О государстве и праве

Италия является примером другого типа сложных унитарных государств – децентрализованных унитарных государств. Она делится на 20 регионов включающих в себя 110 провинций, разделённых на коммуны. В каждом регионе имеется свой парламент и своё правительство. К их компетенции относятся вопросы местного самоуправления. Пять из 20 регионов Италии дополнительно обладают дополнительным автономным статусом, учитывающим компактное проживание в нём этнических и языковых меньшинств. Автономный статус предоставляет таким регионам дополнительные права, вводя, например, право на использование своего языка в качестве дополнительного официального.

Говоря о сложных государствах рассматривают, прежде всего, федерации, хотя и упоминают конфедерации в качестве ещё одного вида сложного государства.

Федерация или федеративное государство представляет собой разновидность сложного государства, являющего собой, по сути, объединение или союз, состоящий из самоуправляемых государственных (государствоподобных) образований, обладающих ограниченным суверенитетом, как правило в части определения внешней политики и в отдельных вопросах внутренней политики, отнесенных к исключительной компетенции властей федерации. При этом, объём прав образований, входящих в состав федеративного государства может как совпадать, так и быть различным (асимметричная федерация). Не одинаковой может быть и характеристика объединяющихся территорий, что позволяет нам говорить о территориальных (объединение территорий), национальных (объединение наций) и национально-территориальных федерациях (объединение территорий одной национальности и других национальностей). Но всегда близким остаётся набор признаков, при помощи которого мы характеризуем данное государство как федерацию. Среди них можно выделить следующее: компетенция между федерацией и её субъектами разграничивается на основании специального документа (федеральной конституцией и/или союзного договора); способ организации территории федеративного государства, образуемой из совокупности частей – территорий самоуправляемых государствоподобных образований; перераспределение верховной законодательной, исполнительной и судебной власти в пользу соответствующих федеральных государственных органов; высший законодательный орган федеративного государства двухпалатный, в котором верхняя палата является органом представляющим субъектов федерации; федеральные органы осуществляют внешнеполитическую деятельность и представительство федерации в отношениях с другими государствами.

Известны и другие формы государственного устройства. Например, упомянутые выше конфедерации. Или прекратившие своё существование классические империи, при рассмотрении которых обычно обращаются к опыту государственного устройства Римской, Британской или Российской империй. Очевидно если не многообразие, но разнообразие форм государственного устройства, каждая из которых, при всём разнообразии форм, имеет единый функциональный признак – способность государства поддерживать общность определенного пространства и людей, постоянно проживающих на этом пространстве, под управлением единого государства. Таким образом возникновение конкретной формы государственного устройства в конкретном государстве, вероятно зависит от способности данной формы обеспечить устойчивость государства как системы и достичь управляемости обществом в условиях существующей плотности общества. Если необходимость обеспечить устойчивость государства как системы и управляемость общества представляется очевидной, то значение плотности общества требует пояснений.

Прежде всего важно учесть, что имеет значение не столько плотность населения, сколько плотность общества. Нильс Кристи в своей работе «Плотность общества» указывает, что общество, в котором люди друг у друга на виду и сильно зависимы друг от друга в личностном плане можно назвать обществом высокой плотности и в нём имеются все необходимые условия для эффективного действия первичного контроля[26 - Под первичным контролем Н. Кристи понимает все виды поощрений и наказаний, присутствующих в обычном общении людей между собой. Первичный контроль осуществляется посредством действий, являющихся частью человеческого общения. Контроль возникает сам по себе. Он – неотъемлемая характеристика человеческого общежития, он не осознан и не запланирован. Контроль осуществляется в обычной жизни людьми, которые общаются с вами совсем не для того, чтобы вас контролировать. См.: Н. Кристи. Плотность общества. – СПб, 2015. С. 35.]. Общества низкой плотности характеризуются «плохой видимостью»[27 - Имеется ввиду, что каждый отдельный человек не находится на виду у всего общества. Как правило, для многих человек воспринимается не через свои личные качества, но через ту роль, с которой его ассоциируют в обществе. См. Н. Кристи. «Плотность общества». – СПб, 2015. С. 30–32.], низкой степенью личной зависимости людей друг от друга и слабой эффективностью первичного контроля.[28 - См. Н. Кристи. «Плотность общества». – СПб, 2015. С. 36.] Автор рассматривает проблему плотности населения применительно к криминологическим аспектам. Однако влияние этого фактора видится многим шире. Плотность общества влияет на варианты и характер возникающих среди членов общества альянсов. Чем плотнее общество, тем более значимы способности и репутация тех, кто стремится к доминированию при их попытке составить альянс и заручиться поддержкой. Тем меньше у них шансов скрыть свои порицаемые действия от окружающих. Знание того, кого ты поддерживаешь, позволяет осознать собственную выгоду от этого и при возникновении симпатии допускает возможность выказать такому лицу поддержку, если только собственные издержки от такой поддержки не окажутся выше.[29 - Важность симпатии в формировании альянсов мы можем наблюдать, например, у приматов. См. подробнее, например, Франс де Валь. Политика у шимпанзе: Власть и секс у приматов. – М., 2016.]

Чем ниже плотность, тем проще спрятаться за собственной социальной ролью, особенно если отсутствует возможность или интерес в получении достоверной информации о данном лице. С другой стороны, излишне низкая плотность общества приводит не только к разрежённости или атомизации общества которая при условии отсутствия обмена информацией в отсутствие участия в выстраиваемой государством иерархии приводит, например, к отсутствию интереса к государству, любым процессам с ним связанных не затрагивающим напрямую интересы такого лица, а равно и к отсутствию потребности в солидарности с другими членами общества, но и создаёт риск выстраивания альтернативной системы доминирования не встроенной в поддерживаемую государством систему иерархий поскольку альянс с знакомым всегда проще образовать и поддерживать, нежели с тем, кто не воспринимается как лицо заслуживающее поддержки. Такие альтернативные иерархии могут оспорить государственную власть и установить обособленную от государства и не контролируемую им альтернативную социальную среду. Особенно угроза государству возрастает в случае, если альтернативная иерархия сможет заручится поддержкой большого числа сторонников. Применительно к рассматриваемому вопросу можно особо отметить, что та форма государственного устройства которую мы наблюдаем в конкретных государствах изначально возникает и поддерживается с учётом этого фактора. Игнорирование особенностей общества с низкой плотностью и возникновение альтернативных иерархий может угрожать государству. В том числе, например, его целостности. Государство не может не учитывать низкую управляемость больших разрозненных систем, как и возникновение альтернативной общности в больших группах, если оно не будет склонно вовлечь, а иногда и создать и вовлечь локальные иерархии в общую структуру государства и общества в целом. Разумеется, государство может сосредоточится исключительно на устранении угроз вызванных низкой плотностью общества. В таком случае государство будет опираться только на собственные силы игнорируя остальное общество. В некотором смысле «обществом» в таком государстве будет считаться незначительная часть населения, а представление о реальном обществе будет формироваться лишь в моменты взаимодействия таких властных и околовластных групп с остальным населением, проживающим на территории государства. Но насколько устойчива такая система, лишенная и информации о состоянии общества и его поддержки? Ведь действительная поддержка такого государства населением чаще всего либо минимальна либо мнимая. Нечто подобное можно наблюдать в ходе колонизации. Подобное свойственно в отношениях между колониями и метрополиями. И это же свойственно государствам, построенным на принципах внутренней колонизации. Процессы деколонизации и падения империй, происходившие на протяжении 20 века лучшее тому подтверждения.

Добиваться только насилием устойчивого государства демонстрирующего устойчивость или рост – не эффективная стратегия для государства. Как мы помним, Э. Аронсон указывал, что подчинение обеспечивается стремлением человека избежать наказания или получить поощрение. Но им же отмечалось, среди прочих реакций на методы социального воздействия, подчинение имеет минимальный срок эффективности. Следовательно государство должно постоянно поддерживать указанные стремления в гражданах дабы добиться их себе подчинения.

Но если в качестве единственной ожидаемой реакции рассматривается лишь подчинение, это потребует от государства постоянных существенных усилий связанных с насилием, что сопряжено с риском возрастания уровня насилия в целом. В некотором смысле доказательством такого утверждения, помимо анализа исторического опыта, может служить ряд проведенных экспериментов, пусть и порой ставящихся под сомнение в деталях, но не отменяющих ни их результатов ни того, что такие результаты во многом соотносятся с существовавшей и существующей практикой. Речь идёт, например, о широко известном Стэнфордском тюремном эксперименте[30 - https://theoryandpractice.ru/posts/2720-banalnost-zla-zhizn-posle-stenfordskogo-tyuremnogo-eksperimenta (https://theoryandpractice.ru/posts/2720-banalnost-zla-zhizn-posle-stenfordskogo-tyuremnogo-eksperimenta)], который предполагал разделение его участников на группы: на тюремщиков (тех, кто подчиняет) и заключённых (подчиненных). Такое разделение приводит не только к быстрому приспособлению участников к соответствующим ролям, но и повышению жестокости, а в конечном итоге и к антагонизму между группами[31 - Имеющаяся информация о поведении капо в концентрационных лагерях или надзирателей в тюрьмах, как, например, в ставшем широко известном случае в тюрьме Абу-Грейб, где были зафиксированы издевательства и пытки надзирателей над заключёнными, в известной мере перекликаются с тем, что пытались продемонстрировать авторы эксперимента. И речь идёт не только о демонстрации индивидами поставленными над другими «природной жестокости» и «порочности», но и демонстрации ожидаемого поведения, обусловленного социальной ролью, положением, которое занимает индивид в группе.]. В условиях закрытости каждой из групп и отсутствия иного взаимодействия между участниками разных групп, группы начинают действовать как противоборствующие.

То же происходит и в государстве. Обладая монополией на насилие, государство является участником подчиняющей группы и, в итоге, ассоциируется с действиями группы применяющей насилие и, с большой вероятностью, принимает на себя последствия таких действий. Видны лишь роли тех, кто действует от имени государства и субъективная оценка их действий, которая и становится общей характеристикой каждого действующего от имени государства. Но такая оценка взаимна. Применяющий насилие видит лишь роль остальных. Для него любое лицо становится лишь потенциальным объектом приложения профессиональных усилий, потенциальным нарушителем. И вновь значение приобретает не личность лица, но социальная роль, которую он играет в потенциальных или реальных отношениях. Происходит обезличивание, а порой и обесчеловечивание участника отношений.

Эксперимент Стэнли Милгрэма показал, что здоровый человек выполняет принятую на себя роль только потому, что он пришёл её выполнять[32 - Милгрэм С. «Подчинение авторитету: Научный взгляд на власть и мораль». – М., 2016. С. 26.] и в процессе её выполнения для некоторых людей этические ценности часто не являются определяющим фактором, воздействующим на его поведение[33 - Милгрэм С. Указ. соч. С. 29.]. При подчинении авторитету лицо действует так, как от него ожидают, а порой ещё и как считает правильным. Возможность сопротивления авторитету и требованиям выполнять определённые действия определённым образом – это особенности конкретной личности[34 - Указ. соч. С. 76–87.], хотя в определённых условиях и не такая уникальная, как это порой может показаться[35 - См. например: Molly J. Crockett et. al. // PNAS. 2014. Vol. 111. No. 48. Р. 17320–17325.]. Но принятие на себя определенной роли часто порождает и принятие на себя того, что по мнению принявшего роль ассоциируется с такой ролью. Надо учитывать и склонность отдельных лиц, обладающих той или иной мерой власти, к демонстрации агрессии/проявлению насилия по отношению к любой «подчинённой» особи. Предоставляя нормативно или фактически право на насилие лицу в обществе, где восприятие человека осуществляется не через его личность, или хотя бы человеческую сущность, а только через роль в конкретных общественных отношениях, государство провоцирует ещё большее насилие и разделение общества. Люди испытывающие или видящие и близко принимающие насилие не рассматривают себя как часть общности под руководством государства и при возможности игнорируют его и/или противостоят ему. Лояльность основанная на насилии при первой же возможности разрушается, а возникшие новые общности заменяют существовавшие. В такой ситуации вся система государственного устройства либо является номинальной и отражает лишь организационную структуру иерархии органов центральной власти, либо, в лучшем случае, становится линией разлома государства, его территории и общества, в случае ослабления верховной власти, поскольку государство фактически не сумело создать иного альянса, кроме системы власти, предоставляющей выгоду лишь лицам, в ней состоящей. Не сумев добиться поддержки общества или создав, в лучшем случае иллюзию такой поддержки, государство потенциально пребывает в состоянии неустойчивого равновесия, и в любой момент склонно к разрушению. Оно в лучшем случае достигает возможности относительной управляемости которая достигается платой за лояльность участникам созданного им альянса. Если территория государства обширна, и/или численность населения велика, альянс существует лишь до тех пор, пока у образующих его участников выгода от подчинения доминанту превосходит их издержки в случае неподчинения. Рассчитывать на поддержку прочих лиц, не участвующих во властном альянсе, можно лишь в случае создания у них либо представления о выгодности существования такой системы или же через ощущение «доброго государя». Причём в первом случае речь может идти и об экономическом благополучии населения, и о наличии внешней и/или внутренней угрозы, и о совместной борьбе за некие разделяемые всеми идеалы и о любом другом реальном или кажущимся важным внутреннем и/или внешнем факторе, представляющим или мнимо представляющим значение для общества. Но это отнюдь не мешает испытывать ощущение собственной обособленности по отношению к государству, прочим его территориям и другим гражданам. И это же не мешает и лицам, входящим во властный альянс, испытывать те же ощущения. В условиях ограничений управляемости больших групп, особенно групп национально и/или территориально обособленных, каждая самообособленная и альтернативно идентифицирующая себя группа не встроенная в единую систему территориальной организации государства и не рассматривающая всех прочих членов данного общества как себе подобных, не испытывает личных связей с другими как последствия добровольной вовлечённости в общую жизнь общества. С другой стороны, правильное социальное воздействие, достаточная плотность общества и нивелирование последствий низкой плотности общества, например, посредством обмена информацией, в том числе через СМИ, удовлетворительная иерархия доминирования, нашедшая отражение в территориальной (национально-территориальной) организации государства и общества в целом, эффективная организация управления обществом скрадывает эту угрозу и включает эту обособленную иерархию в существующую, например, посредством включения в политическую борьбу за верховную власть, или же вводя местную иерархию в существующую насколько это возможно, или же сохраняя или предоставляя максимально возможную власть над альтернативной иерархией, сохраняя её подчинение в рамках большей иерархии, делая систему в целом более управляемой (ограничение на число подчинённых), но вовлекая при этом всё общество в прямое или опосредованное участие в созданной государством системе отношений и иерархии доминирования, постоянно демонстрируя единство общества и подтверждая при этом для всего общества необходимость государства и предлагаемых им инструментов в обмен на те издержки, которые несёт каждое лицо.