Озеро, которого нет

– Идите сюда, ко мне, – позвала их сияющая от счастья русалка. – Не бойтесь, ничего с вами не случится. Спускайтесь по ступенькам.

Только после этих слов женщины-рыбы они заметили сбегающую вниз, к самому дну, каменную лестницу, сухую и чистую. Переглянувшись между собой, Ромка и Оля дружно ступили на нее, сами не понимая, зачем они это делают.

Русалка ожидала их внизу, у последней ступеньки, и, улыбаясь, протягивала к ним руки. На пальцах ее рук, связанных тончайшими, едва заметными зоркому глазу перепонками, хищно поблескивали лакировкой остро отточенные когти, налитые густым кровавым цветом… чего, впрочем, тоже нельзя было заметить на расстоянии.

Глава 5. Что случилось с Аленкой

Почему Ромка и Оля решили спуститься на дно озера, только ли из-за тайны, которую им обещала открыть русалка? Нет, конечно. Они чувствовали, что делают не совсем то, что следует, но сил противиться обстоятельствам у них не было. Да и как им противиться, они не знали.

Страха в их душах не было, скорее ощущалось какое-то безразличие ко всему происходящему, совершенно особого рода безразличие. Они чувствовали себя не участниками событий, а как бы зрителями в театре, наблюдающими за ходом спектакля. Конечно, им было любопытно разворачивающееся на их глазах действие, но они никак не могли осознать, что все происходит не вокруг них, а с ними самими. Это было их главной ошибкой.

Они недопонимали, как и зачем попали в эту историю, как недопонимает человек, почему он вдруг заболел и не может подняться с постели из-за высокой температуры. Больной терпеливо ждет, когда спадет эта температура, и перестанет болеть голова. Тогда можно будет поискать и причину своей болезни.

Вот они и ждали. А желания… Какие желания у больного? Поскорее выздороветь. Принимать серьезные и ответственные решения человеку в таком состоянии не под силу. Он вынужденно бездействует, не имея под рукой подходящих лекарств. Ему остается только надеяться, что все пройдет само собой, или вызвать доктора. Но где он, этот доктор? К кому обратиться в такой необычной ситуации, в которую попали Ромка и Оля? Трудно сказать, как повели бы себя мы, оказавшись на их месте…

Да взять хотя бы нас с Максимычем, уж на что взрослых и солидных мужиков, а ведь и мы подрастерялись тогда, столкнувшись с непредвиденными обстоятельствами. Однако, не будем забегать вперед, пусть все идет так, как оно идет и как было на самом деле.

Мы с Максимычем ездили в тот день в соседний городок за кирпичом. Километров сорок от нас, там хороший кирпичный заводик. Вот мы там, значит, и загрузились тонны этак на четыре и обратно поехали по калужской трассе.

Максимыч был за рулем и гнал нашего «железного коня» с приличной скоростью, где-то под девяносто. Рисковое, надо сказать, это дело, когда такая махина, как наш «КамАЗ», разгонится навроде легковушки. Надо иметь немалый водительский опыт и хорошо знать дорогу, чтобы себя обезопасить и других ненароком не задеть. Груженый тяжеловоз все сметет на своем пути, он не умеет останавливаться с маху.

Так и летели мы, значит, почти до места, благо трасса была свободной, так и мчались на всех парусах. И чуть не проскочили старый оптинский поворот, бывший когда-то главной дорогой к монастырскому парому, на котором переправлялись через Жиздру монахи и паломники, гости монастыря. Здесь самое время притормознуть, потому что до города остается всего ничего, и Максимыч, немного задержавшись, начал сбавлять скорость.

А я на монастырь смотрел, просто по привычке. Уж больно весело он глянется, когда солнышко на золотых куполах играет. Радостно на душе становится и сладко, петь хочется. Славное, чудесное место, очень русское. И все это въявь, можно запросто подойти и прислониться к старым монастырским стенам, воздуха благовонного вдохнуть под сенью монастырской.

Только подумалось мне об этом, как в сердце что-то кольнуло. Кольнуло, а потом и сдавило так сильно, что пришлось просить Максимыча остановиться. Максимыч посмотрел на меня, ничего не сказал, но мотор, конечно, заглушил. Встали мы посреди деревни Стенино, неподалеку от монастырского поворота.

– Извини, – объясняю я Максимычу, – что-то сердце прихватило. Вдохнуть больно.

– Побледнел ты, – говорит он мне. – Давай-ка на свежий воздух. Я подожду… Сам-то выберешься?

Я кивнул, открыл дверцу и вылез из кабины. Постоял на обочине, выхлопных газов понюхал. Лучше не стало… Решил отойти от машины подальше, поближе к травке. Обошел потихоньку нашего «коника» вокруг, огляделся по трассе и…

Конечно, я ее сразу узнал, едва заметил. Она стояла на противоположной от нас обочине, прямо возле дороги и немного позади нас. Я тут и думать забыл о своем сердце, мигом вылечился.

– Аленка! – кричу ей. – Ты что?! Что ты тут делаешь?

– Па-а-па-а! – визжит она сквозь слезы. – Па-а-па!

Бегу к ней через дорогу, ничего не понимая. Что такое, откуда ты здесь, с кем? А она знай себе рыдает и слова толком сказать не может. Я тогда хватаю ее в охапку и тащу в машину. Сажаю в кабину к Максимычу, и тут она понемногу успокаивается. Оказывается, не одна она тут бродит, вместе со старшими. Правда, старшим этим до ума еще топать и лопать, но для нее они – что ты, авторитеты великие!

– Что ж ты от них тогда убежала? – спрашиваем.

– Испугалась я, – говорит.

– Они тебя обижали, что ли? Кого ты испугалась?

– А тучи, – отвечает. – Туча нашла такая страшная, черная. Все небо закрыла.

Мы с Максимычем переглянулись и пожали плечами. Целый день солнце светит, на небе ни облачка, – какая еще туча? Но перебивать не стали, решили ее до конца выслушать.

Рассказ у Аленушки получился странным и невнятным: какие-то русалки, колючий ветер, Божья коровка… Словом, списали мы все на ее возраст, уразумев одно: дети, самовольно удрав из дома, гуляли где-то возле озера и что-то там у них произошло. Поразмыслив, мы решили прежде добраться до нужного нам строительного объекта, скоренько там выгрузиться и тот же час – обратно, вместе с Аленкой, за остальными гуленами.

Так мы и поступили, возвратившись уже через полчаса на то же место. Грунтовка в сторону Жиздры хоть и была изрядно побитой, но для нас вполне проходимой. Максимыч аккуратненько спустился на нее и повел машину тем же путем, каким шли дети. Палец Аленки служил ему указателем.

Вскоре мы остановились. Где-то здесь, слева, было то озеро, которое нам нужно. Собственно, это и не озеро, а так себе, небольшой пруд, даже прудик, чуть меньше миргородской лужи, описанной Гоголем. Разве что поглубже. Так мне тогда думалось, пока шли мы с Аленкой к этому самому пруду.

Максимыч остался в машине. Он обдумывал, какого рода обструкции подвергнуть внука, как только тот отыщется. Надо же: пропал, не успев толком с дедом познакомиться! Максимыч считал, что во всем виноват Ромка, потому как он парень, москвич и все такое. Должен соображать, что творит.

Уж не знаю, что он там придумал, только времени у него было достаточно, чтобы вспомнить все возможные методы борьбы с тинэйджерами и выбрать наиболее приглянувшийся. Потому что мы с Аленкой очень долго искали эту русалочью лужу. Она мне наконец-таки объяснила, что за великая идея привела их сюда. Или это я, проплутав в чистом поле минут сорок, наконец-таки понял, что дело тут нечисто.

Беда же была в том, что мы с ней так и не нашли этого треклятого озера. Оно как сквозь землю провалилось, не оставив по себе и следа.

Два прудика мы обнаружили, это да, а третий – потерялся. Трижды мы обошли все вокруг, но его нигде не было. Между тем я сам был совершенно уверен, что видел его раньше по меньшей мере раз пятьдесят и видел именно здесь. Где же он?

– По-моему, – размышляла дочка, оглядываясь по сторонам света, – он там. Мы шли сначала сюда, а потом – сюда. И вышли прямо к нему.

– Да нет, – говорю, – Аленушка. Там мы уже два раза были.

– Тогда, может быть, там, – тянет она ручку в другую сторону.

– И там были… Давай лучше мы с тобой покричим, покликаем их. Вдруг услышат.

– Давай, – отвечает, – попробуем.

И стали мы тогда кричать. Сначала по именам выкликали ребят, потом просто так орали, лишь бы погромче.

– Э-э!

– А-а!

– О-о! – вопили мы во всю глотку, помогая себе руками для полноты звука.

Мы взмахивали ими, как крыльями, при каждом новом оре так, что все птицы в округе попрятались. Куда им, пичужкам, до таких шустрых солистов, эмоции которых льют через край. Все улетели, все до одной. Зато объявился Максимыч.

– Ты что, Слава, – с недоумением оглядывал он меня, – что ты орешь как резаный? У вас что, игра такая?

– Если бы…

Мы и не заметили, как он подошел к нам, но очень ему обрадовались. Максимыч – человек трезвый, опытный в жизни и всякое, как говорится, повидал. Уж он-то наверняка подскажет, что нам делать, где нам искать сбежавших детей и пропавший пруд. С этими вопросами к нему Аленка и полезла в надежде, что дедушка Саша поумнее ее отца, порассудительней. Не тут-то было!

– Почем я знаю, – буркнул в землю Максимыч. – Давайте к речке подъедем, больше им некуда деться. Только не орите так, пожалуйста, вы не в лесу. Кругом видимость на километр. Нет их здесь…

– А пруд ты помнишь? – спросил я. – Вот тут где-то был.

– Может, и был, – вздохнул Максимыч, – да весь, видно, сплыл.

– Как это – «сплыл», куда?