В каждом доме война

– Да неужто сами хотите в пекло головой? – смеясь ехидно, переспросил Дрон.

– Как, разве, хлопцы, вам нравится видеть немца на родной земле? – он сурово, удивлённым взглядом оглядел ребят, и продолжал: – Нет, ребята, каждый мужчина, настоящий мужчина, понимает свой священный долг защитника, а вы это должны знать и всегда помнить, помнить всякую минуту и секунду…

– Правильно, я бы первая пошла! – воскликнула Маша Дмитрукова. – Но кто меня возьмёт, ведь в тылу тоже кому-то надо трудиться.

– Значит, так хочешь воевать! – отозвался Дрон. – Я, например, не рвусь, успею навоеваться, ещё долго будет эта мясорубка! – криво улыбаясь, продолжал он, дивясь своей смелости.

– Я скоро сам пойду, как мой отец! – вдруг вырвалось у Алёши несколько хвастливо, чему он не отдавал отчёта. Зато Дрон взглянул на своего недавнего соперника откровенно враждебно, говоря про себя: «Семя вражье, а туда же геройствовать!»

– Будто наши бати на курорт уехали? – раздражённо бросил он, и все в разнобой засмеялись, поддерживая презрительный настрой дружка. Другие молчали, напряжённо следя за военным, как он лукаво улыбался, переводя взгляд на каждого паренька.

Нина видела, как он дольше обычного смотрел на ребят, наверное, находя их для себя смешными, которые на словах герои, а на самом деле боятся идти на войну. Тут к нему подошёл его товарищ в такой же форме, и они, тихо переговариваясь, отошли в сторонку. А Нина вспомнила, как полчаса назад она с сожалением для себя отмечала, что он смотрел на неё не больше, чем на других девушек, хотя иногда казалось, будто при взгляде на неё он выражал на своём симпатичном и мужественном лице некоторое смятение…

Однако более всех возле него крутились Ольга и Арина Овечкины, Лиза Винокурова и Лида Емельянова, весело и не без озорства, они обращались к военному по всякому пустяку. Когда же он сказал, что уже подал прошение об отправке на фронт, Арина даже изобразила на лице деланный испуг:

– Товарищ политрук, нешто вам будет не жалко бросить нас?

– Если честно – жалко! С вами интересно, но для боевого командира – место на фронте, – ответил решительно он.

– А вы пишите нам! – подхватила Ольга почти серьёзно, на что он только снисходительно улыбнулся, переведя взгляд на Нину, которая очень смутилась, но в следующую секунду он уже смотрел на других девушек. Хотя сёстры Овечкины с неприязнью бросили на Нину взор, высокомерно хмыкнув, глянув между тем на брата, стоявшего почти рядом с военным. Дрон явно испытывал к нему зависть, оглядывая его довольно придирчиво, а в его колючих глазах теплился гнев оттого, что этот вояка строил из себя завзятого героя, ещё не нюхавшего, однако, пороха. Дрон всерьёз полагал, что этот Дима перед девками красовался ложной храбростью, ведь кому охота идти в погибельное пекло. Вот потому в тылу он и проводит время как может, а тем временем война закончится. А если занимается с ними, гражданскими, значит, на большее он вообще не способен, о чём после, когда ехали на грузовике домой, говорил вслух девушкам, чтобы образ «этого героя» рассыпался у них в сознании.

– А вы перед ним уши развесили! Он вам трепался, чтобы понравиться… – продолжал он.

– Ещё чего выдумаешь, Дрон! – бросила Ольга. – Да мы над ним смеялись. А кое-кто тут сидит, и впрямь тогда во все щёки расцветала, – и она посмотрела на Нину, которая отвернулась от неё.

– Ты первая! – воскликнула Стеша. – Так и вертела перед ним своим подолом.

– Закройся, Стешка, на тебя-то он точно не смотрел, – защитила сестру Арина, и продолжала: – Он на Ксюшу пялился! – крикнула она, глянув на Гордея, взиравшего на Арину надменно, храня молчание. Правда, от глаз его проступила краснота, спускавшаяся почти к скулам, а желваки нервно вздувались, на носу выступили белые пятна, маленькие глаза посверкивали свирепо, и он весь, напружинившись, казалось, кинется драться на Дрона, подбивавшего к спору девчат. Но и Гордей сам видел, как они с интересом, забыв о своих ребятах, таращили глаза на военных. Собственно, такие же мысли приходили почти всем парням, даже Денису Зябликову, у которого ещё не было девушки. Впрочем, втайне ему нравилась Анфиса, которая встречалась совсем недавно с Гришей. Как-то Нина брату призналась, что Анфиса из всех ребят выделила его за самостоятельность, способного к тому же совершать добрые поступки. Она имела в виду тот случай, когда с братьями помогал по хозяйству одинокой женщине, у которой на финской войне погибли три сына. Анфисе казалось, что Денис ласковый, внимательный парень. Какой бы нежностью он окружил полюбившуюся ему девушку!

Узнав от сестры мнение Анфисы о себе, Денис внешне отнёсся к её комплименту спокойно, хотя в душе был чрезвычайно польщён. Когда они ехали на занятия и с занятий и находились в степи на полигоне, Денис украдкой посматривал на Анфису, у которой были узковатые, продолговатые глаза неопределённого цвета. Она загадочно улыбалась Маше Дмитруковой и Ане Перцевой, одним из самых весёлых девушек, которые, как и она, с военными держались на расстоянии. Они обменивались ничего не значащими фразами, и когда смеялись, то казалось, словно вели потешный разговор. Анфиса иногда тоже смотрела на Дениса, при этом стараясь взглядом не показывать ему, что он интересовал её своим благородным обликом. Конечно, после того, как она неожиданно для себя отдалась Грише, ей было не всегда приятно смотреть на парней, ведь она полагала, что они догадывались о её якобы доступности. Но Анфиса знала, что это не так и вела себя достаточно уверенно, чем старалась всем давать понять, что грязные сплетни её почти не волнуют, если даже в чём-то они были правдивы. Впрочем, Анфиса надеялась: даже после того, что с ней произошло никто не должен усомниться в её порядочности, а то, что касается личной жизни, репутации честной девушки – это никого не касается. Вот и старалась быть непринуждённой, лишённой двусмысленного поведения. Хотя перед Танькой Рябининой она испытывала некоторое смущение, когда та любопытно смотрела на неё..

– Что же ты так смотришь на меня? – спросила Анфиса.

– Да так, разве нельзя, ведь ты у нас самая умная, живёшь – как играешь…

– Я же не артистка погорелого театра, – усмехнулась Анфиса.

– Зато с ходу берёшь быка за рога!

– Быков-то много, а своего не вижу. А кто же тебе не даёт?..

Но Танька Рябинина лишь засмеялась и, взмахнув рукой, побежала прочь. А девки вскоре тоже потеряли к Анфисе интерес, так как их больше всего занимали сообщения с фронтов, которые пятились, передвигались в глубь страны на всём её пространстве…

Глава 6

Восьмого октября 1941 года германские войска вступили на Донскую землю и повели наступление на Ростов. Немецкая авиация наносила бомбовые удары в основном по оборонительным заграждениям и баррикадам в бывшей столице Войска Донского Новочеркасске, в котором к тому времени уже было создано народное ополчение более чем из двух тысяч горожан, а на основе полка НКВД сплотили истребительный батальон…

Нет таких людей, которые бы не боялись войны, ведь всякая война несла в себе разрушения, смерть и голод. В посёлок Новый, ещё задолго до наступления немцев на этом направлении, почти каждый день приходили беженцы и, переночевав, они шли дальше. И все были убеждены, что оставаться здесь надолго им нельзя, так как скоро сюда придут немцы. Но сами жители посёлка ни Ульяна Половинкина, ни Анна Чесанова, ни Серафима Полосухина, ни Марфа Жернова, ни Павла Пирогова, ни Екатерина Зябликова и другие бабы, не собирались покидать свои дворы. Беженцы были в основном из числа городского населения, которые бросили почти всё своё имущество, своё жильё в украинских городах. Сельских же было меньшинство, да и те вышагивали по просёлкам налегке, распродав хозяйство, правда, некоторые уводили с собою даже коров. А когда убеждались, что с ними далеко не уйдут, сдавали мясокомбинату или продавали местным жителям. И потом вышагивали по просёлкам, или ехали на попутных грузовиках от одного населённого пункта до другого, тем самым создавая среди населения панические настроения. И всё-таки вслед за беженцами никто не срывался, и не потому, что фронт был ещё далеко, просто считали, что своё имущество наживали с большим трудом и распродавать его некому, а оставлять врагу не хотели. Да и самих никто их не ждал, а вообще посельчане надеялись, что живут они в глуши и враг обойдёт их стороной. Бабы наговаривали Костылёву, дескать, напрасно разорили весь колхоз, ведь поголовье скота и другую живность растили ни один год, и всё нажитое тяжёлым трудом спустили в один миг. Сами жители на своих подворьях оставляли своих коров, свиней, овец, кур десяток-другой: остальных продавали. С каждым днём ощущалось неумолимое приближение фронта. Из колхоза эвакуировали последнюю технику: комбайны, трактора, грузовики. Для вспашки зяби оставили несколько пар быков, которых так и не успели извести, и однажды ночью над посёлком засвистели, завыли снаряды. А в городе были слышны взрывы, небо над ним озарилось светом пожарищ. Жители посёлка, боясь бомбёжек и артиллерийского огненного смерча, попрятались в свои погреба, из которых не выходили, пока не утихала страшная, оглушительная канонада, и она продолжалась днём и ночью. Часто пролетали наши самолёты, которые почему-то назад не возвращались. А потом, казалось, надолго установилось затишье, и лишь где-то далеко-далеко слышался протяжный, ухающий орудийный гул. Ночью над городом и займищем были видны всполохи ракет. И как-то днём со стороны колхозного двора послышался шум тяжёлых грузовиков, также доносилась чужая речь.

Бомбёжки Новочеркасска продолжались и в последующие дни, но чаще бомбы падали на западный выезд из города, так как по новой ростовской дороге двигались отступавшие части Красной армии. А старый ростовский шлях на подступах к городу ополченцы заминировали, так как на этом направлении ожидался танковый удар противника, который обошёл хорошо укреплённые позиции на северо-западном направлении. Несколько бомб разорвались на Крещенском спуске и недалеко от Александровского сада, где находилось тогда лётное училище. Но одной из главных стратегических мишеней немецких лётчиков являлся бетонный мост через реку Тузлов, так как по нему в сторону Ростова отступали разрозненные советские войска. Из-за частых бомбёжек горожане организованно и стихийно покидали родной город, и за два с половиной месяца от ста тысяч населения осталось половина жителей.

Одно из подразделений Паровозостроительного завода ещё задолго до войны выпускало артиллеристские пушки, а по мере приближения фронта приступили к ремонту танков, тягачей, скоро наладили выпуск миномётов, скопированных с немецких. А завод горного оборудования наладил производство авиабомб, корпусов мин, и другого вооружения. Для народного ополчения ликёроводочный изготовлял зажигательные бутылки. Словом, вся тогдашняя промышленность работала в условиях приближающегося врага. Под эвакогоспитали оборудовали городскую больницу на улице Красноармейской, лучшие здания, а также институты и школы.

Когда 21 ноября 1941 года германские войска захватили Ростов-на-Дону, одно из подразделений противника направилось по старой ростовской дороге в Новочеркасск, полагая, что казацкая столица ненавидела советскую власть и сдастся им без сопротивления. Но фашисты несколько просчитались, так как разведывательный отряд 51-го истребительного батальона возле хутора Большой Лог встретил танки и пехоту противника миномётным и артиллерийским огнём. Ополченцы потеряли несколько бойцов убитыми и ранеными, подбили один танк, уничтожили до десятка гитлеровцев. Оставшимся в живых бойцам пришлось уйти, чтобы предупредить своих, так как немцы больше не встречали на пути никакого сопротивления и двинулись дальше…

Большой отряд ополченцев 51-го истребительного батальона разделился на два: основные силы залегли у противотанкового рва на окраине города. Он соединялся с глубокой Грушевской балкой, которую немецкие танки не смогли преодолеть и там застряли, ведя лишь пушечный огонь. Однако вперёд выдвинулась их пехота, но ополченцы яростным огнём заставили гитлеровцев залечь. Тогда они снова двинули в бой танки и таким образом пять дней и ночей ополчение сдерживало натиск немцев: гранатами, зажигательными бутылками бросали по танкам, которые вынудили опять задним ходом уйти в укрытие. Дым, горевшей степи, застилал видимость местности. Тем не менее одной группе противника удалось прорваться к кирпичным заводам, но у первого противотанкового рва немцев встретил огнём небольшой отряд ополченцев, которому удавалось успешно отражать атаки врага….

Не в силах взять Новочеркасск с земли, гитлеровцы бомбили город авиацией, правда, только в местах скопления военных; особенно пострадали окраины и окрестности Сенного рынка, где погибли десятки мирных жителей. Небо над городом заволокло чёрным дымом, копотью и пылью. А в воздухе пахло сгоревшим порохом, пеплом многочисленных пожарищ. 26 ноября на помощь ополченцам, сквозь немецкий кордон, прорвался кавалерийский корпус Кириченко, и враг был вынужден отступить. За время осады города оккупанты потеряли убитыми около сорока солдат, ополченцы взяли семерых в плен и уничтожили сто двадцать немецких диверсантов, среди которых были и те жители, которые ненавидели советскую власть и были готовы служить фашистам…

В ночь с 28 на 29 ноября 1941 года мощным контрударом советским войскам удалось освободить Ростов. И натиск фашистов на Новочеркасск заметно ослаб, но на отдельных участках бои за взятие города какое-то время ещё продолжались. Когда немцы были вынуждены отступить, в спешном порядке тысячи горожан из подростков и пожилых женщин и мужчин каждый день выходили копать окопы, строить блиндажы, доты и дзоты. Укрепление оборонительных рубежей вели на расстоянии от трёх и до десяти километров от города, причём оно не прекращалось даже тогда, когда наступил Новый 1942 год, и продолжалось в самые сильные морозы, круглые сутки, под частыми бомбёжками врага. Даже на городских улицах и площадях были вырыты противотанковые рвы, забетонированы металлические «ежи» и возведены баррикады. Все оборонительные сооружения растянулись вокруг города на десятки километров, то есть с севера от хутора Персиановка и на юг до хутора Александровка. Выходили на рытьё окопов и противотанковых рвов и жители посёлка Новый.

Первый раз немцы здесь стояли дней восемь, но потом неожиданно ушли, так как фашистов выбили из Ростова и отбросили на десятки километров. Когда немцы вошли в посёлок Новый, они было разместили в школе штаб; клуб и детсад определили под госпиталь и расквартировку офицерского состава. Солдаты и младшие офицеры рассредоточились по хатам: в каждой остановилось по нескольку человек. Весь день и затем вечер, пока не стемнело, в посёлке не умолкала громкая немецкая речь; на местных жителей они пока не обращали внимания, будто их тут вовсе не было. Но, не успев даже по объявлению собрать жителей для установления немецкого порядка, через несколько дней в спешном порядке немцы покинули посёлок, а следом прошли воинские соединения наших войск…

С того раза несколько месяцев жители не видели военных ни тех, ни других; и уже летом, когда в колхозе велись уборочные работы, немцы вошли в посёлок без единого выстрела, так как его никто не оборонял, тогда как на подступах к Новочеркасску вновь завязались упорные бои ополченцев с наступающими фашистскими частями. Не зря жители города вместе с военными и ополченцами строили оборонительные рубежи вплоть до июля 1942 года, которые на этом участке Южного фронта помогли сдерживать наступление немцев. Но ненадолго, так как на подступах к городу против 347-ой и 31-ой стрелковых дивизий и 81-ой стрелковой бригады наступали с севера – 1-ая немецкая танковая армия, а с северо-востока накатывались подразделения 4-й танковой армии противника. Из самого города по врагу били «Катюши» 49-го гвардейского полка подполковника А.Н.Нестеренко. Его гвардейцы вели залповый огонь по врагу из нескольких центральных точек города. Им помогал удерживать натиск врага истребительный отряд И. Ф. Руденко; его миномёты были установлены в городском парке и прилегающих к нему скверах. Но даже общие усилия обороняющихся не смогли удержать наступление немцев. В Хотунке от всего боевого расчёта «Катюши» остались в живых водитель Г.Ф.Дедык и лейтенант А.И.Гавриленко; когда закончились боеприпасы, не желая попасть в плен, они подорвали себя вместе с установкой, чтобы не досталась врагу.

На двух направлениях – северо-западном и северо-восточном – на подступах к Новочеркасску, части Красной армии в кровопролитных боях несли большие потери. А так как враг во много раз превосходил ополчение и воинские подразделения в технике и живой силе, оборону города было вести уже бессмысленно. Измотанные остатки войск отступали; солдаты, оборванные, голодные, брели через город по проспекту Ермака, запрудив его весь. Некоторые жители, сочувствуя бойцам, выносили им кое-какие продукты. И пока военные двигались, несколько раз налетала вражеская авиация, сбрасывая на город тонны бомб, которые падали на жилые дома. Одна попала в Гостиный двор, и разнесла его так, что позже, когда останки разобрали, на его месте образовался пустырь. Ближе к вечеру, во избежание бомбардировок, движение воинских частей возобновилось. Среди горожан поднялась тревога, все чувствовали захват города врагом, но было немало и таких, которые с нетерпением ожидали оккупантов, чтобы избавили их от ненавистных Советов. Единственно, чего они опасались – это бомбёжек, которые продолжались почти до утра, и от них приходилось прятаться в подвалы. Враждебно настроенные жители проклинали красные части, так как были уверены, что город бомбили из-за них…

23 июля 1942 года немецкая танковая разведка с северо-запада вышла к Локомотивстрою, и затем от Хотунка устремилась в Новочеркасск, сопровождая своё продвижение орудийными залпами по нашим отступающим войскам, которые, однако, оказывали упорное сопротивление. И продвижение немцев на несколько часов было приостановлено, что способствовало выводу последних войск из-под огня противника.

На следующий день в городе остался лишь истребительный батальон да две группы красноармейцев, которым было приказано сдерживать яростный натиск врага, прикрывая отход войск. Однако немецкие танки въехали на мост, сделали на ходу несколько выстрелов из пушек, поднялись на крутую гору, отсюда одни направились в сторону нового ростовского шоссе, другие с Троицкой площади стреляли по проспекту Ермака, в конце которого путь им преграждали ежи и баррикады, которые стояли возле памятника покорителю Сибири. А на улице Народной, куда свернули танки и мотоциклисты, завязался бой с ополченцами и группой красноармейцев, которые оборонялись на баррикаде до последнего патрона. Из одиннадцати человек остался один политрук, ему удалось подбить танк и уничтожить несколько вражеских разведчиков. Но разорвавшийся неподалёку от баррикады снаряд сразил отважного политрука…

И в тот же день воинские части Красной армии уходили из города под прикрытием истребительного батальона, который отражал атаки врага на старой ростовской дороге. Ополченцы вели бой до вечера, а когда сгустились летние сумерки, опасаясь попасть в плен, они ушли. За оборону родного города из истребительного батальона, вместе с бойцами артдивизиона 56-й армии погибло немало жителей, в живых осталась только горстка бойцов. Артиллеристы, ведшие бой с товарной станции Цикуновка, подбили два немецких танка, которые очутились во рву за городской тюрьмой.

Новочеркасск был полностью захвачен немецкими оккупантами 25 июля 1942 года; в город вошли основные силы противника, которые с цветами, хлебом и солью встречало старое казачество. На улицах почему-то было брошено много вооружения, военной техники, и немало солдат и ополченцев попало в плен. «…На улицы города, как писал много лет спустя местный краевед Е. И. Кирсанов, вышли сотни людей, многие из которых в старой казачьей форме. Одних вывело на улицы любопытство, других – недовольство советской властью и идеологией коммунистов. Оккупанты во многом действительно рассчитывали на то, что новочеркассцы примут „освободителей“ от большевизма с распростёртыми руками, улыбками и цветами. На это немецкие власти настраивал бывший Атаман Всевеликого войска Донского генерал П.Н.Краснов. Впрочем, так оно и было, хотя и не столь масштабно, как он обещал».

В Новочеркасск немцы въехали на мотоциклах, танках, бронемашинах, которых встречали несколько сотен казаков и охотно угощали водкой и домашней закуской. Это говорило о том, насколько им был постыл установленный советский порядок, а немцы, по их представлениям, должны были вернуть тот быт, ту культуру, при которой они жили до установления советской власти. И по их просьбе через две недели со дня оккупации был открыт Войсковой собор, который заполнило лояльно относившееся к немцам казачество и простые горожане, соскучившиеся по церковной службе и песнопению…

В считанные дни немцы установили свой порядок, который должен был принести избавление от ненавистного большевизма. Одним из первых на сторону немцев перешёл Сергей Васильевич Павлов. По образованию он был военный, окончил кадетский корпус, кавалерийское военное училище. В звании штабс-капитана в гражданскую служил лётчиком-наблюдателем, поддерживал воздушную связь с восставшими в марте 1919 года казаками Верхне-Донского округа. В первую мировую войну за храбрость был награждён Георгиевским оружием, орденом с мечами св. Владимира.

Своим долгом новоявленный атаман предпочитал не отсиживаться в тылу, а сражаться с Красной армией, которая сдерживала яростный натиск фашистов, которые яростно рвались на юг, чтобы завладеть бакинской нефтью. Корпус Павлова с другими казацкими частями под командованием генерала Петра Краснова вскоре сражался на южном фронте… Когда немцы захватили Ростов, по распоряжению генерала Краснова местные казаки вскоре приступили к формированию своей дивизии.

Городская Управа призвала на службу высокородное казачество: были открыты полицейские участки, избраны атаманы и станичные и хуторские казачьи правления; даже наладили выпуск газет, торговлю; были пущены в оборот немецкие марки, которые обменивались на рубли и даже появились золотые, ещё николаевской поры, червонцы. Немцы также пытались наладить снабжение города водой, электричеством, так как перед вступлением в город оккупантов подпольщики вывели из строя электроподстанцию и водовод…

В станице Новочеркасской атаманом был избран А. И. Кундрюцков, в хуторе Татарка – П. Ф. Письменсков. Германское командование распространило прокламации, в которых говорилось: «За смерть немецкого солдата будут расстреливать до десяти человек, за убийство офицера – полсотни».

В августе 1942 года был торжественно открыт Атаманский Дворец и Вознесенский кафедральный собор, с которого в 1934 году содрали позолоченную медь, мастера своего дела восстановили утраченные ценности, и собор стал принимать прихожан. За годы советской власти в городе было разрушено и закрыто десятки церквей, храмов, на городском кладбище только и служила прихожанам Свято-Дмитриевская церковь. Немецкое командование открыло все сохранившиеся соборы и церкви. Верующим горожанам, разумеется, это понравилось, немцы сумели сыграть на православных чувствах даже тех, кто при советской власти «отказались» от веры не по убеждению, а из-за страха подвергнуться гонениям властей. Горожане, отвыкшие от казачьей формы, почувствовали уверенность, много было таких, которые поверили в то, что советская власть пала навсегда, при которой им приходилось скрывать свои настоящие воззрения. И особенно те, кто пережил обиды, унижения, стали выдавать немецким властям коммунистов, и всех тех, кто поддерживал советскую власть. Они подсказывали немецкому начальству, как заставить прийти в комендатуру затаившихся коммунистов, евреев, дескать, ничего плохого им не сделают, а только поговорят. В этом больше всех усердствовали старые казаки, не считая это за предательство. А вот бывший войсковой старшина С.В.Павлов, который на паровозостроительном заводе работал в отделе капитального строительства инженером-конструктором, когда уже нельзя было сомневаться в неминуемом крахе белого движения, под конец Гражданской войны дезертировал. Но Павлов не только из-за этого не эмигрировал, считается, что сделал он это добровольно, то есть дезертировал, чтобы вести подпольную антибольшевистскую деятельность…

С приходом немцев, его сподвижники, однако, выдавали коммунистов, евреев, которые по вызову пришли в комендатуру и вскоре были расстреляны, в чём он не принимал личного участия, так как предпочитал сражаться с большевиками в священном бою, а не стрелять в затылок. Немецкое командование вряд ли бы поверило ему, если бы не поручительство самого П.Н.Краснова, который предложил немцам, чтобы казачество избрало его своим Походным Атаманом, а он соберёт под казачьи знамёна верных сынов Дона, чтобы создать боевые части для использования их в своих военных целях. В свой боевой корпус Павлов принимал исключительно потомственных казаков, выходцев с Дона.

В ноябре 1942 года он созвал в Новочеркасске совет Атаманов и провозгласил второй после гражданской казачий Сполох, которым призвал вступить в священную войну против большевиков и тогда же Павлова избрали Походным Атаманом и произвели в полковники…

Однако не всё казачество его поддерживало, считая Павлова самозванцем, так как старые казаки признавали своим единственным атаманом только генерала П.Н.Краснова, который осенью 1942 года обещал приехать в Новочеркасск. Причём их даже не убедило и то, что сам Пётр Николаевич предложил ему возглавить борьбу казачества против большевиков… Некоторых историков не убеждает и такая версия, что Павлов, как было сказано выше, мог специально не эмигровать, а остаться на родине, чтобы вести подпольную агитацию против советской власти.

Когда в назначенный день из Ростова прибыл поезд, из вагона в сопровождении белоказачьих офицеров вышел вовсе не генерал П.Н.Краснов, которого ожидали все, а его племянник полковник С.Н.Краснов. В это время на Крещенском спуске для встречи бывшего белогвардейского генерала выстроились конные вооружённые казаки, и вдруг в небе появился советский самолёт. Видно, подпольщики о его приезде сообщили партизанскому штабу. Однако генерал Краснов, словно предчувствуя со стороны большевиков подобный подвох, вместо себя прислал своего племянника и приближённых. Павлов с атаманом Кундрюцковым спешились и пошли навстречу гостям и его свите, поглядывая с опаской в небо, так как советский самолёт не улетел, а стал кружиться над казаками. Походный Атаман вскинул голову к небу.

– Видали, в нашей столице орудуют партизаны! – крикнул Сергей Васильевич. – Наш долг очиститься от большевистской заразы. Я слышал, что немало их и в рядах казаков, как в Гражданскую: отец за белых, а сын за красных. Если кто будет укрывать своих отпрысков, застрелю первый! А теперь разойдись, и подумайте, на что я вас наставил…

Вскоре площадь опустела. Павлов скакал вместе со станичным атаманом Кундрюцковым и посланцами Краснова – С. Н. Красновым, А.И.Сюсюкиным и П.М.Духопельниковым.