мотоцикл бьет копытом.

– Извинитесь перед ним за меня – засмеялась она. – Я уже была у них. А вас просто не стала беспокоить.

– Понятно. Я-то ничего, но вот он вряд ли простит обманутые ожидания. Если не к Вершининым, тогда, может быть, съездим на рыбалку? Поскольку городские достопримечательности вам наверное, уже примелькались.