Норильские судьбы

– У нас в лагере двести семьдесят пять советских офицеров, три Героя Советского Союза, в том числе полковник, Герой Советского Союза, начальник контрразведки сороковой армии Воробьев. Мы хотим знать о ваших полномочиях, – Торковцаде не спускал глаз с Кузнецова.

– Если вы хотите меня разжалобить, считайте, что вам это удалось. А я вам повторяться не буду, – Кузнецов заметно стал нервничать.

Член забастовочного комитета повернулся к соратникам.

– Теперь вы понимаете, товарищи, что это просто комиссия МВД. Та самая, на работников которой мы собираемся подать жалобу.

Он с презрением посмотрел на Кузнецова.

– Мы отказываемся от дальнейших переговоров с вами.

– Ну а вот это совсем напрасно, – Кузнецов повернулся к

Семенову: – С завтрашнего дня для этого отделения норму питания снизить в два раза.

Выходя из арочных ворот, наклонился к Семенову и сказал:

– Брось всех оперативников во все зоны. Подключи уголовников. Пусть под любым предлогом выдергивают комитетчиков. Я сам их потом допрошу.

Через день в лагерном пункте «Купец» обнаружили повешенными рядом на балке лицом друг к другу двух членов комитета – Вальяно и Быковского.

Настроение Кузнецова с каждым новым проведенным днем в Норильске ухудшалось. Быстрого наведения порядка не получилось. Восстание не было подавлено, а наоборот разрасталось. Его мысли были уже не о генеральских погонах, на которые он рассчитывал после возвращения в Москву, а о том, как сохранить полковничьи и свою шкуру. Занозой в заднице сидело третье «каторжное» отделение, где был сформирован основной забастовочный костяк, откуда шло практическое управление восстанием.

Просидев в раздумьях практически всю ночь, он решил произвести психологическую атаку на непокорное отделение. Днем к лагерю подъехали более десятка машин. Солдаты в полной боевой готовности, в скатках за спинами начали окружать лагерь. На глазах у заключенных установили пулеметы. Вслед за ними надзиратели топорами начали прорубать проходы в колючей проволоке. Открыли ворота.

По радио Кузнецов обратился к лагерникам с призывом расправляться с членами комитета и уходить из лагеря. Его голос уже охрип, но ни один человек не вышел. Атака не удалась.

– Все. Мое терпение лопнуло. Да я же вас сук похороню всех здесь до единого, – в истерике прошипел он.

Открыть огонь!

Первый день июля по-настоящему радовал летним теплом. Яркое солнце разбросало свои лучи над рудником «Медвежий ручей», заглядывая внутрь бараков и прогревая деревянные оштукатуренные стены. Практически все заключенные первого отделения высыпали во двор, сняв с себя робу подставляя свои бледные тела под теплый солнечный поток.

Московская комиссия в полном составе явилась на вахту. На входе висел черный флаг с красной полосой. Стол для переговоров не ставили.

– Убрать флаг. Построить отделение, – приказал Кузнецов.

Среди заключенных прокатился ропот. Нехотя, но начали подниматься и выстраиваться в ряды. Одеваться не стали, держа робу в руках, недовольно перекидываясь словами.

Обращаясь к гудящему строю Кузнецов начал говорить громко:

– Волынка переросла в контрреволюционный мятеж. Вы избрали органы власти, суд. Сформировали незаконные органы самообороны. А это не что иначе, как мятеж. Приказываю всем заключенным покинуть зону для фильтрации. В случае неподчинения конвой открывает огонь на поражение.

– Товарищи заключенные. Одумайтесь! Вас толкнули против Советской власти, – просто взвыл представитель Прокуратуры СССР Вавилов.

– Так если мы с тобой товарищи, вставай с нами рядом, – раздалось из толпы.

– Блефуешь, мразь! Нет у тебя права на расстрел.

– Предупреждаю последний раз! – Кузнецов повернул голову в сторону конвоя.

Залязгали затворы. Большая часть заключенных спешно направилась к выходу из лагеря. Те, кто остался, под истошные крики «Атас!»   начали разбегаться и прятаться в бараках.

– Открывайте огонь! – махнул рукой Кузнецов.

Солдаты открыли стрельбу из автоматов и пулеметов. От бараков в разные стороны полетели щепки, разбитые стекла. Пули пробивали насквозь дощатые стены и перегородки, которые стали дымиться. Послышались крики и стоны раненых.

Через неделю усмирили и шестую «женскую» зону, которая в знак протеста против расстрела объявила голодовку.

Женщины стояли под лозунгом «Свободу – народам и Человеку», взявшись за руки плотными кольцами в три ряда, скандируя:

– Смерть или воля!

К ним вышел майор, представитель администрации, и сказал:

– Если вы, гражданки политические проститутки, шпионки и им подобные, не прекратите голодовку и забастовку, не выйдете из лагеря для фильтрации, то выйдете на свободу отсюда, когда растает этот снег, – показал пальцем на межгорье, где лежал снег, который не успевал растаять даже в самое теплое лето.

Женщины не расходились и продолжали скандировать:

– Смерть или воля!

Подогнали пожарные машины и в течение часа поливали ряды из брандспойта студеной водой. Потом солдаты, оставив оружие, взяли в руки палки и начали избивать женщин по чем попало. Окровавленные, избитые тела вытаскивали из зоны, волокли в тундру и бросали.

Восстание было подавлено. Членов комитетов, активистов после страшных избиений, пыток отправили по местным тюрьмам. Днем и ночью шли допросы. Держалось еще пятое отделение.

Поздно вечером в комнату, где поселился Кузнецов, вбежал взлохмаченный испуганный Семенов.

– Ну что, полковник? Кажется, нам пришел конец!

– Кузнецов резко поднялся с кровати и упавшим голосом спросил:

– Что произошло?

– А то, что решением Пленума ЦК КПСС арестован Берия, Гоглидзе и все ближайшие помощники.

У полковника лицо исказилось в ужасной гримасе страха, веки стали дергаться. Он заметался по комнате, сбивая углы, как слепой при пожаре.

– В Москву. Срочно в Москву.

Вечером комиссия Кузнецова спешно покинула Норильск.

Расстрел стачечного оплота

Администрация пятого лагерного отделения, так и не дождавшись руководящих указаний на дальнейшие действия, решила взять инициативу на себя. Последовать примеру Кузнецова и подавить бунт силой.

К этому времени по Енисею прибыло два вооруженных полка войск МВД.

На оперативном заседании обсуждался план будущих действий. Руководитель разгрома, прилетевший из Красноярска, начальник Краевого Управления МВД генерал Павлючек, развалившись на стуле, внимательно слушал выступление докладчиков, делая какие-то пометки у себя в блокноте.