В каждом доме война

Некоторые казаки это расценили как пощёчину старого генерала. На сей счёт Павлов, чувствуя симпатию старых казаков к Краснову, позже, не в присутствии его посланцев, даже позлорадствовал:

– Вы его ждали, а он вам кукиш показал! Ничего, бравые головушки, со мной повоюете. Будем давить советов, как мух! – он вытанцовывал на коне донской породы перед неровным строем конных казаков, и кривил ехидно губы, чувствуя между тем недоверие казаков. Некоторые работали вместе с ним на заводе и знали его как неприметного, молчаливого, неразговорчивого. Сергей Васильевич тогда мог только поговорить о работе; он отличался пытливым, сообразительным умом. Походный Атаман был выше среднего роста, слегка сутулился, обладал чувством юмора, среди своих знакомых едко острил…

Но никто бы не подумал, что этот, на вид простоватый, не очень молодой человек, на самом деле был тайным врагом советской власти. Окончил Донской институт, стал инженером, работал под чужой фамилией на заводе. В 1921 году красные расстреляли его отца, который служил войсковым старшиной Войска Донского.

Ещё до прихода немцев Павлов примечал тех людей, которые были ему нужны. Одним из них Адмираловым, когда началась война, он встречался в Ростове, а с приходом немцев, тот организовал освободительное движение казаков и возглавил Ростовский казачий Штаб. И за чаркой водки или самогона беседовали о неизбежном крахе советов, что немцы на этот раз не упустят свой шанс для покорения славянских народов. Но Сергей Васильевич был против их планов и преследовал сугубо личную цель. Он лишь отчасти разделял стремление бывшего Донского Атамана генерала П.Н.Краснова, который с помощью немцев рассчитывал свергнуть большевиков и создать Донскую республику. Павлов же считал, если бы в 1444 году впервые донские казаки не пошли на службу к Великим московским князьям, то основали бы свою государственность и остались бы самостоятельной грозной силой и смогли бы защитить в 1918 году Дон от нашествия красных. Для этой цели он и стал собирать под знамя Войска Донского конный казачий корпус. Но исполнить задуманное он мог только сообща с Красновым, который возглавлял у немцев Главное управление соединённого казачества Дона, Кубани и Терека…

Краснов, прислал в помощь Павлову своих приближённых, верных казачьему делу людей. До войны Сюсюкин работал в областном земельном управлении писарем, а П. М. Духопельников – в Новочеркасске на машиностроительном заводе бухгалтером, затем при райисполкоме заведующим торговым отделом. Обоих Павлов встретил с некоторой ревностью, так как считал, что генерал Краснов не до конца, выходит, ему доверял. Но это было не так, именно немецким капитаном управления имперской безопасности Р. Кубошем было им поручено созвать казачий сход для избрания Походного Атамана, которым суждено было стать, как сказано выше, Сергею Васильевичу Павлову. А племянник Краснова этот факт только засвидетельствовал, с чем и отбыл восвояси…

Надо сказать, распоряжения Павлова хуторские и станичные атаманы не все выполняли, так как проводили самостийные контрмеры против большевиков. Да и сам Походный Атаман находился на фронте, участвуя в боях совместно с немцами, правда, при этом он старался придерживаться своей тактики, чтобы своими силами воевать против большевиков, чем давал понять немцам, что он ведёт свою освободительную войну…

В бывшей казачьей столице Старочеркасской 1 октября 1942 года по местному обычаю проводился праздник Войска Донского, в честь которого в старом Воскресенском соборе прошло богослужение. И затем походным маршем казаки отправились помянуть в Монастырском Яру, павших казаков в 1641 году во время Азовского сидения. К началу торжества на двух машинах подъехали комендант Ростова генерал Киттель и военный комендант Новочеркасска полковник фон Левених и возложили к памятнику два больших венка. На казаков, построенных по такому случаю, это событие произвело огромное впечатление, ведь советская власть не проводила подобных мероприятий в память о погибших. Казаки и казачья молодёжь, преисполнившись благодарностью, боевым порядком прошли перед устроителями торжества: Походным Атаманом Павловым, генералом Киттелем и полковником фон Левенихом. В станице Старочеркасской в честь праздника был дан поминальный обед, после чего казаки вернулись в Новочеркасск.

В дни оккупации казачьи отряды вместе с немцами выявляли партизан, подпольщиков и тех, кто не выносил немецкие порядки. Независимо от корпуса Павлова, те казаки, которые не признавали его власть из-за того, что он служил, по их мнению, немцам, объединялись в отряды и вступали в бой с отступавшими частями Красной армии, нападали на сельсоветы и колхозные конторы. Павлову потребовались воины, он поместил в газете объявление, в котором говорилось о мобилизации казаков, а для сбора средств на свержение большевиков отправил в отдалённые станицы своих эмиссаров. Однако самостийность Походного Атамана немцам пришлась не по вкусу и на этой почве возникали недоразумения, а то и сопротивление новоявленным хозяевам. Без разрешения германских властей Павлову не дозволялось владеть любым имуществом и вооружением, из-за этого возникали даже конфликты. Когда коменданту, полковнику фон Левениху, доложили, что Павлов собрал внушительный отряд и вооружил его, он срочно приехал на Московскую, где размещались казармы казаков и велел предъявить разрешение. Но такового у того не оказалось, и комендант приказал разоружить казаков. Сергей Васильевич решительно вышёл из строя и сказал:

– Полковник, вы ведёте себя как пособник большевиков, поэтому мы рассматриваем сей факт как предательство наших общих интересов. Хотя у нас имеются свои претензии к советам, и мы намерены с ними сражаться…

С комендантом Левенихом, которому часто приходилось выступать перед горожанами, ездила по городу переводчица, бывшая учительница немецкого языка, которой Павлов велел перевести его объяснение ситуации. Но Левених поднял кверху руку в чёрной перчатке и заговорил на ломанном русском:

– О, я карошо понимай тебъя, Сергей Васильевич. Ти смелый атамань, ми в тебе не ошиблись. Но мне говорять, чтё ти атамана Краснова, как этё мягко сказаль, не любишь…

– А зачем мне его любить, он же не женщина? – в казарме раздался дружный смех. А Павлов продолжал: – У нас с генералом Красновым ещё с гражданской давние счёты. Если бы они тогда относились добрее к населению и не вытаскивали часто шомпола, то красные не смогли бы нас победить и солдаты не перебегали к ним батареями, ротами, полками. Вот и вам бы я советовал не драть с крестьян три шкуры. Вы понимаете, что такое сдать в день тридцать литров молока, а по станицам и того больше? Я такой приказ не могу полностью выполнять, а станичные атаманы, прислуживая вам, самовольничают. Вы насадили крепостной строй, а вольным казачкам, у которых малые дети, это претит.

– Чтё ти болтаешь, Сергей Васильевич, ми саботаж ваш не потерпим, наш армия и госпиталь должна бить снабжена продовольствий. И не смущай своих казачек. Ми и такь с ними мирно живьёмь… Вот фрау Елень, – указал он на переводчицу, – подтверждать умей…

Павлов презрительно скривил голову и как-то недобро посмотрел на женщину, которая смутилась и что-то по немецки сказала коменданту.

– Ми для населений в хуторах и станицах открыли медицинский снабжений, мне подсказывает фрау Елень. А ти больша не говори, чьтё ми к населений плёхо относимся. А васи докторя под началием Синебрюхина открыль частный клиник для киндер врача и геникологая.

С этими словами полковник фон Левених, отдав честь, удалился из расположения казаков, некоторым из которых приходилось охранять военнопленных недалеко от мясокомбината и на пустырях, обнесённых забором и колючей проволокой. Казаки пытались уговаривать военнопленных перейти на их сторону, чтобы их не угнали в Германию. Немцы отбирали наиболее выносливых, отдавали своим врачам на медосмотр, а потом самых здоровых переводили в другое место, где подготавливали усиленным питанием для отправки. Однако немногие поддавались уговорам казаков, полагая, что против них таким образом готовили какую-то провокацию…

Из города Павлов со своими отрядами уходил на боевые задания в основном по ночам, так как боялся, что подпольщики, с которыми они вели непримиримую борьбу, могли передать красным об их расположении…

Но скоро Павлов понял, что немцы ему не доверяют. Да и некоторые свои казаки ведут не к единению всех казачьих сил, а к раздроблению. Он договорился с полицаями их хутора Татарка о проведении тайного совещания казачьих атаманов и пригласил на него П.Ф.Письменскова, А. И. Кундрюцкова, полковника Т.К.Хоруженко, а также своих помощников А.И.Сюсюкина, П. М. Духопельникова. Несколько хуторских и станичных атаманов, которые действовали на свой страх и риск и не подчинялись Павлову, не приехали, в частности старшина Греков, есаул Т. И. Доманов…

Перед тем, как привести высоких гостей, полицай Иннокентий Свербилин пришёл к известной в хуторе скаредной казачке Фелицате, которая после смерти мужа жила одна и мало с кем из хуторских контактировала. И вот ей накануне Кеша сказал:

– Фелица, ты мне сготовь снеди человек на десять и чтобы никто не узнал. Ты поняла, что сгутарил?

– Дак чего тут непонятного. И что они у меня будут делать, эти важные шишки?

– Ты давай мне без разговоров, выполняй, что тебе велено! Завтра приду вечером не один, а сама, как я посмотрю на тебя, чтоб мигом слиняла.

– А чего ты меня выгоняешь, Кешка, я же со своими невестками не в ладу, а чи не знаешь?

– Мне это без разницы. Иди к моей, да обскажи ей, где у тебя спрятаны все сокровища. Знаю, достались от твоего не хуже тебя скупердяя-муженька. Золото, учти, нужно на общее дело против большевиков…

– И кто ж тебе такую ахинею сплёл, да ничего у меня нема. А еды наготовлю, как сказал.

– Вот-вот, ладно, мне сейчас некогда о твоём схороне балакать. Смотри, в другой раз душу выну, ежли не покажешь! – и с этими грозными словами Кеша исчез.

Фелица всплакнула и решила подальше схоронить то, что у неё действительно осталось не только от мужа, но и от своих…

На следующий день она исполнила поручение полицая, наготовила закуски холодной и горячей. К приходу гостей выставила всё на стол и стала ждать. Стук раздался в окно, Фелица побежала открывать дверь: в сени следом за Кешей вошли сначала два человека, потом ещё несколько. Полицай полыхнул глазищами на хозяйку и та быстро оделась и тенью выскочила из своей хаты. Кеша чинно провёл гостей в светлую горницу, где горела керосиновая лампа прямо над столом.

– О, снедь с парком и холодная! – воскликнул Походный Атаман Павлов. – Господа, не будем церемониться, приглашаю к столу!

Кеша посмотрел, как чинно рассаживались гости и немного подождал: а вдруг его соизволят пригласить? Но тут он увидел, как полный офицер в немецкой форме посмотрел пытливо на него и сказал снисходительно:

– Голубчик, оставь нас, ступай себе, – он сделал этот жест рукой и Кеша скоро удалился. Письменсков отправился закрыть за ним дверь. Когда он вернулся, Павлов было встал:

– Не церемоньтесь, Сергей Васильевич, – произнёс Духопельников. – Давайте без повестки и сразу к делу. Что вас заставило нас собрать?

– Мне жаль, приехали не все, кого мы приглашали, – начал не вставая с места Павлов. – Не знаю, как кого, но меня волнует разброд в наших рядах. Кому-то, видно, интересно заигрывать с немцами даже после того, как мы объявили против большевиков второй казачий Сполох. Некоторые атаманы предпочитают не подчиняться Главному штабу. Полковник И. Н. Кононов со своим конным корпусом ведёт бои с красными частями в районе Ростова и Таганрога. Кононов был майором Красной армии, командовал стрелоковым полком 155-й дивизии. В августе этого года он со своими бойцами на Белорусском направлении сдался в плен, и причём, говорят, сделал это с зажжёнными свечами, чтобы перейти на сторону немцев. Он героически проявил себя в боях в составе немецких войск и ему было поручено создать эскадрон. Его пример – как надо дейстовать – для нас весьма поучителен. Мы должны помнить, что сражаемся в рядах немцев с большевиками за освобождение Дона и всей России. А для этого нам необходима самостоятельная борьба. Моя личная цель – проникнуть в тыл Красной армии, поднять там восстание, где, я уверен, все по горло сыты большевиками. Хотя мне горько воевать с собственным народом…

– А вас никто не заставляет, – перебил Духопельников, который взял вилку и накалывал солёные грибки и спокойно ел, пока говорил Павлов.

– Что вы имеете в виду, Платон Михайлович? – слегка раздражаясь, спросил Павлов.

– Я сказал, с народом не воюйте. Но этот народ в свой час вас первого поставит к стенке?

– Вы не верите в дело освобождения Донщины от большевиков и установления Донской республики?

– Я для этого и уполномочен генералом Красновым наладить наше общее дело.

– Ну так налаживайте и меньше разъежайте с немецкими офицерами по городу, – вспылил Сергей Васильевич. – Между прочим, слух дошёл, как вы сами к нему в Берлин пожаловали…

– Вы, которого я назначил Походным Атаманом, меня в праздности обвиняете? Я первый на Дону поднял казаков и за этим поехал к Краснову! – вскочил с места Духопельников. – А ну, Тимофей Константинович, – обратился он к Хоруженко, – объясните Павлову, кто вам помогал создать казачий полк?

– Позвольте, господа, не нужно спорить по мелочам, – заговорил примирительно Хоруженко. – Платон Михайлович написал лично объявление в газету о принятии на службу казаков и они охотно откликнулись…

– Хорошо, я это тоже сделал, тогда, господа, слушайте мои команды, но не Абвера. Почему вы должны выполнять их приказы, а не наши? Я хорошо вижу, что происходит в казачьем движении, кто-то сознательно против меня настраивает казаков… Кстати, моё доверие вам небезгранично. Единственно в ком я не сомневаюсь – это начальнику ростовского Штаба господину Адмиралову. Если бы между нами, как с ним, установилось такое же тесное взаимопонимание, мы бы достигли такой сплочённости в освободительном движении, что теперь обошлись бы без этого совещания…

– Ох, и горячая у вас голова, Сергей Васильевич, мы избрали вас Походным Атаманом, а вы хотите играть в казаков разбойников? Кто вам даст пойти поперёк немецкого командования? – сказал Духопельников.

– Кстати, вы в городе не можете справиться с партизанами и подпольщиками, – вставил Сюсюкин, – а хотите управлять фронтом. Может, вы с помощью подпольщиков решаете задачи борьбы с немцами за то, что они не дают вам развернуться?

– Ну какую чушь вы несёте?! – возмутился Павлов. – Я бы давно навёл в городе порядок, но отнимать «хлеб» у гестапо не рискну. Моё дело на фронте. В городе почти всё население с нами, отдельных красных выкормышей не считаю. Скоро с ними покончим! Моя задача, как уже говорил, – агитация красных солдат против своих командиров, вселить в народ антибольшевистский дух и поднять восстание! – при этих словах у Павлова вспыхнули глаза и он возбуждённо продолжал: – Вот Кундрюцков хорошо справляется со своими обязанностями по обезвреживанию партизан. Недавно раскрыл группу подпольщиков во главе с Кривопустенко, с которым мне до войны приходилось встречаться. Фанатик большевизма взорвал мясокомбинат, поджёг электроподстанцию. Семернин с группой удрал из города…

– Да, мы его поймали, когда он пытался поджечь на Московской нашу казарму. Мы подослали к нему пацанов под видом подпольщиков. Вот они и привели его к нам, а мы были в роли партизан, – подтвердил Кундрюцков. – Кстати, если бы не мы, гестапо вряд ли бы имело такой успех, какой мы обеспечили ему…

– Я понимаю, то, о чём вы говорите, вовсе не мелочи, но для меня и моих соратников по борьбе с большевиками главное – объединение всех казачьих сил! Возникают стихийные отряды казаков и вместо того, чтобы идти на фронт, они убивают в хуторах и станицах сельских активистов, причём не хотят подчиняться нам, срывают приказы. Таких надо расстреливать, как дезертиров. Доманов, этот вельможа, не приехал, он только и присылает вестовых с отчётами, но приказы не выполняет и сам не приезжает. Платон Михайлович, вы можете объяснить, почему так происходит? Неужели это следствие того, что казаки за два десятилетия утратили боевую выучку и боевой дух?

– Это правда, Сергей Васильевич! Я направил депешу Петру Николаевичу в Берлин о том, чтобы нам прислали белоказачьих офицеров из Франции. Командиров нам не хватает, но и некоторым атаманам надо поглядеть на себя со стороны, – сказал Духопельников.

– Кого вы конкретно имеете в виду? – строго спросил Павлов.

– Станичных и хуторских атаманов: сидят и не вылезают. Вы-то, говорят, храбрый, смелый, но вам не хватает авторитета у казаков. И знаете почему?