Придуманный мир

Униженная и оскорблённая, поруганная неблагодарными людьми, красавица-церковь с молчаливой грустью возвышалась над округой и, казалось, с сожалением и грустью смотрела на потерявших стыд и разум многих людей…

Желавших разбирать церковь на кирпичи нашлось с избытком. В основном это была молодёжь, одурманенная атеистической пропагандой. "Религия – опиум для народа", этот лозунг тех, кто собою решил подменить и бога, и веру, был принят прежде всего обиженной, не нашедшей себя в жизни частью общества, желавшей выделиться во что бы то ни стало среди других.

Таким был и удалый и бесшабашный парень лет семнадцати по имени Пашка. Воспитывался он у тётки – сестры матери. Мать его рано умерла от тифа, а её муж-пьянчужка отбывал длительный срок в тюрьме, и переписка с ним давно уж не велась.

Сформированная бригада по разборке церкви на кирпичи, вооружённая ломиками, фомками, молотками, кувалдами и зубилами, принялась за работу.

Добротная кладка, сделанная по старинным рецептам, с добавкой в известь и молока, и куриных яиц, связывала кирпичи настолько прочно, что летели искры, металл плющился, кирпичи рассыпались, теряя форму. Терялся и смысл всей работы.

Разбирали церковь сверху, что было очень опасно. Самые отчаянные забрались наверх, где раньше был колокол, отбивали кирпичи в проёмах звонницы.

Особенно хорохорился друг Пашки – одинокий, вечно пьяный молодой мужик Митька, который при этом курил и вовсю ругался матом. Закончилось его старание падением с огромной высоты.

Разбился он насмерть. Работы были приостановлены. Старики, глядя на Пашку и других членов бригады, плевались, крестились, не вступали с ними в разговоры.

Через месяц где-то наверху, в уездном центре, а может быть, и выше, было решено взорвать церковь, а затем уже разобрать на кирпичи, потому что строительство льнозавода замедлилось, а до следующей навигации ждать ещё больше полугода.

И, если будет завезён кирпич, то его надо возить к стройке на конных подводах за шесть вёрст. С пристани Подываково, что на реке Юг, которая бывает судоходной не больше двух недель в году, как раз сразу после ледохода. А тут – вот он, кирпич, всего в полукилометре, бери – не хочу…

Приехали три специалиста-подрывника из уездного центра, привезли с собой взрывчатку. Нашлись и добровольные помощники. Первым среди них был Пашка.

Взрывчатку закладывали три раза.

Первый раз рвануло так, что вылетели стёкла в соседних домах. Но церковь устояла.

Во время второго взрыва куски кирпичей разлетались в разные стороны, в том числе падали в воду, образуя огромные круги, медленно расплывавшиеся по речной глади реки Кипшеньги, соединяясь с другими кругами.

На третий раз колокольня церкви осела, накренилась медленно и рухнула, подняв облако пыли… Людей не было. Все куда-то исчезли… сидели дома и молились, глядя с надеждой на домашние иконы. И только у полупьяных подрывников, у Пашки и его немногих друзей был весёлый взгляд и восторг, и какое-то временное просветление, а за ним какое-то замешательство, какое-то ощущение совершённого греха и предчувствие неизбежной расплаты.

Подрывники уехали.

Из груды разрушенной церкви – глыб, обломков – выбирали кирпич и его половинки и возили на строительство льнозавода. Что было сверху – подобрали и пустили в дело. Но основная часть продолжала лежать на земле, и не было желания ни у кого долбить глыбы в надежде выбить оттуда целый кирпич. Да и сделать это было практически невозможно, так как раствор, связывавший кирпичи, был крепче самих кирпичей.

Льнозавод достроили.

А вот Пашка после этого запил, затосковал: происходили с ним какие-то странные вещи.

Однажды он, пьяный, возвращаясь домой, поскользнулся на лаве – так называется деревянный настил-тропинка через речку, заменявший мост на Кипшеньге, – и упал в реку. Упал неудачно – повредил позвоночник. Его спасли случайно проходившие мимо деревенские.

Потом он долго лежал, отнимались ноги.

На спине образовался горб, который рос, сокращая Пашку в размере. На всю жизнь Пашка остался инвалидом, так и не женился. Кому он нужен такой?

Ходить Пашка научился заново. Но было странно, и как-то не по себе, когда он шёл.

Горбатый, скрюченный, он неуклюже и в то же время довольно быстро переставлял ноги при ходьбе, а его сгорбленное туловище ходило вверх-вниз, вверх-вниз…

Когда он шёл по тропинке через поле от льнозавода к своей деревне, то в разнотравье скрывались его ноги, виднелось только туловище. И воображение рисовало картину: скачет по полю всадник, высокая трава скрывает коня.

Кто-то из деревенских остряков дал ему прозвище – Пашка-шагомер, оно приклеилось к нему на всю жизнь.

Пашка-шагомер до старости так и не дожил, так и не оставил после себя никого, всю жизнь прожил бобылём.

Умер он через двадцать лет, как раз в тот день, когда взрывали церковь.

На похоронах почти никого не было. Похоронили недалеко от разрушенной при его активном участии церкви, оставшиеся от неё каменные глыбы всё ещё продолжали лежать, объятые лопухами и крапивой…

А ночью у развалин церкви – тишина.

Луна, ко всему привыкшая, смотрит на грешную землю и молчит.

Вода в речке Кипшеньге плавно течёт и уносит всё с собой в реку Юг.

А та, вместе с Сухоной, – в Северную Двину, а та – на Север, в Ледовитый, в Мировой океан, чтобы опять вернуться обратно – в виде дождя или снега.

И пройти по древнему руслу речки Кипшеньги – снова… И впитать в себя новые впечатления от потомков тех людей, что жили на берегах речки Кипшеньги в прошлый раз…

4 января 2011 г.

Случай на переезде

Это произошло в обычный летний день.

В одном районном центре на железнодорожном переезде водитель иномарки объехал стоявшую первой у шлагбаума автомашину ВАЗ 2108 и тем самым оттеснил её на второй план.

Товарный состав со скоростью пешехода катился по рельсам, стуча на стыках гружёными вагонами с лесом и нефтяными цистернами. Пешеходы тоже ждали, когда откроется переезд. Ждал и мужик по имени Василий, который купил у кума козу и вёл её за поводок к себе домой.

Из той "восьмёрки", которую обогнала "иномарка", вышли возмущённые парни. Их было пятеро. Вытащили из-за руля "иномарки" 25-летнего пижона вместе с таким же, как он, приятелем и начали их мутузить. Те вяло сопротивлялись и, судя по всему, были пьяны.

Вагончики неспешно катились. Парни отчаянно бились. Собравшаяся у переезда небольшая толпа зевак-пешеходов с интересом наблюдала за дракой, больше похожей на избиение одних другими.

Большой здоровяк Василий, всю жизнь проработавший кузнецом в колхозной кузнице, имевший троих сыновей, не переносил драки, насилия, агрессии в любом её проявлении – впрочем, как и все здоровяки-мужчины. (Уверенный в своей силе и правоте человек применяет силу только в крайнем случае, ему незачем махать кулаками по любому поводу).

Машинально привязав свою козу за поводок к шлагбауму, Василий бросился разнимать дерущихся молодых людей. Увидев громадного мужика, парни нехотя сели в "восьмёрку".

Подняв изрядно побитого пассажира "иномарки", Василий помог ему сесть в машину. А потом взял за галстук водителя "иномарки" и стал объяснять ему, что тот сам во всём виноват. Нельзя так. Нельзя лезть без очереди. Раз пролезешь, два пролезешь, а потом ведь найдётся или найдутся те, кто будут вас учить правилам движения и уважения к окружающим…

Василий явно увлёкся, так как поезд уже ушёл, на прощание свистнув. И всё пришло в движение. Поехали через переезд машины по встречной полосе. Хор клаксонов сзади заставил и водителей "иномарки" с "восьмёркой" продолжить путь, что они и сделали.

Но пешеходы не спешили расходиться. Своё внимание они переключили на козу, которую шлагбаум поднял вверх за привязанный к нему поводок.

Коза таращила на окружающих свои глаза, болтала ногами и выменем…

Оторопевший Василий бросился спасать козу. Конечно же, спас и её, чем порадовал собравшихся зевак.

3 января 2011 г.

Семь скобелей