Недосказанность

Другое дело, если ты капитан маленькой парусной яхты, которая едва помещается между волнами. У капитана такой яхты из возможностей только штурвал, тросы и тренированный экипаж. Больше ограничений – больше искусства.

В стране довлеет идеология, с которой ты не согласен. Ты пишешь картину или роман, понимая, что цензура даст зеленый свет только при соблюдении правил. В рамках этих правил ты пишешь так, чтобы главное было между строк или мазков. Это искусство тем больше, чем больше ограничений.

И еще из той же серии. Программист, решающий сложную задачу на персональном компьютере, искуснее программиста, в распоряжении которого суперкомпьютер.

Дай писателю или художнику комфорт, здоровье, деньги, свободу от цензуры, женщин, хорошую погоду – что он напишет? Как он вкусно позавтракал, а потом полдня думал, чем бы еще себя позабавить?

И еще из старого: «Создай писателю идеальные условия для работы, и ему конец. Он начнет думать: а насколько идеальны эти условия? Не передвинуть ли настольную лампу, не сменить ли коврик для мышки? А может пыль вытереть с экрана, чтобы мысли выглядели отчетливее?»

Жираф в зоопарке

Привыкаешь ко всему и боишься перемен. Ники Дзюмпэй из романа Кобо Абэ «Женщина в песках» привык к своей яме и решил там остаться, когда научился добывать воду из сырого песка. Остаются в армии сверхсрочники, когда им предлагают зарплату и больше свободы. Есть заключенные, которые боятся выйти на волю. Мы опасаемся уехать из родного города, где все так привычно и знакомо.

А что чувствует жираф в зоопарке? По саванне не погуляешь, но тут нет хищников и хорошо кормят. Философская дилемма – вкусно кушать или быть на свободе?

В трамвае

Это неправда, что в трамвае ты всем безразличен.

Тебя ненавидят, если мешаешь выходу, если пересек чье-то личное пространство. Но тебе могут помочь с валидатором, подсказать остановку, могут даже уступить место, если ты стар и болен. Кто-то даже оценивающе посмотрит – может ты на что-нибудь сгодишься? Если кому-то скучно, то может завязаться разговор. Ни к чему не обязывающий.

Трамвайная правда одна – ты вышел, и про тебя забыли. Как и не было тебя.

Все мы попутчики. Как в трамвае.

Погружение

Если погрузился в математическую проблему, то решение может прийти где и когда угодно: за рулем машины, во время прогулки, перед сном. И ведь помнишь об этом. Не надо доставать блокнот, чтобы записать гениальную мысль.

Беда, когда в машине думаешь над рассказом или эссе. Вроде тоже погрузился, в теме разобрался, а слова не те, предложения корявые, мысль теряется среди букв. И вот – он! Момент, когда буквы сложились в нечто читаемое и понимаемое. А тебе ехать еще полчаса. Ладно, думаешь, такое забыть нельзя – приедешь и запишешь.

Ничего ты не запишешь. Слова уходят в глубины подсознания, как и не было их. Остается только чувство, что ты не такой тупой, что можешь и это. Потом начинаешь мечтать, что подсознание все-таки твое, что совесть у него тоже твоя, что всё вернется.

Ага! Возвращается, когда рассказ уже написан и опубликован. И зачем что-то менять? Уже интерес пропал, уже новое и красивое замаячило, заманило.

А если тупик в сюжете, то это еще одна беда. Вроде загрузил проблемой все клеточки, гуляешь осторожно, чтобы ничего из мозга не расплескать, за рулем даже музыку не включаешь. Ждешь, когда озарит. Не озаряет. Хорошо, мы тогда другим путем. Выбросим все из головы, начнем чинить бачок в туалете и запекать баклажаны с сыром. Сюжет, ау? Где ты? Куда пошла Кристина, почему Марек такой инфантильный? Почему журналист не женится и не начнет собирать коллекцию турецких сабель?

В математике и физике все просто. Вывел красивую формулу, и уже счастье. А в литературе гонка за совершенством, расходящиеся тропки на каждой странице, страх перед выбором из бесконечного числа сочетаний слов. Подсознание не справляется. Оно намекает на что-то расплывчатое, непривычное тому, кто мыслил формулами. И ты вдруг понимаешь, что математика несовершенна, что она далека от жизни, где работают другие законы. Что 2 +2 равно четырем только в мире денег.

Осознав это, а также, что в мире нет совершенства, становишься смелее и уже не боишься повториться, написать красивый штамп или мысль, которую не до конца осознал. И уже не завидуешь Адаму, который до появления Евы мог говорить любую чушь, не боясь обвинений в тривиальности или перемалывании избитых истин.

Изменение вектора

Почему богатые часто жадные и экономные?

Не потому, что у них работают гены жадности, помогавшие, кстати, им стать богачами. Это магия цифр. Богачи привыкли, что счет в банке растет. А когда он начинает уменьшаться, то в душе нет покоя и радости. И не важно, что на счете миллиард, и даже одна сотая капитала позволит жить беспечно. Уменьшение числа – вот что главное.

В сорок-пятьдесят лет мы огорчаемся не потому, что появилась седина и начали поскрипывать колени. Нам не нравится, что поменял направление вектор изменения жизненных сил.

Писатель огорчается, когда написал слабый роман. И не от того, что роман никуда не годится. Ему страшно, что изменился вектор, что начал угасать его талант. Писателю становится страшно иметь дело с издательствами, которые сообщают точное число проданных книг – а вдруг его труды становятся непопулярными? То ли дело обычные издательства, грешащие тайными допечатками тиража. Всегда можно об этом подумать и успокоиться.

Бороться с страхом изменения вектора невозможно – это сидит в генах. Помогает рюмка коньяка и красивая женщина. И еще понимание, что даже со страхом можно неплохо жить.

Дорога в степи

Если долго-долго идти по дороге, вьющейся между зелеными холмами, украшенной по обочинам нежными цветами, овеваемой теплыми ветрами, то обязательно придешь к каким-нибудь воротам, за которыми будет лаять злая и вредная собачонка.

Ворота стоят, собачонка лает, но можно пройти мимо и идти дальше. Там будет другая дорога. И если потом идти долго-долго, то обязательно придешь к какому-нибудь морю.

А вот куда дальше идти, я не знаю. Да и надо ли идти дальше? Можно просто посидеть на берегу и вернуться к тем, от кого ты ушел.

Дорога не может быть целью. И чужое море тоже.

Мир против нас

Да, мир против нас. Теория вероятностей придумана дьяволом. Мы лишь пешки в огромном казино, где никак не может выпасть «зеро», на которое мы поставили.

Выиграть в лотерею? Она специально придумана, чтобы отнять у тебя деньги.

Встретить человека, который будет тебя понимать и с которым будет хорошо долгие годы – это почти невозможно. Твой избранник, скорее всего, будет любить не то, что любишь ты, и говорить такое, что ты не хотел бы слушать. Он поселится в твоем личном пространстве, где ты надеялся быть единственным хозяином.

Приходя в науку, ты мечтал сделать открытие, но сделали его другие. В бизнесе добивается успеха один из ста. Из тысяч бегунов только один становится чемпионом мира. Петь умеют почти все. Звездами становятся единицы. Пишут книги и стихи миллионы. Но многих ли мы знаем?

Тем, кому выпало это злополучное «зеро», тоже несладко. Около них собирается темная туча мнений, оценок, осуждений, злости, зависти. Написал хороший роман – украл сюжет, украл чужие мысли или сделал что-то нехорошее, пока писал или просто жил. Про других всегда «знают», что им помогли связи, родственники, покровители, любовники. Они шагали по головам, продавали совесть, душу, использовали рабов, отстреливали конкурентов, на всех плевали, расталкивали локтями, давали и брали взятки, распутничали. Список длинный. Самое мягкое злословие – «это у него случайно получилось». Как будто ты шел по улице и нашел кошелек с золотыми монетами. И, все равно, ты – сволочь, потому что не поделился. Это ненависть к теории вероятностей.

Но если ты умер, страсти утихают. Ты освободил место, ушел в историю. Тебе сразу многое прощают: все мы не без слабостей, ничто нам не чуждо, от каждого из нас хоть какая-то польза.

А вот мне нравится теория вероятностей! Вооруженный этой премудростью я смело сажусь в самолет, за руль машины, покупаю компьютер, выпиваю бокал вина. Очень мала вероятность, что самолет разобьется, компьютер сломается, а вино в бокале будет отравлено.

– Автор, а ты что сказать-то хотел? – спросите вы. – Это мы знали.

Автор хотел сказать, что мы живем в мире не простых вероятностей, а условных – есть такое понятие в математике. Вероятность найти клад выше, если вы копаете землю не у себя в огороде, а на острове, где останавливались пираты. Вероятность без приключений доехать из пункта А в пункт В зависит от года выпуска вашего автомобиля. Вероятность написать хороший рассказ зависит от того, сколько строчек вы написали до этого, и что вы прочувствовали и продумали за свою жизнь.

– Ага, – скажете вы. – Без труда ничего не вынешь, а дорогу осилит идущий. Это мы тоже знаем. И еще знаем, что каждое прочитанное слово укорачивает жизнь на одну секунду. Ты тут накатал кучу строчек и укоротил наши жизни, ничего не дав взамен. Ты лучше расскажи про остров, где надо копать!

Ну что тут может сказать автор. Он не нашел клад, не стал президентом, не получил Нобелевской премии, под его окнами на дежурят толпы поклонников. Но он честно боролся с дьявольской теорией вероятностей, искал тот самый остров, где хмельные пираты пересчитывали золотые дукаты. Для начала он понял, что этого острова нет на его любимом диване, нет его и в экране телевизора, на золотистых пляжах, на дне хрустальных бокалов, в глазах веселых и доступных женщин.

Это было шоком! Оказалось, что путь к нужному острову лежал через копание ям под телефонные столбы, работой на конвейере автозавода, чтением толстых и скучных книг, мытьем пробирок, толкотней в очередях, попытками понять то, что не понимали другие. А этот проклятый остров никак не хотел показываться на горизонте. Уже и корабль был в пути, и ветер попутный, и команда собралась веселая и отважная.

Но как-то утром, когда все вышли на палубу, тот, кто не так много пил вчера, сказал, что нет этого острова. Его придумали для того, чтобы мы все собрались на корабле, радуясь розовым облакам и плеску волн за бортом. И к черту эту теорию! И не так плохи диваны в наших каютах, не такое горькое вино в наших бутылках, а веселые женщины гораздо лучше, чем бесконечно угрюмое прокладывание курса в поисках фата-морганы. И что президентом можно быть в стране, где ты единственный житель, что звездой можно стать для своих детей, что можно открыть то, что не знал раньше сам и вручить премию самому себе.

И назвать эту премию именем своей любимой – для тебя это будет самая престижная премия.

Гармония

Математика – высшая гармония. Если А=В, а В=С, то А=С. И так всегда, даже за секунду до конца света.

Гармония в физике тоже есть, но с темными пятнами. Нам не суждено понять полную физическую картину мира.