Нинка сказала что-то про козлов, застегнула кофточку и ушла.
Юрка потом объяснил Перепелкину, что надо было делать дальше, но к этому он еще не был готов. Хотелось чего-то чистого. Слово любовь во дворе не приветствовалось, и Перепелкин это думал про себя.
Район на район
Жил Перепелкин тогда на юге Москвы. Были такие острова хрущевских пятиэтажек, которые обрастали белыми девятиэтажными домами. «Пятиэтажники» долго были хозяевами района. Во-первых, старожилы, во-вторых, «девятиэтажники» были хлюпики и лопухи. В школу они ходили через район пятиэтажек и были полностью в их власти. Мишка-боксер придумал брать с одного такого хлюпика по рублю в день. Просто за проход по территории. Где хлюпик доставал этот рубль, Мишку не волновало. Хлюпик иногда пытался пробираться домой окольными путями, но тогда Мишка назначал ему штраф и ставил небольшой синяк под глазом. Хлюпик учился во вторую смену, и его путь проходил мимо лавочки, где в это время тусовалась Мишкина компания. Перепелкин видел, как он сворачивал с дорожки, подходил к Мишке и совал ему в руку мятый рубль.
– Молодец! – говорил Мишка. – Теперь, если что, то ты сразу ко мне! Любого положу и скажу, что он так с утра лежит!
Но через какое-то время «девятиэтажники» перезнакомились, сколотили свою компанию и лафа «пятиэтажников» кончилась – все стали перемещаться группами. Даже хлюпик стал ходить в окружении каких-то лбов и перестал платить Мишке.
Однажды Мишку здорово побили. Даже не побили, а порезали ножом лицо. Когда Мишка вышел из больницы, то он сначала грозился всех «девятиэтажиков» закопать под клумбой, но потом как-то угомонился и стал реже появляться во дворе.
Спорт и портвейн
Спортом во дворе увлекались все: составы московских футбольных команд знали наизусть. У каждого игрока была кличка, которая отражала его поведение на поле и в жизни. Перепелкин тоже играл в футбол. Был в их районе какой-то пустырь, где собирались что-то построить, но или забыли, или передумали. Они там играли в футбол, выясняли отношения и пили портвейн. Портвейн был дешевым и противным, но после выпитого стакана мир становился лучше, появлялись неведомые силы, и всех тянуло на подвиги. Это кончалось неторопливой прогулкой по одной из улиц, где редкие прохожие старались не приближаться к любителям портвейна.
Попытка первой любви Перепелкина
Да… спорт, портвейн… А все-таки девчонки были на первом месте. И странное чувство, что проходит какое-то важное время, нельзя его упускать, надо торопиться.
Перепелкин с Юркой и Вовкой сходили в Парк Горького на каток и познакомились с тремя девчонками. У приятелей потом ничего не сложилось, а Катя дала Перепелкину правильный телефон, и он смог ей дозвониться. Катя была крупной, черноволосой, яркой. Перепелкин представлял, как целует ее пухлые губы, и ему от этого становилось тепло и радостно.
– Привет! – ответила Катя по телефону.
– А я боялся, что ты дашь неправильный номер, чтобы я отвязался.
– Нет, ты мне понравился, и я решила не врать.
У Перепелкина застучало сердце.
– И ты мне тоже очень понравилась, я о тебе сегодня полдня думал.
– И что придумал?
– Решил тебя в театр пригласить!
– Ого! И в какой?
– В Театр Сатиры!
– Ну, давай! Я там ни разу не была, приобщусь к культуре.
В театре они сидели рядом, и Перепелкин видел, что Кате скучно. Она была в обтягивающем коротком черном платье и толстых черных колготках, которые она почти непрерывно поглаживала на коленях. После первого отделения они решили уйти, чтобы просто погулять. Было тепло, шел мелкий мокрый снег, они шли по Садовому кольцу и молчали. Перепелкин не знал, о чем говорить со своей новой подругой. На все вопросы Катя отвечала кратко и с непонятным смешком. Перепелкин попытался обнять ее за плечи, но так идти было неудобно и они пошли рядом, взявшись за руки.
– Поехали на Каширку! – вдруг предложила Катя. – У меня там сестра живет, там тоже можно погулять, а то тут машины шумят.
На Каширке Катя потащила Перепелкина в подъезд высокого дома, они зашли в лифт и поднялись на самый верхний этаж.
– Надо было конфет купить для твоей сестры, – промямлил Перепелкин.
– Не надо, – сказала Катя, когда они вышли из лифта. – Я тут знаю укромное местечко, пошли.
Они поднялись куда-то выше, Катя прислонилась к двери, ведущей, наверное, на чердак, и расстегнула пальто.
– Тут тепло! – сказала она.
Перепелкин тоже расстегнул пальто, и они стали целоваться. Целовались долго и неумело. Потом Перепелкин оторвался и посмотрел на Катино лицо. Помада на губах размазалась, мясистые щеки пылали и казались темными в этом «укромном» уголке.
– Ты чего? – спросила она. – Испугался?
Перепелкин вдруг понял, что дальше ему неинтересно. Что он никогда не полюбит эту Катю. И что ему неинтересно, с кем еще она целовалась возле этой чердачной двери. Не было ревности, не было чувства, не было желания. Вернее было желание уйти отсюда и никогда ей больше не звонить.
Катя все это почувствовала и стала застегивать пальто.
– Странный ты какой-то, – сказала она. – Но, дело твое. Соскучишься – звони. Я к сестре, а ты куда хочешь!
И она ушла.
Перепелкин потом часто вспоминал этот вечер, жалел, что остановился на самом интересном месте, но Кате не звонил.
Перелом
В последний школьный год к Перепелкину неожиданно пришла взрослость. Нет, ума не прибавилось, но он вдруг потерял интерес к дворовым посиделкам, выяснению, кто в какой компании и какие у кого с кем отношения.
Откуда это пришло – Перепелкин не знал. Просто он однажды проснулся и стал думать. Думать в таком возрасте было сложно. Чего-то голове не хватало: то ли знаний, то ли опыта, то ли извилин… На ум приходили афоризмы и мудрости посиделок. Воспроизвести их на бумаге невозможно. Перепелкин не вспомнил ни одной, где все слова были бы литературные. А если перевести «посиделкины» мудрости на литературный язык, то получалось тоскливо и нравоучительно.
Вот это была первая мысль, которая сформулировалась в то утро: вся философия жизни Перепелкина не может быть описана литературным языком!
Воодушевленный, он стал думать дальше, но вторая мысль так и не родилась. Но и этого ему хватило. Перепелкин понял, что надо что-то менять, и решил сходить в районную библиотеку.
Комментарий автора
Я не стал публиковать многие рассказы Перепелкина о том времени. Там были еще девушки, драки с «девятиэтажниками», описание посиделок в подъезде на ступеньках. Читатель легко все это может представить и без моего знакомого. В его рассказах ничего не было о родителях и учителях. Я так понял, что их роль в жизни Перепелкина была минимальной. Родители ему не особенно мешали, и в благодарность он тоже старался не часто попадаться им на глаза. Жизнь его катилась без особых надрывов и переживаний. И тем более удивительным показалось мне его утро, когда Перепелкин подумал, что живет как-то не так.
Перепелкин в библиотеке
В библиотеке Перепелкин увидел худенькую девушку-библиотекаря с зачесанными назад светлыми волосами, огромными зелеными глазами, маленьким носиком и непропорционально большим ртом. Больше никого в библиотеке не было.
– Вы новенький? – спросила библиотекарь, наблюдая растерянность Перепелкина.
Ему было от чего растеряться. За спиной девушки уходили в темноту огромные полки с книгами, справа стояли столы с уютными лампами. Лампы были старыми, времен молодости его родителей, со стеклянными абажурами и массивными подставками. Стулья были обиты чем-то светлым, на подоконниках стояли цветы, занавески были чистыми, не пыльными, как могли бы быть в казенных заведениях.
– Уютно тут у вас, – сказал Перепелкин. – Чисто и нет никого.
– Вечером придут, – пояснила девушка. – У меня очередь на литературные журналы, за ними все сюда ходят.
– А что там пишут такого? – удивился Перепелкин.