Книга тайн

– Ты хочешь сказать, государь, что Александр видел в своем сыне нового фараона Египта? – удивился Диокл.

Этого он не мог и предположить. А получается, что Александр Македонский, прозванный Великим, предвидел разногласия между соратниками после своей смерти и выбрал для сына в удел Египет, а не всю созданную им империю. И царь приставил к нему своего самого верного соратника Птолемея.

Царь продолжил:

– Жрецы храмов Амона-Ра, Осириса, Исиды, Аписа составили записи о том, что после смерти Александра новым фараоном становиться Александр II. Все эти папирусы хранились у жреца храма Ра в Гелиополе по имени Несмин. И в этих папирусах было отмечено, что я, Птолемей Лаг, назначаюсь первым вельможей и хранителем царства Египетского, до вхождения в возраст наследника.

– И эти папирусы до сих пор сохранились? – спросил Диокл.

– Нет, – покачал головой царь. – Я приказал забрать их из храма и доставить ко мне. Затем я сжег их. Я сам пожелал стать царем.

– А что случилось с этим жрецом? – осторожно спросил Диокл.

– Я приказал убить его, – ответил царь. – И тех, кто ездил за папирусами, также по моему приказу умертвили. Я не хотел видеть ни одного живого свидетеля. Мое право на царствование никто не должен был оспаривать. И другие жрецы именем богов сделали меня новым фараоном! А Александр верил мне как никому! Эта вера в нем укрепилась, после того как я раскрыл заговор пажей. Тогда я спас моего царя. Вот он и доверил мне сына. Но я предал его доверие.

Диокл удивился тому, как откровенен с ним царь. Он испугался. Такие тайны он доверяет философу и писателю-историку. Доживет ли он после этих откровений до завтра? Ведь тайна, которую ему открыл Птолемей – была страшной тайной. Получается, что Птолемей был государем незаконным – узурпатором власти. И узнай про это жрецы, в Египте могло начаться даже восстание против власти Птолемея.

– Ты побледнел, друг мой? – царь заметил состояние своего приближенного. – Но тебе не стоит переживать. Твоя жизнь вне опасности. Я верю в твой ум, Диокл. Ты не станешь рассказывать про это никому. Ведь никаких доказательств у тебя нет.

– Ты прав, мой царь. Я предан тебе всей душой. Могу ли я предать тебя?

– Все способны предать, Диокл. Я же предал моего царя. Затем, – продолжил свой рассказ Птолемей, – мой царь умер. И собрались тогда на совет все соратники Александра, чтобы решить судьбу созданного им громадного государства. И именно я первым предложил тогда каждому владеть землями, которые нам пожаловал царь.

А вот это не было новостью для Диокла.

– Но насколько я знаю, государь, – возразил Диокл, – тогда все диадохи[7 - Диадохи – соратники Александра Великого, которые после его смерти разделили его империю на отдельные царства. Птолемею Лагу достался при этом дележе Египет.] поддержали тебя. И не предложи этого ты, это предложил бы иной. Ведь брат Александра полоумный Арридей, что сидел в Македонии, не мог править вместо него! Не ему было держать в руках столь огромное государство. Держава Александра была обречена развалиться после его смерти на многие части.

– Но я предал своего царя, Диокл.

– Так поступил бы каждый на твоем месте. А для Египта твое правление было благом! Ты сумел привлечь к себе египтян. Ты сумел договориться с греками, что жили в Египте. Они все признали тебя, государь. Ты присоединил к Египту Киренаиду. Ты возродил величие Египта.

– Но я провозгласил себя фараоном. И тень Александра прокляла меня, Диокл. Никому я еще не рассказывал про это. Сам мертвый царь в ночь, после моей коронации явился мне и предал мой род проклятию.

– Сам Александр явился тебе во сне? – изумился философ. Он хорошо знал, что мог означать такой сон. Это было страшное проклятие мертвого. – Это не могло тебе показаться, государь?

– Нет. Я видел его словно живого. Он был бледен, и он стоял в тех же доспехах, в которых его хоронили. Я был страшно напуган. Это был даже не сон, друг мой. Я не могу теперь сказать, я спал тогда или нет.

– Это могло быть только видение, государь. Видения могут рождаться в наших головах.

– Но это было не видение, Диокл. Это было проклятие. Проклятие того, кто ушел за грань смерти.

– Кто знает, государь? Кто может сказать это наверняка? Мир всего лишь зеркало наших поступков.

– Ты снова начинаешь говорить загадками, Диокл.

Диокл теперь точно знал, почему Птолемей побоялся провозгласить себя богом, как делали до него все фараоны Египта, и остался только царем.

Но это было не все, что хотел сообщить ему Птолемей. Самая главная новость была впереди. Она касалась будущего, а не прошлого и потому была много важнее…

Дом философа Диокла, друга фараона Птолемея Первого.

Год 283 до н. э.

Весь следующий день Диокл просидел в своем доме. Он никуда не выходил за стены, и приказал слугам разыскать Ахилла, единственного сына и наследника.

«Нужно поговорить с сыном. Царь поведал мне много интересного. И начал Птолемей издалека. С чего бы это? Он решил именно со мной поделиться большим государственным секретом».

Слуга открыл двери и пропустил в покои философа воина.

Молодой человек не был похож на отца. Его высокое и стройное тело – было телом воина, а не философа. Он был мускулист и широкоплеч. И с ранней юности его привлекало оружие и физические упражнения. Он совершенно не проявлял склонности к философии и наукам.

Злые языки даже поговаривали что Афродисия, жена Диокла, прижила Ахилла не от тщедушного и худого философа, но от египтянина, командира пеших лучников Птолемея. Но сам Диокл знал свою жену лучше. Она была верной и порядочной женой. А Ахилл, скорее всего, пошел в своего могучего деда Клеомана, отца Афродисии.

Ахилл унаследовал от воина Клеомана страсть к войне и сражениям. Он хотел стать солдатом, и отец устроил его в личную гвардию царя простым воином. Теперь сын был уже таксиархом Золотой стражи и товарищем молодого принца Птолемея-Младшего.

– Ты хотел меня видеть, отец? – спросил Ахилл, входя в комнату, где Диокл хранил папирусы, над которыми работал.

– Да, сын. Я хотел тебя видеть.

– Мне сейчас некогда отец. Я должен идти в таверну «Щит Александра». Там у нас встреча с друзьями. Придут командиры конной гвардии и командиры колесничих. Можно я зайду к тебе вечером, отец. Или лучше завтра утром.

– Нет, – резко возразил философ. – Ты станешь говорить со мной сейчас. Не стоит тебе быть столь легкомысленным. Речь идет о твоем будущем, сын.

– О будущем? – удивился Ахилл серьезности отца. – Но мы с тобой много говорили о нем. Неужели это столь важно? Я уже воин в царской дружине. Я таксиарх.

– Это важно! – вскричал Диокл. – Я должен тебе сказать то, от чего зависит твое будущее. Ты давно видел молодого Птолемея?

– Принца? Которого из Птолемеев?

– Младшего. Сына царя от Береники.

– Я видел его вчера. Он мой друг. Ты же знаешь, что старший принц Птолемей-Мага меня терпеть не может. А что такое, отец?

– Завтра наш царь провозгласит указ о том, что передает власть в руки молодого Птолемея! Вот что!

– Как? – Ахилл сел на стул. – Молодой принц станет соправителем?

– Нет, – покачал головой Диокл. – Если бы он стал соправителем, то все нити власти все равно были бы у старого Птолемея. Но он передает сыну всю полноту власти! Молодой Птолемей станет новым фараоном! И фараоном единственным!

– Царь добровольно откажется от всей власти? Невероятно! В обход старшего сына царя! – удивился Ахилл. – Но смирятся ли с этим принцы Птолемей-Мага и Аргей? Принц Птолемей-младший рожден второй женой царя Береникой. А Береника не больше чем простая служанка.

– Вот именно, сын мой. Именно! И пока жив наш царь, никто не осмелится оспаривать его решения. Но после его смерти молодые принцы сцепятся в смертельной борьбе за корону Верхнего и Нижнего Египта. Эта династия обречена, сын мой. Обречена!

– Ты что, отец? Но ты сам говорил, что царство при Птолемеях укрепилось как никогда и это новый расцвет Египта.

– Так было, сын. Но теперь все не так. И не спрашивай меня почему. Я не могу тебе ответить на этот вопрос. Это не моя тайна и она умрет со мной. Да и опасно знать то, что стало известно мне. Сейчас я боюсь того, что мои дети и будущие внуки падут вместе с проклятой династией.

Ахилл был поражен переменой, которая произошла с его отцом. Он до этого всегда был верным сторонником царя и его династии. И то, что он говорил теперь, не укладывалось в голове молодого воина…