Недосказанность

Так счастлив я, но в строки грусть пролезла.

Встречать восход все легче с каждым годом.

Ты рядом, все часы спешат синхронно.

Уходишь ты… а я пойду с тобою?

Уж старость близится, а мудрости все нет.

Какой наряд! Ах, да… Какая ты сегодня!

Прости скорей, а то я тороплюсь!

Погоду знаю я, о ней мне говорили.

О галопе сферического коня в вакууме

В ночь полнолуния, да и во всякое другое время, когда тихо и тревожно, в голову залетают гениальные мысли. Нет, не те, о которых говорил мне друг, убежденный, что в секретной лаборатории Гугла решают проблему виртуального бессмертия. Такие мелкие проблемы я давно решил. Другое, величественное и одурманивающее, лезет в голову, терзает душу и мешает пропылесосить комнату.

Помните сцену пожара в фильме «Жертвоприношение»? Или последние кадры в фильме «Трудно быть богом»? Если не помните, то вам повезло. А вот в моей памяти они словно отлиты в бронзе, и она всегда услужливо готова представить все детали этих кадров. И еще этот дьявольский «Черный квадрат» Малевича. И синие стены «Спальни» Ван Гога. И зеленое небо в «Зимней охоте» Брейгеля.

Ничего лишнего, – вот, что объединяет эти кадры и картины. И еще сводящая с ума законченность.

И эта невозмутимая круглая луна. Она такая совершенная. Пусть на миг, но в этом миге она прекрасна.

Вы знаете, от чего страдают физики? Помимо любви и головной боли они страдают от несовершенства нашего мира. Я не о политике, о ней читайте в другом месте. Физики страдают от невозможности написать совершенное уравнение, которое выделит то главное, что, наконец, опишет этот мир. И чтобы там не было ничего лишнего.

Есть миф, что из физиков получаются хорошие инженеры. Это не так. Когда физика просят подумать над электрической цепью, то он пишет ax’'+ bx’ + cx+ d = 0 и говорит, что задача решена. А если физика попросят описать движение космического корабля, то он сходу пишет M/m = exp (v/u) и удивляется, что от него хотят еще чего-то.

А как же сопротивление воздуха, ветер, неправильная подача топлива в камеры сгорания? Физик вздыхает, страдает от несовершенства вселенной и начинает исписывать формулами пачки бумаги.

Если физик стал аналитиком, то его страдания утраиваются. Сотни таблиц, миллиарды чисел, терабайты текстов. Где те волшебные формулы, которые наведут порядок в этом хаосе? Где лаконизм Тарковского и Ван Гога? Где уравнения, описывающие галоп сферического коня в вакууме?

А если физика занесло в биологию, то уже через неделю он начинает безоговорочно верить в Создателя. Он не понимает, как эволюция могла сотворить рибосому, которая считывает информацию из ДНК и синтезирует белки, согласно ее кодам.

И тогда вечером, когда над морем восходит совершенная круглая луна, ему в голову приходит крамольная мысль, что физика с математикой не являются царицами наук. И не единицами с нулями описывается наш сумасшедший мир. И гармония чисел не есть гармония вселенной.

А что взамен? Что-то туманное, где нет уравнений, а есть чувства. Где не работает логика Аристотеля, где сумма 2 +2 зависит от стука капель дождя, падающих на подоконник. Где красота и совершенство важнее, чем уравнения Ньютона. Где нет энтропии, а есть беспорядок, с которым надо бороться.

Вот с такими мыслями физик берет пылесос и вспоминает, в каком углу комнаты находится розетка.

Немного лирики

Чтобы стать храбрым, надо сначала испугаться.

Чтобы почувствовать радость жизни, надо сначала пострадать.

А что делать, чтобы по-настоящему полюбить?

Пройти через разочарования, боль, обиды?

Или достаточно длинной череды никчемных, незапомнившихся дней?

Чтобы разочароваться, надо сначала стать очарованным.

Чтобы разлюбить, надо сначала полюбить.

Разочароваться, разлюбить… Зачем тебе это?

Даже если от тебя ушли.

Вот так просто: скрипнула дверь, стихли шаги, ты теперь один.

Но ведь чувство никуда не ушло. Оно как будто ненужное теперь, но не спеши его выбрасывать.

У других и такого нет. Ни нужного, ни ненужного.

Ночью ветер шуршал сухими листьями и стучал ветками в окно.

Потом ветер улетел, его сменила тишина.

Приплыли тучи. Они спрятали луну, замедлили время.

Долго-долго ничего не происходило.

А потом наступило утро с серым небом и белой землей.

Ты не слышал, как перед рассветом падал снег.

Ты ждал, когда снова скрипнет дверь.

После покорения вершины

– Я помню, что ты не хотел лететь на Марс. Тебя устраивало общение с роботом, который бы выполнял твои команды и передавал ощущения полного присутствия. Может и на Земле нас исследуют инопланетные роботы.

– Возможно, но это временно. Потом уйдут и роботы. Везде одно и то же. У нас в Галактике атомы водорода, кислорода, азота… И у роботов из другой Галактики также. Ничего нового у нас они не узнают и будут заниматься своими планетами. Я тебе рассказывал историю о моем покорении вершины?

– Расскажи.

– Жил я тогда в Грузии и очень хотел залезть на огромную гору. И залез! Полдня карабкался по скалам.

– А потом встал в красивую позу и как Мефистофель стал смотреть в голубую даль?

– Нет, я стал искать место, где можно было бы стоять, не наступив на коровьи какашки! С другой стороны вершины был пологий травянистый склон, где паслись коровы.

– Вот это облом! И ты решил завязать с альпинизмом?

– Да, я понял, что коров я могу посмотреть и в долине. Так и роботы инопланетян. Полетают, посмотрят на коров и вернутся к себе.