Последний атаман Ермака
Владимир Иванович Буртовой
Сибириада
Безрадостно закончилась Ливонская война, но не сломлен дух казацкой дружины. Атаман Ермак Тимофеевич держит путь на восток, за Волгу-матушку и Каменный Пояс, идет на сибирского хана Кучума. Труден и непроторен этот путь, кругом поджидает опасность: в темных дремучих лесах, в глухих болотах, в аулах сибирских татар и в полноводном Иртыше… Но где же притаился главный враг: в далеких мрачных покоях царя Иоанна Грозного, впереди в лихой сече или среди верных боевых товарищей?..
Владимир Иванович Буртовой
Последний атаман Ермака
Раисе Филипповне, заботливой жене и верному другу, с благодарностью посвящаю эту книгу
…В тени сырой. Два камня тут,
Увязши в землю, из травы
Являют серые главы:
Под ними спит последним сном…
Забыт славянскою страной,
Свободы витязь молодой.
М. Лермонтов.
Последний сын вольности
Когда такой герой будет жить вновь?
Д. Байрон
Часть первая
Глава I. Тяжкое зимование
По ранней весне в голых еще ветвях дебрей Карачина острова, с зимней стужи толком не отогревшись, надрывно каркало черное воронье.
Широким размахом заступа атаман Ермак швырнул ком сырой земли на вершину черного могильного холма, ком рассыпался и неровными кусками покатился вниз, застряв где-то на середине, в двух саженях от ног стоящих вокруг удрученных горем голодных казаков. Атаман снял серую баранью шапку, земно поклонился праху недавних своих верных соратников покорения Сибири. Надорванным от страданий голосом заговорил:
– Упокой, Господь, души мятежных людей, чья жизнь протекала в лишениях, в боях с набеглыми крымскими татарами да сибирскими, с ногайцами, с извечными завистниками Руси поляками, литвой да шведами. Во многих сражениях побывали вы, мои верные побратимы, а сгибли в одну зиму, не от сабли, не от стрелы кучумовского воина, а как выбитые с подворья камнями в лютую зиму бездомные собаки! Прощайте, братцы-казаки, прощайте и вы, ратные товарищи-стрельцы! Великий грех и божья кара за ваши невинно погубленные души тяжким проклятием падет на тех, кто снаряжал вас в трудный сибирский поход, словно на царскую охоту, с тремя сухарями за пазухой. А нам даже поминки сделать нечем, кто и выжил в лютый голод, того ветром с холодного Тобола едва на спину не опрокидывает… Отче Еремей, прочти над павшими казаками и стрельцами молитву, не над всяким из них в смертный час успел ты свершить глухую исповедь![1 - Отпущение грехов покойному. (Здесь и далее примеч. авт. – изд.)]
На зов атамана Ермака Тимофеевича из-за казацких спин подал зычный голос старец в сером татарском ватном халате с красным шелковым поясом, в лохматой шапке и с важной окладистой седой бородой. Никто толком не знал, кто он и из каких мест бежал, прилепившись к волжским «воровским» казакам атамана Ивана Кольцо, но был справедливым судьей в казацких тяжбах, добрым знатоком церковных правил, умел варить каши, щи и уху, состоял старшим досмотрщиком за казацким провиантом.
– Иду, атаман! Без отходной молитвы нешто можно нашу грешную землю покидать и торкаться дланью во врата райские!
Старец Еремей неспешно выступил из толпы казаков и стрельцов, встал возле атамана Ермака, снял шапку, перекрестился трижды и нараспев зычным голосом начал читать молитву об усопших:
– Упокой, Господи, души усопших рабов Твоих, казаков и стрельцов, начальных людишек и воеводу князя Семена Волховского, кои преставилися от нужды великой, прости им, Господи, все согрешения, вольные и невольные, и даруй им царствие небесное. Аминь!
– Аминь! – скорбно выдохнулось из казацких и стрелецких душ.
Сберегая тепло, они поспешно надели головные уборы. Старец Еремей вскинул седую голову, на которой торчала высокая, как у московского боярина, шапка, только не из соболя, а из меха рыжей лисицы. Сгоняя печаль недавнего прощания с умершими, объявил:
– Готова ушица, атаман! Можно ложки доставать, поминки сделаем, да и о жизни думать станем! До вечера тихо будет над Тоболом, без помехи переправимся в Кашлык. Скоро покорные русскому царю тутошние князьки ясак к ханской столице повезут. Откормимся, что высохшие ребра перестанут шуршать при каждом вздохе!
Сдавило горло у стоящего рядом с Ермаком Матвея Мещеряка, его верного соратника по казакованию в диком поле и по войне в Ливонии. На широких скулах, укрытых густой русой бородой, забугрились тугие желваки. Сказал тихо, но ближние казаки хорошо его расслышали:
– Час грядет, и многие из бояр лягут под заступ за грехи свои. Неужто такое забудется? Сгубили войско, а ведь могли бы этакой силой в одно лето Сибирь подвести под царскую руку! Бежать бы хану Кучуму на восход солнца до края земли, а тамо и свалился бы в бездну…
Казаки неспешно разошлись по куреням, пятьдесят с небольшим уцелевших стрельцов покойного воеводы князя Семена Волховского под началом стрелецкого головы Ивана Глухова поминали товарищей у большой землянки, расставив миски с ухой на дощатых широких лавках, сделанных минувшей осенью на стрелецкое воинство.
Втроем, атаман Ермак, его товарищ из служилых казаков Матвей Мещеряк и богатырского сложения атаман волжских воровских казаков Иван Кольцо, хлебали горячую уху деревянными ложками и вспоминали совсем, казалось бы, недавние события, менее четырех лет прошло, а свершений случилось столько, что иному неробкому человеку и на всю жизнь хватило бы…
На западных рубежах России подходила к бесславному завершению многотрудная Ливонская война. Каждая из воюющих сторон стремилась получить военный успех перед началом затяжных и трудных переговоров. Именно поэтому в июне 1581 года под Могилев, где комендантом польского гарнизона воевода Стравинский, подступило сильное государево войско. По сообщению Стравинского польскому королю и великому князю литовскому Стефану Баторию, в составе русского войска находились Василий Янов – воевода казаков донских, и Ермак Тимофеевич – атаман казацкий.
Почти в это же время, в июле 1581 года, на другом краю России, на Волге, атаман Иван Кольцо со своими есаулами Богданом Барбошей, Никитой Паном и Саввой Волдырем и верными им казаками на перевозе через Волгу у Соснового острова погромили ногайских послов и богатый купеческий караван. Казаки знали, что накануне нападения на посольство большой отряд ногайцев вторгся в пределы Алатыря и Темникова, произвел опустошительные грабежи и многих взяли в полон.
Через несколько дней у того же Соснового острова казаки подстерегли возвращающихся из набега ногайцев в числе шестисот человек и едва не всех перебили. Однако царь Иван Грозный невесть по чьему наущению повелел казнить казаков, которые привели в Москву немногих пленных ногайских налетчиков. Государев посол Пелепелицын, который сопровождал ногайских послов в Москву, подтвердил перед царем весть о погроме посольства и разграблении каравана, хотя сами послы нисколько не пострадали. По указу царя Ивана Грозного, который не мог ссориться в это трудное для Руси время с ногайской ордой, казаков казнили на глазах пощаженных ногайских послов. Атаманов Ивана Кольцо и Богдана Барбошу Боярская дума приговорила изловить и предать лютой смерти за то, что в отместку за постоянные ногайские набеги громили ближние улусы степняков, отчего происходили частые ссоры Руси с Большой Ногайской ордой.
Заключение перемирия с Речью Посполитой в начале 1582 года сделало присутствие казаков в войске излишним, им перестали выплачивать жалование, и атаман Ермак возвратился со своими товарищами на Волгу. Однако из-за большого восстания Луговой и Горной черемисы, вспыхнувшего в 1582 году, в Поволжье были брошены крупные ратные силы с опытными воеводами, среди которых был и князь Григорий Засекин. У Козина острова в апреле того же года встала на якорь судовая рать, перекрыв всякое движение казачьим стругам. Из-за присутствия крупных воинских сил в Поволжье дальнейшее пребывание казачьих станиц в этих краях становилось опасным, особенно для атаманов, объявленных вне закона. Казаки собрали войсковой круг, выбрали большим атаманом Ермака Тимофеевича, ему в помощь Ивана Кольцо, срочно построили малые струги и хорошо известным путем пошли с Яика на вершину реки Иргиз, а по Иргизу спустились в Волгу. Удачно миновав царские заставы, по реке Каме поднялись во владения солепромышленников Строгановых. Идти на Хвалынское море[2 - Каспийское море.] или по Дону на Азовское море было рискованно из-за того, что это могло привести к ответным набегам крымского хана и вызвать немилосердный гнев Ивана Грозного. Сибирь же манила своим сказочным богатством и удаленностью от Москвы и Боярской думы.
Строгановские владения в эти годы подвергались постоянным набегам со стороны как сибирских татар хана Кучума, так и его вассального князя Аблегирима, который княжил в Пелымском княжестве над зауральскими манси. И в то время, пока крупный отряд кучумовских войск во главе с наследником Кучума царевичем Алеем находился в Прикамье, Строгановы решили силами казаков Ермака нанести хану Кучуму решительный удар, чтобы отвадить впредь переходить через Камень и громить русские поселения. Ермак до похода в Сибирь в середине августа 1582 года имел уже успешное сражение с Алеем на реке Чусовой неподалеку от городка Соли Камской и получил представление о воинской выучке сибирских татар. Он не без основания надеялся на успешный исход своего вторжения в пределы Сибирского ханства.
1 сентября 1582 года, взяв изрядный запас воинского снаряжения, несколько пушек, скорострельные «семипядные» пищали, свинец и порох, а также продукты питания, с отрядом в 540 казаков и 50 человек от ратных людей Строгановых, на стругах атаман Ермак двинулся через Каменный Пояс. У него был проводник, который не раз ходил со строгановскими промысловиками за Камень добывать у тамошних хантов и манси шкуры соболя, лисицы и иного пушного зверя. Путь в 1500 километров прошли за пятьдесят дней, и 26 октября, разгромив кучумовскую рать на кручах Чувашева мыса под столицей Кашлык, в тот же день вошли в ставку хана Кучума, причем царевич Маметкул, племянник Кучума, которому хан поручил защищать засеку на Чувашевом мысу, был ранен и едва избежал плена. В рядах войска самого Кучума, который наблюдал за битвой с горы поодаль, началась паника. Подвластные Кучуму князья покинули его при первых же губительных залпах казацких пушек и пищалей. За хантами в бег пустились мансийские и татарские всадники, Хан Кучум со свитой бежал, бросив столицу на волю победителей, совершенно пустую, без единой человеческой души.
Атаман Ермак отлично понимал, что одолеть хана под Кашлыком удалось еще и потому, что лучшие воинские силы Сибирского ханства в это время во главе с царевичем Алеем не успели вернуться на Иртыш из похода в Пелымский край. И только в упорном сражении на озере Абалак 5 декабря 1583 года с лучшими кучумовскими силами под командованием все того же царевича Маметкула казакам удалось нанести татарам решительное поражение, хотя и ермаковцы понесли первые ощутимые потери – погибло восемь человек, в том числе и казачий есаул Богдан Брязга.
Ханская столица Кашлык имела сильные естественные укрепления, так как расположена на правом обрывистом берегу Иртыша, к тому же обнесена земляным валом и рвом. Внутри вала размещались небольшая площадь, мечеть, несколько десятков построек для жителей и двухэтажный каменный дворец самого хана. Не ожидая в ближайшие месяцы после Абалакской битвы нападения со стороны татар, казаки укрепились в ханской столице, озаботившись сбором с подвластных Кучуму племен дани в виде пушнины и продуктов. Уже на четвертый день после бегства хана в Кашлык с северных окраин приехал князь Бояр и привез казакам рыбу и прочие продукты. Многие татарские семьи, которые бежали с приходом русских, стали возвращаться в свои небольшие селения в окрестностях Кашлыка. За зиму и весну казаки привели к присяге русскому царю многие окрестные княжества хантов, манси, вогулов и остяков, собрали ясак пушниной и себе на прокорм продуктами.
С окончанием зимнего и весеннего походов казаки возвратились в Кашлык с богатым сбором. Было принято решение не возвращаться к Строгановым, а продолжить военные действия с Кучумом, для чего надо было известить царя и Боярскую думу о покорении Сибири и просить скорой ратной поддержки. Ермак повелел отправиться в Москву во главе казацкой станицы в 25 человек есаулам Ивану Александрову сыну Черкасу и Савве Болдырю с известием, что «царство Сибирское взяша и многих живущих тут иноязычных людей под его государеву высокую руку подвели и к шерти[3 - К присяге.] их привели…»
В Москве были поражены богатством пушнины, привезенной казаками. Царь Иван Грозный, обласкав казаков, издал указ Строгановым подготовить зимний поход в Сибирь, но из-за невозможности зимой перейти снегом заваленные горы Каменного Пояса поход вспомогательного войска в Сибирь был отложен до весны следующего года. В грамоте царя Ивана Грозного от 7 января 1584 года велено Строгановым приготовить 15 стругов, «которые б подняли по 20-ти человек с запасом». Однако 15 марта царь Иван Грозный умер, и снаряжение войска во главе с воеводой князем Семеном Дмитриевичем Волховским на некоторое время задержалось, что впоследствии гибельно сказалось на судьбе и стрельцов, и казаков.
Накануне прибытия стрелецкого отряда воеводы Волховского, по известию недружественного хану Кучуму мурзы Сенбахта Тагина, Ермаком был послан отряд казаков во главе с Матвеем Мещеряком с целью напасть на войско Маметкула, которое разбило свой стан на реке Вагай, в ста верстах от Кашлыка. Пользуясь ночной темнотой и беспечностью татарских военачальников, казаки внезапно грянули на татарское становище, уничтожили охрану и много простых воинов, а самого Маметкула взяли в плен. Используя благоприятные военные обстоятельства, атаман Ермак решил нанести удар и по верному союзнику хана Кучума и, не ожидая прибытия подкреплений, о которых не имели никаких известий, летом совершил дальний поход против Пелымского княжества к северу от Кашлыка. В нескольких стычках пелымский князь понес ощутимые потери и бежал на дальний север. Казаки собрали в Табарской волости хлеб и пушной ясак и стали готовиться к очередной зимовке. Уже близились осенние прохладные ночи, когда нежданно-негаданно по Тоболу спустился стрелецкий отряд воеводы Волховского в 300 человек.
Громкое «ура» прокатилось над Тоболом и Иртышом, но радость атамана и его помощников исчезала по мере того, как стрельцы сходили на берег почти с пустыми котомками. Едва познакомились, Ермак еще раз внимательно посмотрел на стрелецкие струги и не удержался от сурового спроса:
– Где же ваши припасы, воевода князь Семен? Неужто за вами не плывут еще струги с мукой, сухарями, мясом и крупами? Чем в зиму питаться будете, а? Вестимо ведь, что Господь добр, да черт проказлив, лиха нашлет такого, что небо в овчину покажется!
Воевода с недоумением переглянулся со своим помощником Иваном Киреевым, развел руками, тонкие губы под светлыми усами покривились в ужимке недоумения.
– Излишний скарб и харчи пришлось оставить промысловикам на переволоках, не под силу было на себе в стругах тащить! Оставили только на дорогу сюда… Думали здесь прокормиться от татарских поселений у жителей.
– Здешние жители накормят вас калеными стрелами, как только отойдете от Кашлыка чуток в гущу дебрей, – угрюмо проворчал Иван Кольцо, зло дергая себя за черные длинные усы, схваченные в тяжелый кулак. – Нешто московские бояре мыслят, будто татары под стать воронежским посадским людишкам, средь которых стрельцы могут прокормиться, покупая харчи за серебряные копейки? Почему не упредили вас, чтоб не смели бросать даже засохшего напрочь сухаря?
– Хотя бы порох и свинец не побросали, – сквозь стиснутые зубы выговорил атаман Ермак, с надеждой поглядывая на стрельцов, которые разгружали дальние три струга.
– Свинцу и пороху взяли в довольном числе, да и новых полста пищалей прикупили у Строгановых на случай поломки тех, которые у стрельцов имеются на руках.
– И на том вам благодарствуем, воевода Семен, – со вздохом проворчал атаман Ермак, засунул левую руку за тугой алый пояс, еще раз уточнил: – Хотя бы на месяц-другой хватит своих харчей, пока поднатужимся и до зимней стужи еще кое-чем запасемся? Надобно срочно дичь бить, какая еще не успела улететь! Было бы соли в достатке, так рыбы бы насолили, а так только вялить можно под слабым осенним солнцем! Досада какая! Ну почему царь не дал указ идти вам за Камень с началом весны, к середине лета подоспели бы сюда! И припасы наготовить успели бы вдоволь!
– Да потому, атаман, что в середине марта скончался царь Иван Васильевич. В Москве начались волнения, готовились к венчанию на царство Федора Ивановича. По этой причине и задерживались с походом, не ведая, какова будет воля нового царя да Боярской думы, – ответил князь Семен, носком сапога ковыряя приречный песок, а в голосе чувствовалось запоздалое раскаяние за то, что не заставил подчиненных тащить тяжелые струги на переволоках, а поддался их уговорам и разрешил облегчить суда и тем ускорить движение отряда через горы.
– Понятно, князь Семен. Делать теперь нечего, улетевшего гуся шапкой не изловить! Будем как-то лютую зиму одолевать вместе. В Кашлыке нам всем не разместиться, надобно идти на Карачинов остров. Он со всех сторон окружен водой Тобола, будем срочно ставить срубы да рыть теплые землянки. А такоже надо успеть возвести добротный частокол на случай негаданного нападения кучумовской рати. А силы у него еще немалые, хотя и бит нами крепко, и не единожды. Теперь же, князь Семен, пока лед на Иртыше не начал объявляться, кому-то из вас придется срочно сопроводить царевича Маметкула в Москву пред очи нового царя Федора Ивановича. Кого пошлешь?