Сказания о Руси изначальной

– Батюшка, кто же будет звонить в колокол?

– Я сам, и с гулом колокола громче пропою молитву, чтобы она помогла вам справиться с препонами в стези. Пусть мой звон услышит вечевой Новгородский колокол, повисевший в уныние в воротах Кремля да вернувшийся в Поморье на радость зверобоям и рыбакам. Поклонитесь святому угоднику Николаю!

На следующее утро в сторону Николо-Корельского монастыря пегая лошадка повезла сани по льду замёршей реки Онеги.

Закутавшись в чёрные тулупы, гордыми воронами восседали путники. Свистел ветер, заметая снегом дорогу. До монастыря две недели добираться.

К концу третьего дня как стало темнеть, пономарь, отряхивая от снега бороду, с удовольствием крякнул:

– Чую, весной пахнет! Лёд в проталинах и пороша мокрая.

– Может статься, до обиталища доедим?

– Нет, скоро ночь. Заночуем, как и в минувшие ночи, в лесу, там меньше дует! – сказал Велига, ростом причётник был в сажень.

Оглядываясь по сторонам, путники поднялись по отлогому берегу. Укатанная полозьями саней хорошо просматривалась колея.

В ельнике выпрягли лошадь, привязали её к оглобле, дали сена и овса. Легли в сани, прижавшись друг к другу.

– Велига, сколь тебе лет?

– А что?

– Отчего не женишься? Скоро будешь старцем.

– Сердцем я один раз влюбчив. Вот и не найду подходящую суженую.

– А у тебя была уже зазнобушка?

– Да, но мурмане её сокрушили. Пристали к ней у проруби. Попросили злыдни для забавы воды испить. Я поспешил на помощь. В побоище вместо меня, её лицо пометили шпагой. Бес попутал. Лучше бы я не влезал в драку. Затмился от горя, колотил всех повинных и невинных, кто оказывался под жгучую руку.

Благо стрельцы окрутили, окунули с головой в прорубь, дабы очухался от беды. Потом ретиво, смеясь, как мокрого гуся с сосульками на бороде вытащили.

Моя Голуба сказывали, ушла в монастырь. А потом куда-то исчезла. Дом её родных сгорел в одночасье. Ни матери, ни её брата Афанасия не нашли. Пятнадцать лет с той поры минуло.

Поклонился я родной сторонке и пошёл с котомкой по деревням скитаться. Вот так оказался в Погосте. Второй год служу Бреславу.

Дикий крик пронёсся по округе, гулкое эхо по реке повторило его многократно.

– У-у-у! И-и-и!

– Что это? – с испугом спросил Есеня.

– Кикимора надрывается из болота.

– А ты её видел?

– Да эдакая зелёная лохматая. Встал раз, чаял, на кочку в мороке, а она со сна зашипела и из-под ног испарилась, я от внезапности в трясину повалился.

– А почему она живёт на болоте, а не в деревне?

– Наскучили, верно, люди. Хозяйка, поди, ленивая оказалась.

Снова истошный крик пронёсся по лесу.

– Вот помешанная! Аки нашу кобылку не испортила, пойду, прогоню подальше, – вылез Велига из саней, захватил с собой топор.

В лесу увидел, мерцает огонь.

“Ведьмы что ли там сидят? “ – поёжился от страха пономарь, а ноги на костёр привели.

– У-у-у! И-и-и!

Сидит мужичок, накинув шубу на плечи, у костра, руки греет и временами орёт.

Долго его Велига рассматривал. Домовой, не домовой? Вроде крестится рукой.

– У-у-у! И-и-и!

– Ну и что ты вопишь? – спросил с интересом незнакомца.

– А что нельзя? – оглянулся чудак, приметив молодца.

– Спать не даёшь.

– А откуда я знал, что кто-то в лесу есть. Мне страшно-то одному. Вот и кричу.

– Кричи на здоровье. Только за версту отойти отсель, пока тебе башку не проломил!

Покряхтел скоморох, встал и завертелся на дороге колесом, вставая то на руки, то на ноги, играя в домре.

– Ну и потешник! Ей, осади-ка свой пыл, на тебе алтын.

Остановился скоморох, снял колпак, поклонился, взял медную монету.

– Гонят нас по всему царству. Скоро не будет весельчаков на земле Русской. Музыки не услышите. Домры отбирают и жгут как орудие сатаны!

– Окаянные! Слышал я, что мор с Москвы кликнули на простой народ, чтобы не столковались, да не били господ, как при Степане Разине.

Простившись, обнялись, поцеловались.

Вернулся Велига, юркнул в сани, а уснуть долго не мог.

К утру разнесло тучи. Алое солнышко блеснуло над лесом. Бодрая лошадка, отдохнув за ночь, резво бежала. К полудню въехали под звон колоколов в поселение.

Велига и Есеня, привязав лошадь к столбу, глянув на других коней, направились в постоялый двор. Отворив скрипящую кованую дверь в избу, путники невольно замерли на пороге.

За длинным столом сидели подвыпившие стремянные городовые стрельцы. Все как на подбор богатыри, кривая сажень в плечах. На кафтанах нашивки, плетённые из цветной шерстяной нити.