Сахалинский репортаж. Вокруг острова на мотоциклах. 1957 год

Снова призывно мелькают в ночи красные огоньки. Наступает очередь Дурманова. В воду летит с траулера светящийся буй.

– «Обоянь», «Обоянь», буй в центре косяка! Иди в замет!

– Вас понял. Иду в замет!

Полосой сбегает с поворотной площадки в темную воду кошельковый невод – стена из дели шириной в сто метров и длиной в полкилометра. Остается в шлюпке прыгать на волнах матрос с фонарем.

Судно «пишет циркуляцию» – совершает круг вокруг светящегося буя. Стенка из сетей разворачивается и окружает косяк.

– Выбирай!

На лебедку наматывается бежной конец. Где-то внизу, под водой, смыкается нижняя подбора невода, запирая рыбу в «кошельке».

Почти час напряженно работает весь экипаж. И вот у борта сейнера начинает колыхаться тяжелая рыбья масса.

В эфире снова звучит голос Дурманова:

– …Залился рыбой полностью. Прошу транспорт. Прошу транспорт…

Голубым рыбьим серебром, действительно, залиты трюм и палуба. Подходит транспортно-холодильное судно, спускают храпок рыбонасоса в сливную часть невода и начинают перекачивать рыбу в просторные трюмы.

Просьбы о транспорте раздаются уже со всех сторон. Кто-то требует помощи особенно настойчиво, сообщает, что рыба может «залечь», то есть уснуть, опуститься многотонной массой на нижнюю часть невода. Придется тогда распустить «кошелек». Прощай улов!..

Пением сирен, шумом моторов, лязганьем цепей наполнена ночь над Татарским проливом. Множество огней отражается в темной, неспокойной воде. Лов ведут одновременно более ста тридцати судов.

Это – путина.

У длинного пирса Южного рыбозавода при свете прожекторов рыбонасосные установки высасывают сельдь сразу из шести сейнеров. Рыба течет по гидрожелобу над головами людей в посольные цеха, бьет тугими струями в бетонные чаны.

Все больше сельди на причалах. Начинают брать рыбу бригады ставных неводов. И, наконец, рыбьи стада ударяют в берег, море на много километров заливается нежным бело-голубым цветом.

Настоящая лавина сельди обрушивается на рыбокомбинат. Люди не справляются с работой, не успевают рыбонасосы. Суда с уловам выстраиваются у пирсов в очередь.

Сергей Терентьев, покачиваясь, пробивается к приемщику.

– Рыбу когда примете? – спрашивает он устало, почти без выражения. – В море надо идти…

Не получив ответа, поворачивается, шагает обратно и, уронив голову, усаживается на палубе бота. Ребята из его экипажа, приткнувшись в разных уголках судна, спят – в мокрых ватниках, с ног до головы измазанные серебристой чешуей. За последние трое суток они впервые сомкнули глаза…

Невельск в дни путины переполнен. Сюда собираются не только сахалинцы, но и соседи-приморцы. Город шумит и волнуется допоздна. В дымных чайных и столовых официантки сбиваются с ног. Люди дремлют над пустыми тарелками, торопливо жуют принесенную пищу.

За едой спорят, ругают синоптиков, говорят о заметах, порванных «кошельках», приводят в пример всякие случаи. Кто-то вспоминает, как однажды косяк ударил в пирс рыбозавода и рыбонасосы перекачивали в засольные чаны рыбу прямо из моря.

– Так у нас чище было! – откликается человек в полушубке, очевидно, колхозник. – Селедка ударила по мелководью в песочек. Мужики – зюзьгами, бабы – корзинами, ребятишки штанами рыбу таскали. Видим – уйдет много. Тогда взяли лошадь с телегой, нагрузили невод и пустили по воде в замет. Чисто как на сейнере работали!

Оживает, бодреет от сладковатого запаха свежей сельди, крепкого морского ветра в путинные дни рыбацкий город Невельск.

А сейчас тихо.

Голубая волна лениво лижет берег. Разгуливают по пирсу среди фиолетовых луж жирные, похожие на куриц чайки.

Впрочем, сейчас жизнь кипит в других местах. В Невельск приходят радиограммы, короткие сводки, рассказывающие о промысле в далеких морских просторах.

Крутой поворот от пассивного, прибрежного лова к активному составляет существо преобразований, происшедших в нашей рыбной промышленности за последние годы.

Для сахалинцев становится традицией экспедиционный лов, походы добывающего флота в дальние районы – к островам Курильской гряды, к берегам Камчатки.

Десять дней приходится плыть рыбакам с Сахалина вдоль «самых дальних наших островов» через штормы, снежные заряды и шквалы, чтобы выйти к западному берегу Камчатки, на Явинскую камбальную банку.

Подводное поле, на котором держится камбала, всегда имеет причудливые очертания. Нужно иметь большой опыт, чтобы на траловом лове не поднимать «пустышку» за «пустышкой». Сахалинцы не имели этого опыта, но они смело вступили в соревнование с камчатскими рыбаками. Умение приходило в нелегком рыбацком труде.

На банке у берегов Камчатки начала коваться слава прославленного дальневосточного капитана-сахалинца Владимира Андреевича Воронкова. Зимой 1954–55 годов его СРТ-664 «Наяхан» добыл 8 тыс. центнеров камбалы. Весной 1956 года «Наяхан» вернулся в Невельск с тринадцатью звездами на рубке. Каждая из них означала тысячу центнеров добытой рыбы. Весной этого года капитану Воронкову присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда.

Рыбаки, бравшие весной сельдь на западном побережье, ушли сейчас далеко – в залив Терпения, к берегам северных Курил и Камчатки.

Машины остановились у ворот рыбозавода «Правда». Пока двое ликвидируют повреждение, проходим на причал.

Рыба течет в разделочный цех, живая рыба, которую мы уж и не надеялись увидеть в это время на западном побережье. «Правда» первой взяла крупный улов горбуши – даже очень крупный: за месяц – три месячных плана!

Прямо на пирсе возникает беседа. Оратор, стоя на колеблющейся палубе катера, рассказывает рыбакам о VI Всемирном фестивале молодежи.

Вокруг столпились обработчицы в мокрых фартуках, грузчики в промасленных робах, девушки в белых халатах. И очень непривычно слышать над морской гладью аплодисменты.

Дальше, дальше на север! Спешим воспользоваться хорошей погодой. Промелькнули залитый солнцем портовый город Холмск, белый карандашик маяка на мысе Слепиковского, проплыла затянутая дымкой Костромская долина, еще одна сахалинская житница – юго-западная. Остались позади поселок Пионеры, который готовился принять детвору, Антоново с новым зданием Сахалинского филиала Тихоокеанского научно-исследовательского института океанографии и рыбного хозяйства.

Под вечер машины поднимаются на Чеховский перевал. Какой красотой отмечены эти места! Дорога вьется по откосу, мечется из стороны в сторону, а где-то внизу как будто застыли чистые гребешки волн.

Нам повезло. В дождь Чеховский перевал непроходим, а сейчас покрышки хорошо цепляются за глинистый грунт.

Но успокаиваться нельзя. На одном из поворотов головную машину выбрасывает за полотно.

– Держись!

Мотоцикл скользит по каменистому откосу. Водитель с трудом выбирает единственную мыслимую линию движения. Чуть левее – обрыв, чуть правее – машина перевернется.

Выровнялись.

С зажженными фарами машины вкатываются в город Чехов. Все были в нем не один раз и… все его не узнали.

Кажется, что весь город перестраивается заново и что строительных лесов в нем больше, чем готовых домов.

Остановились в новой гостинице. Аркадий пошел за покупками в новый универмаг, а остальные отправились в душевые в новую баню – смыть дорожную пыль.

Здорово, очень здорово расстроился за последние два года маленький город Чехов! Новые магазины, двухэтажные жилые дома, больница…

– Вы были на горном озере? – спросил вас редактор районной газеты. – Какой материал для журналиста! Я уже послал информацию в «Советскую Россию».

Нет, мы не были. Нет, мы ничего не слышали. Потом пришлось добавить – «к сожалению».