Провинциальный апокалипсис

– Я не шучу! Люблю, говорит, тебя, Иван Николаевич, и жить без тебя не могу! Так и сказала! А я что, я разве против? Хорошо, говорю, люби, иди, на прощанье поцелую! А она визжать! Я так прямо и на допросе скажу! Даже если пытать станут!

– Ты чей же, такой занятный, будешь?

– А вы меня не узнали разве?

– Нет! А кто ты есть?

– Телевизор надо смотреть!

– Аркадий Райкин, что ли?

– Наконец-то узнали!

– А-а-а!

– Постойте, а почему он тогда сказал, что его Иваном Николаевичем зовут, Райкин же не Иван Николаевич?

Послышался смех. И сверху прилетело:

– Эй ты, шутник, слышал? Что скажешь на это?

– Это мой псевдоним!

– Иди домой, псевдоним, а то уши надеру!

– Спасибо, я сам! Чего вам для такой ерунды с четвёртого этажа спускаться? Ещё, ненароком, спуститесь, а назад не подниметесь, а я виноват останусь.

– Это почему же?

– А я откуда знаю? Судьба! Тут уж ничего не попишешь!

– Попугай! – крикнула Катя.

– Спасибо за комплимент. Лечу вить наше гнездо. Да, чуть не забыл! Всех приглашаю на нашу свадьбу! Придёте?

– Придём! Всё, что ли?

– Деньги не забудьте!

– Хорошо!

– Ну я пошёл?

– Иди-иди! Вот насмешили на ночь! Катя, ты, пожалуйста, так больше не шути!

– Простите, Пётр Петрович, больше не буду, только странно, что вы ему поверили, а мне нет.

– Ну-ну, позубоскалили и хватит.

14

Дверь отворил отец. Как всегда, в трико, чисто выбрит, коротко стрижен, сух и спортивно подтянут, хотя годы, конечно, взяли своё. А вот глаза по-прежнему живые, и взгляд такой же цепкий и непримиримый. Первым его вопросом было:

– Ты почему меня с праздником не поздравил?

– С каким?

– Ты знаешь, с каким. С днём Великой Октябрьской социалистической революции.

– Пап, ну сколько можно одно и то же?

– Вот! Поэтому ваша и не взяла.

– А ваша взяла?

– Погоди, ещё возьмёт, можешь не сомневаться.

– Это почему же?

– Потому что мы стоим за справедливость и не служим двум господам, как все эти, в том числе и ваши, лицемеры.

– Пап, тебе ещё не надоело?

– Между прочим, и тебе это должно быть хорошо известно, христианство с построения социализма началось.

– Ты имеешь в виду первую Иерусалимскую общину?

– Вот именно!

– А ты знаешь, сколько она просуществовала?

– Условия потому что были не те. И силёнок у народа маловато.

– Ещё скажи, Маркса с Лениным под рукой не оказалось.

– Не скажу. Всему своё время. Сначала надо было, чтобы народ прозрел. А вот когда он прозрел, тогда где ваши оказались?

– Под колёсами вашего паровоза, что ли?

– Если бы! Тогда бы и вопрос был окончательно решён. А вам, как нормальным людям, поверили, что наши беды – ваши беды, наши успехи – ваши успехи, и даже выделили место под нашим мирным небом, молитесь, коли вы такие отсталые, не препятствуем, а вы всё это время, оказывается, лицемерили да камень за пазухой носили. Умер Сталин, вы опять: ваши слёзы – наши слёзы, не можем обойти молчанием благожелательного отношения к нашим нуждам дорогого Вождя. Ни одна наша просьба не была им отвергнута, и много добра сделано для церкви благодаря его высокому авторитету. Более того! Почти дословно цитирую: «Упразднилась сила великая, нравственная, общественная». Тёзка, между прочим, Алёшкин говорил. Да и второй, правда, тогда он ещё не патриархом, а ленинградским был, на смерть Брежнева, знаешь, чего брякнул? Умер истинный христианин, человек высокой нравственной чистоты… А теперь у вас все прежние благодетели оказались узурпаторами и чуть ли не параноиками. Они у вас правду когда-нибудь говорят?

– Ты это к чему?

– Как после всего этого их слова можно всерьёз принимать?

– А их слова никто всерьёз и не принимал.

– И теперь?