Все мы родом из детства. Первая книга романа «Вера и рыцарь ее сердца»

– Мама, нам необходима дома курица! Мы с ней будем играть… собирать яички… учить подавать лапку, – по обыкновению начала попрошайничать Вера.

Девочка уже представила себя куриной воспитательницей, сидящей в кругу пушистых жёлтеньких цыплят, но мечтательность прервало странное поведение мамы, обычно устойчивой к подобным просьбам дочери.

Верина мама решительным шагом направилась к грузовику, и продавец стал выбирать для неё самую крупную курицу. Когда купля-продажа состоялась, мама гордо прошла через толпу притихших наблюдателей, неся в руках сетку, в которой билась живая курица. Вера не сразу поверила в такую удачу.

– Вот так счастье привалило! Мама купила мне настоящую белую курицу! – обрадовалась девочка, глаза у неё загорелись, и она весело побежала вприпрыжку вслед за мамой.

Однако самой курице не понравилось, что её продали. Она билась в сетке и не давала Вериной маме красиво переставлять ноги по снежной дорожке. Теперь они обе неслись к дому, весело разбрызгивая мокрый снег на себя и на прохожих, явно сочувствовавших курице.

Саша стоял на пороге квартиры и не верил своим глазам. Он непонимающе переводил взгляд с мамы на Веру, с Веры на курицу, а потом в обратном порядке. Только в этот момент до мальчика стало доходить значение папиных слов о том, что Саша во время отъезда отца остаётся единственным мужчиной в семье, но что делает мужчина, когда вместо опрятной и подтянутой мамы на пороге дома появляется взмокшая и растрёпанная женщина, у которой съехала к уху шапочка, а к подолу её пальто прилепились белые пёрышки. В одной руке мама держала свою дамскую сумочку, а в другой – настоящую курицу в сетке.

Рядом с мамой стояла сестра, сияющая, как помидор, с выбившимися из-под шапки прядями волос, с горящими от восторга карими круглыми глазами и с улыбкой до самых ушей. Вера сразу выставила перед братом свой пальчик, на котором застыла капелька крови, а пальцем другой руки она указала в сторону курицы, которая вдруг перестала биться в сетке и уставилась на Сашу одним глазом, потому что второй глазик был закрыт крылом.

– Сегодня мы будем варить настоящий куриный суп, по-деревенски! – чётко произнесла мама, опережая все вопросы сына, которые уже читались в его глазах.

Теперь все трое с жалостью смотрели на курицу, и никто не хотел быть на её месте.

Курица, не знавшая коварных замыслов мамы, была закрыта на кухне. Через полчаса она уже хозяйкой разгуливала по обеденному столу, переваливаясь с одной лапки на другую. Всё, что можно было опрокинуть и разбить, она уже опрокинула и разбила.

Курица могла быть довольна: такого кухонного разгрома Вере не сотворить никогда. На полу лежали осколки маминой любимой сахарницы. Рассыпанный сахар постепенно окрашивался в малиновый цвет от капавшего со стола на пол малинового варенья. Этот беспорядок довершали зелёные кучки, которые превращали мамину кухню в куриный клозет. Потом курица перелетела со стола на пол. Она скребла лапками кухонный пол и внимательно осматривала то, что наскребла, и очень сердилась, что ничего съестного не находила. Мама всегда строго следила, чтобы на полу не было никаких крошек, но пернатая гостья этого не знала и упрямо долбила носиком пол кухни.

– Червячков ищет! – догадалась Вера.

– Нет, она гнездо вьёт, чтобы яйца откладывать.

Вера посмотрела на брата глупым взглядом, потому что никогда не могла определить, шутит он или нет. Они с братом стояли за дверью кухни и следили за курицей через дверное стекло. Пальчик на Вериной руке был уже перевязан бинтиком, теперь девочка знала, что не все любят, когда их гладят по головке, а некоторые даже клюются.

Надо сказать, что Саше было совсем не жаль поклёванного пальчика сестры, его злила мамина затея с супом.

Он стоял за дверью кухни, одетый в фуфайку, которая, по словам мамы, должна была защитить его от острого птичьего клюва, а его руки были подняты кверху, чтобы с них не свалились тяжёлые папины рукавицы, с которыми проще выходить на боксёрский ринг, чем ловить курицу. По маминому плану ему предстояло поймать курицу, а маме – отрубить ей голову. Саша уважал маму, но она, как женщина, не учла в своих планах, что размахивать топором – это мужское дело. Как мальчику не хватало папиной поддержки!

К дверям кухни подошла мама, в руках она держала топор, прижимая его к груди.

Ромма имела большой опыт варить куриный суп, но рубить шею живой курицы боялась до смерти. Как же могла она не учесть, что Володя должен был вернуться из командировки только в пятницу? Угостить мужа супом на настоящем курином бульоне ей очень хотелось, но сохранить курицу живой до его возвращения в городской квартире было невозможно. Одно утешало женщину, что курица стоила малых денег и была на редкость упитанной. Римма скучала по мужу, но этого она ему не скажет, это Володя должен знать и сам.

Подойдя к двери, где стояли дети, готовые к поимке курицы, Римма ахнула от возмущения, ведь уму непостежимо, во что превратила кухню эта кудахтающая бестия. Это придало женщине решимости без промедления претворить в действие её план: курица на то и курица, чтобы стать супом.

В боевом настроении Саша зашёл на кухню и с разбега упал на курицу, несчастная быстро разгадала коварные планы на её счет, и, вырвавшись на свободу, вспомнила, что умеет летать. Тут, между столом, шкафами и раковиной разыгралась настоящая баталия. Курица перелетала с одного места на другое, и, казалось, насмехалась над охотником, а мальчик то лисой крался за ней, то набрасывался на неё ястребом, но поймать злодейку не мог. В конце концов, его охотничий азарт передался сестре, которой надоело стоять за дверью вместе с мамой.

Девочка с громким гиканьем ворвалась на кухню, она подскакивала и размахивала руками, словно имитируя чукотский танец охотников, который недавно показывали по телевизору, а вместе с ней по кухне роем кружились белые пёрышки.

А курица от удивления внезапным появлением танцовщицы взлетела к потолку и уселась на сито, которое высоко висело над раковиной, и победно раскудахталась.

– Как бы не так! – вскричал Саша.

Не раздумывая, он вскочил на стол, крепко ухватился за штору, висевшую на карнизе, и, оттолкнувшись от подоконника, прыгнул по наравлению к мойке, на лету он варварски хватает курицу за костлявые лапки и с победным криком падает плашмя на пол, а зелёная штора вслед за ним. В заключении, падает и карниз, который бьет охотника по голове, мячиком торчащей из-под зеленой шторой. И на кухне воцарилась мертвая тишина.

Тут и мама всполошилась, она вбежала на кухню, топор выпал из её рук и придавил курицу под шторой, которая издав предсмертный крик, затихла.

Вера не знала, что ей делать. Из-под зелёнлй кухонной гардины торчали с одной стороны крепкие ноги Саши в вязаных носках, а с другой – куриная головка с поникшим гребешком. Заботливая мама помогала сыну выбраться из-под завала, а Вера тихонько причитала над полумёртвой птичкой.

Саша не любил, когда его жалели. Быстро встав на ноги, он взял курицу в обе руки и устрашающе медленно положил её на ту деревянную доску, на которой мама должна была отрубить ей голову. К столу подошла мама, в её руках опять был топор, который почему-то дрожал.

Вера зажмурила глаза.

Прошло время, а на кухне ничего не происходило, и девочка решила осторожно подсмотреть, что происходит на кухне. Мама по-прежнему сидела у стола, на столе лежал топор. Возле топора с капелькой крови на беленькой шее стояла курица и виновато оглядывалась по сторонам. Она была так несчастна. Брат Саша обнимал маму, которая сидела с закрытыми глазами, а по её щеке текла слеза. Вере стало очень жалко маму, курицу и себя, и она заревела, шумно шмыгая носом.

Саша не знал, кого и как ему надо утешать. Скорее бы приехал папа!

Потом пришли соседи. Они были напуганы доносившимися из квартиры Шевченко грохотом посуды, птичьими криками, детскими рыданиями и позвонили в милицию. Разобравшись, в чём дело, милицейский наряд уехал, а сосед поступил по-соседски. Он остался на кухне один на один с курицей, и та безропотно приняла свою участь стать настоящим деревенским супом, который и был сварен мамой. Впрочем, никто этот суп даже не попробовал.

– Деревенский суп надо готовить в деревне, но суп надо варить из картошки, а не из курочек, ведь курочка, хоть и с крыльями, а летать ещё не научилась, поэтому её пожалеть надо, а не рубить топором её шейку, – решила Вера, вспоминая эту историю во время тихого часа в детском саду.

Все дети мирно спали в своих белоснежных постельках, нянечка, тихо переговариваясь с воспитательницей, накрывая столы к полднику.

Вера лежала в своей кроватке, и перед её закрытыми глазами проплывали прекрасные деревенские картины, где курицы с цыплятами, кудахча, похаживали по зелёной лужайке, усыпанной червяками и зёрнышками, а у «молочной реки с кисельными берегами» бродили коровы с рогами, упирающимися в небо. Незаметно для себя девочка уснула сладким послеобеденным сном.

Глава 6

Площадь перед школой напоминала большую городскую клумбу, которая расцвела всеми цветами осени. Первого сентября школа раскрыла свои двери для мальчиков и девочек, чтобы десять долгих лет учить их и переучивать, воспитывать и перевоспитывать, а потом проводить под мелодию школьного вальса во взрослую жизнь. Но это будет потом, а сегодня все мечтали! Мечтали родители и дети, мечтали учителя и очень серьёзный директор школы, мечтал грозный завхоз и пожилая повариха, что её фирменные кукурузная каша и пирожки с картошкой непременно полюбятся ребятишкам. Все мечтали в тот день об одном – о хорошем и успешном учебном годе!

Дети радовались встрече с одноклассниками, которые за лето выросли, окрепли и, скорее всего, поумнели. В этот первый сентябрьский день никому не хотелось ссориться. Ребята спешили поделиться своими летними впечатлениями, все говорили громко и разом. Только притихшие первоклассники робко стояли рядом со своими родителями. В руках они держали большие букеты цветов для учительницы, которая непременно их полюбит и научит читать и писать.

Учителя, отдохнувшие за лето, радостно приветствовали своих повзрослевших питомцев. Они соскучились по урокам и ученикам, иначе бы уже давно сменили профессию на более престижную, но где ещё можно найти такой источник молодого задора, энтузиазма и истинных эмоций, как не в родной школе среди жизнелюбивой детворы.

И вот прозвучал первый школьный звонок. Первоклассники стеснительно стояли в строю перед входом в школу, и среди них сияла от счастья Вера. В этот день девочка чувствовала себя принцессой на балу. Её белый накрахмаленный фартук, надетый поверх коричневой школьной формы, был настоящим бальным нарядом. В длинные тугие косички были вплетены огромные белые банты, и на ногах блестели новизной белые туфельки. С самого утра девочке очень хотелось танцевать, но кто танцует с портфелем в одной руке и букетом гладиолусов в другой?

Первоклассникам выпала честь первыми войти под своды школы, куда их родителей не пустили. На этом праздник Первого сентября закончился, и только осенние цветы, стоявшие в вёдрах у школьной доски, ещё долго наполняли класс резким запахом осеннего увядания.

Вере сразу понравилась её первая учительница. Анна Ивановна любила своих новых учеников и с удовольствием учила ребят читать, считать, писать и рисовать, а ещё она любила порядок и дисциплину. От её улыбки Вере всегда хотелось бабочкой порхать над партой, жаль, что улыбалась сама учительница редко.

Аккуратная полнота Анны Ивановны сочеталась с её высокой причёской, а ослепительно белая блуза с высоким кружевным воротником под шерстяным сарафаном синего цвета, суженного книзу, делали учительницу похожей на шахматную королеву, у которой вместо короны в волосах блестела голубая брошь.

Золотые сентябрьские дни сменились неделями осеннего ненастья, но ходить в школу Вере так и не разонравилось, только необходимость менять каждую неделю воротнички и манжеты на школьной форме очень надоедала. Зато училась она по всем школьным предметам хорошо и с хорошим настроением. Можно сказать, что школьная жизнь пришлась девочке по душе. Но иногда ей было скучно сидеть на уроках, и тогда она принималась развлекать соседей по партам своими придумками. Анна Ивановна имела хороший слух и умела хорошо приструнить непоседливым ученицам. Она делала замечания, которые прописывала в дневнике красными чернилами.

Дома мама отучала Веру разговаривать на уроках, заставляя её стоять коленками на газетке с густо насыпанной солью, и с поднятыми кверху руками.

«Время думать» – так называлось это наказание.

Во время наказания руки девочки слабели и опускались сами собой, но мама, сидевшая рядом за штопкой старых носков, не позволяла дочери расслабиться, чтобы той было неповадно на уроке развлекать одноклассников.

Надо сказать, что стояние на коленках приносило пользу, потому что Вера искренне раскаивалась за своё поведение в школе, но плохо было то, что в школе её руки не болели и коленки наказания не помнили, и всё повторялось: разговоры на уроке, запись в дневнике и стояние на газетке с солью.

Одним из самых больших событий этого года был приём первоклассников в октябрята. После этого торжественного события Вера имела право носить красную звёздочку на своём чёрном фартучке. На белом фартуке звёздочка смотрелась бы значительно лучше, но белый фартук можно было надевать только по праздникам.

В центре звёздочки, как в красной ромашке, находился портрет маленького Ленина с белокурыми кудрявыми волосами, а то, что Ленин был маленьким мальчиком, саму Веру умиляло до слёз. Она очень любила великого вождя всех народов, о котором большими буквами было написано над классной доской: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». И пусть мёртвый Ленин спокойно лежит в Мавзолее в далёкой Москве, зато его портрет носят октябрята, а это значит, что его дело живёт и Ленин живёт жизнью Веры, вступившей в ряды октябрят.

Впрочем, самой девочке больше нравилось жить, пока она живая, а не тогда, когда её положат в гроб, а за неё будет жить какая-нибудь другая, пусть и очень хорошая девочка, но огорчать вечно живого Ленина своим поведением на уроках ей не хотелось.