Близь и даль

Рыболовы часто отпускают рыбу. И я их понимаю. Для них, видимо, главное

в ловле – тоже тайна.

Но я не совсем понимаю охотников. Для них тайны нет, – они видят в кого стреляют.

Правда есть среди охотников представители своеобразного охотничьего направления. Это фотоохотники. Их страсть для меня тоже понятна…

Но это я несколько позже стал рассуждать так. В ранние же свои годы и мне доводилось быть, пусть и несколько случайным, но охотником.

Первая моя такая охота произошла в результате всё той же рыбалки.

Поехали мы однажды на велосипедах на нашу речку с названием Устье.

Было нас трое: четырнадцатилетние пацаны – я да Колька и наш старший, в зрелом уже возрасте, товарищ, и в рыболовном деле наставник – дядя Саша.

Поехали во второй половине дня, – рыбалка предполагалась с ночёвкой у костра в прибрежном лесу.

Приехав к месту, насобирали для костра дров. Для своих постелей нарезали елового лапника. И отправились к реке, половить для ухи рыбы…

К закату солнца рыбы для ухи, не смотря на весьма вялый клёв, наловилось достаточно, и уж было мы стали собираться к уходу на место нашей лесной стоянки, как вдруг, за отливающим блеском заката, бочагом, заметили плывущую утку с большим выводком позади.

На мгновенье мы замерли.

– За мной, – тихо скомандовал старший наш товарищ и, пригнувшись к зарослям травы, осторожно направился по берегу в сторону утиной стаи.

Следом, крадучись, двинулись и мы.

Спустившись меж ивовых кустов к воде, мы вновь увидели, плавающее у нашего же берега, утиное семейство.

Похоже, нас утки не заметили и спокойно продолжали неторопливо скользить меж лилий, медленно кружа по зарумяненной закатным солнцем, водной глади.

Пошарив около ног глазами, старший товарищ наш поднял из травы корягу. Нашли себе быстро по коряге и мы с Колькой.

Дядя Саша двинулся на цыпочках в сторону стаи. Мы крадучись, ступали следом. Пригнувшись и осторожно обходя прибрежные кустики, мы почти приблизились к утиному семейству. И вот уж дядя Саша резко взмахнул своей корягой над головой. Но стая вдруг словно растворилась в воде и дяди Сашина коряга зависла, остановленная им над самой водной поверхностью.

Мы стояли над золотистым зеркалом воды с зелёными листьями кувшинок, источая полное изумление и недоумение от столь нежданного поворота. Утки исчезли, словно бы вдруг превратившись в каких-то водных существ.

И вот тут я вдруг увидел, что из под одного из листьев выглядывает кончик утиного носа. Взглянув немного со стороны, я увидел и самого, погрузившегося в воду, утёнка.

Удар моей палки был сколь отменным, столь же в охоте и безрезультатным. В том мы убедились, когда протерев от хлёстких брызг лица, обследовали всё окружающее пространство, – добычи, да и вообще уток не наблюдалось. Какое-то время ещё поискали их, заглядывая под каждый кувшинковый листик, но ничего не найдя, глубоко удручённые, вышли на берег. Видимо утки переместились на другое место.

Мы же пошли восвояси сушиться у костра, варить вечернюю уху и готовиться к ночлегу…

Уха получилась довольно неплохой, и мы её с удовольствием съели. И уже улегшись на свои еловые постели, вспомнили про нашу утиную охоту.

– Да! – сказал дядя Саша, – но суп из утёночка тоже бы не помешал.

– Это конечно, – грустно согласились мы и примолкли, готовые погрузиться в сны…

И вот уже теперь, с возрастом, когда я глубоко отрицательно стал смотреть на такой объект любительской деятельности как охота, я иногда вспоминаю того неубитого мной в детстве утёнка и радуюсь за его сохранившуюся жизнь.

Я представляю её очень долгой, со многими перелётами куда-то далеко на юг и обратно и со счастливыми скитаниями носителя сей жизни по нашим рекам, дававшим жизнь новым и новым утиным выводкам…

Белка

И ещё одна была у меня в детстве охота. Её уже можно назвать относительно удачной. Относительно, потому что, обошлась она для меня небольшой травмой и некоторыми домашними хлопотами. Можно сказать, что относительно удачной обошлась она, в конце – концов, и для самой белки.

Но обо всём по порядку. Пошли мы раз с приятелями в лес за грибами. Путь наш был через большое поле, по которому цепочкой тянулись столбы с проводами. Так мы по их направлению к лесу и продвигались.

И вот проходя мимо одного из них, я вдруг почувствовал какое-то непонятное, стремительное, снизу вверх по мне движение, резкий толчок от плеча и услышал прерывистый, также уходящий вверх шум, на стоящем поблизости столбе.

Остановившись в недоумении и глянув туда, я увидел маленькое рыжее существо, движущееся короткими перебежками вверх по столбу.

– Смотрите, белка! – окликнул я товарищей, – прямо по мне пробежала и на столб прыгнула.

Мы бросили наши корзинки и в великом азарте стали кидать по белке комьями земли. Белка изворачивалась от них и пряталась за столбом, но в конце концов не выдержала той массированной атаки и спрыгнула на землю.

Мы бегали за ней вокруг столба, почти по пятам, но всякий раз при попытке схватить её, та ловко выскальзывала из рук, стремительно пускаясь в дальнейшие бега.

И всё ж, при очередной попытке забраться на столб, она, наконец-то, оказалась в моей ладони. Ладонь тотчас обожгло болью. Меж большим и указательным пальцем явилась кровь. Но я добычу свою не отпускал и, сняв с головы кепку, завернул зверька в неё.

Возбуждённые от сего нежданного поворота, начисто забыв про лес и грибы, мы подхватили пустые корзинки и быстрым шагом возвращались в свою деревню.

Я же, непомерно радостный не смотря на прокушенную руку, прижимаемую к поле пиджака, в другой руке, вместе с подвешенной на изгибе её, корзиной, в сжатой ладони нёс спеленованную свою добычу с торчащим наружу и порой шевелящимся, рыжим пушистым хвостом…

Дома я положил белку в пустой посылочный ящик, но пока закрывал его сверху фанеркой, зверёк выскочил наружу и, впрыгнув на оконную занавеску, и безумно мечась по ней, повалил на подоконник горшки с цветами. К счастью они не упали на пол, но часть земли из них всё же туда высыпалась.

Белку увидала, проснувшаяся на кровати, кошка и тоже бросилась на занавеску. После чего стало твориться просто невообразимое: белка бегала по занавескам, стрелкой прыгала с окна на окно, металась по верху серванта, шкафов, по столу; по пятам белки носилась кошка, на пол падали различные предметы, на подоконниках валились горшки с цветами. Наконец белка впрыгнула на люстру и та раскачивалась вместе с ней до пугающей меня возможности оторваться от потолка. Кошка наблюдала за ней со шкафа, но прыгнуть туда не рискнула.

Рыжий зверёк, наконец, присмирел, уцепившись за плафон, и люстра качаться постепенно перестала.

Положив на всякий случай на ладонь кепку, я осторожно обхватил белку и снял с люстры. Никакого сопротивления при этом она не оказывала. Видимо страх перед более агрессивным для неё существом – кошкой заставил её поверить в мои, как бы, менее опасные намерения. Вообще, известно, что дикие животные, уходя от большой беды, часто приходят в те места, где есть люди, ища там некую защиту. Так, например, лоси, спасаясь от волков, забегают в поселения людей, видимо осознавая значительно меньший здесь риск для себя…

Ну, а ту белку я посадил в ящик, накрыл сверху металлической сеткой, отнёс за дверь в горницу, подальше от нашей кошки и приступил к уборке после минувшей катавасии…

К вечеру пришёл с работы отец и уговорил меня выпустить мою маленькую пленницу. Да мне и самому стало её очень жаль. Я взял совершенно уже безобидного зверька в голые руки и отнёс в поле, подальше от деревенских кошек и собак, где с большим душевным облегчением выпустил на свободу…

Говорят, белки появляются вне леса в неурожайные, на грибы ли, или орехи, годы в поисках новых пищевых мест. Я надеюсь, что та белка нашла себе такое место и прожила потом долгую и счастливую жизнь…

Преданный пёс

В доме деревенского и школьного приятеля моего – Славки ощенилась собака.

Собака не особых каких-то кровей, – обычная, рыжего окраса, некрупная вислоухая дворняга.

Но другому моему деревенскому приятелю Мишке вдруг приглянулся один из четырёх, появившихся на свет, щенков. Приглянулся он ему довольно кротким характером, – в то время как другие щенки постоянно возились и непременно старались выбраться из этой, копошащейся в соломе, грудки наверх, тот пёстренький, бело-жёлтого окраса, щеночек был малоактивным и, не смотря на посильные свои передвижения, всё время оказывался где-то в самом низу…

Мишка сбегал к хозяевам собаки, и ещё, домой, где испросил у взрослых разрешения на щенка.