– Что случилось, мама? Мамочка, скажи, что случилось?
Но вместо того, чтобы успокоить дочь, мама стала пристально разглядывать её, как будто увидела впервые в жизни. Странное выражение маминого лица ещё больше напугало Веру, и под её тяжелым взглядом она осторожно перебралась в другой угол дивана. От холодной синевы маминых глаз сердце девочки притихло, мелкая дрожь пробежала по телу, а мама, словно чужая тетя, оглядывала её, подозрительно щурясь, словно знала что-то очень-очень нехорошее про него, что Вера не знала, хотя она никогда не имела секретов от мамы, ибо их выбалтывала при первой же возможности. Разве можно быть без вины виноватой? Ещё как можно!
Увидя в дочери то, что Римма сама хотела увидеть, она успокоилась и перевела взглял на стрелки настенных часах с маятником, понимая, что теперь от нее ничего не зависит, ведь случилось то, что она боялась больше всего на свете.
…Римма работала участковым врачом. Работала она, как и все вокруг, с зари до зари, днём в детской поликлинике, а ночью – дома. Впрочем, жаловаться она не привыкла, своей профессией педиатра дорожила, а тяжело работать ей приходилось с детства. Отцовская мудрость, что сначала надо трудиться на авторитет, чтобы потом авторитет работал на тебя, подтверждалась самой жизнью. Серьёзность и добросовестность во всём, упорство и терпение помогали ей всегда добиваться успеха в жизни.
Но в последнее время Римма стала замечать, что к вечеру от усталости хотелось, если не спать, то плакать, но об отдыхе не могло быть и речи, врачей в поликлинике не хватало, поэтому она продолжала работать, хотя спать ей хотелось порой уже с самого утра, даже во сне она мечтала выспаться. Бывает же такое!
– Дети ещё маленькие, у мужа ответственная работа, поэтому надо потерпеть до отпуска, а там я отосплюсь… как кошка, – подбадривала себя Римма, сранивая себя со старой кошкой, приютившейся в поезде.
Как-то на её педиатрическом участке мама двухлетнего мальчика жаловалась на то, что ее сынишка спал подряд три дня. Римма пришла на вызов, но долго не могла понять, что происходит со здоровым малышом, почему он вместо того, чтобы весело играть и шалить, целые дни спит в кроватке.
– А кушать Серёженька просит? И чем вы его кормите? – напоследок поинтересовалась Римма у мамы, прежде чем направить его к специалисту.
– Конечно, кормлю, как только он откроет глазки, так я ему пирогом с маком даю! Этот пирог я сама испекла, по маминому рецепту, с выпаренным толчёным маком.
Этот кулинарный шедевр, пирог с толстой прослойкой чёрного мака, ставший причиной сонливости ребенка, поднял настроение Римме, у которой от усталости уже кружилась голова.
«Вот, когда я уйду в отпуск, – подумала она про себя, так вся моя семья будет лопать пироги с маком, чтобы спали все, пока я сама не отосплюсь как следует».
Володе понравилась идея жены с маковыми пирогами. Он гордился своей неутомимой супругой, не обращая внимания на усиливающуюся бледность её лица и синеву под глазами, но до пирогов с маком дело так и не дошло, потому что вскоре его жену госпитализировали в больницу, где лечили людей с неврозами, так как, однажды, Римма услышала мужской голос, зовущий её выйти из дома.
Мужской голос послышался поздно ночь, когда Саша пошёл в свой первый класс. Тогда в чёрном окне кухни отражалась тусклый свет лампочки под потолком, Римма, стирающая белье в детском корыте, а рядом на печке кипятилась вода. Володя спал один в супружеской кровати в спальне, а дети – в детской комнате, когда в ночной тишине Римма впервые услышала голос, который звал ее из темноты коридора. Стряхнув пену с рук, она вышла в коридор, но там никого не было, и она вновь вернулась к стирке и с ещё большим старанием принялась шоркать простынь по стиральной доске.
Когда руки знают своё дело, то у человека появляется возможность спокойно думать о насущном, и в этот раз в голову Римме приходили мыслт о том, как правильно растить детей, чтобы уберечь их от зла.
Случаи насилия над детьми в городе участились, поэтому она, как хорошая мать, неустанно рассказывала дочери и сыну страшные истории про бандитов, чтобы те боялись и не поддаваться на уловки развратников и убийц, ловко заманивающих доверчивых малышей.
– Раньше было проще разглядеть зло в людях, – пришла она к заключению и безутешно вздохнула, потом, выпрямившись, тыльной стороной руки убрала прядь волос со лба и продолжила стирку.
Теперь её стали одолевать воспоминания молодости, мысленно возвращая в родительский дом.
***
Римме шёл восьмой год, когда умерла мама, поэтому её воспитанием занимался папа. По окончании средней школы зло представлялось девушке в образе бородатого разбойника или оборванного попрошайки, а грех – в виде чёрта с рогами.
Хотя война давно закончилась, но страна продолжала жить трудным послевоенным временем. Дома Римма слышала о бандах и зверских убийствах в городах и на дорогах страны. Об этом говорили по радио и писали в газетах. Впрочем, в их посёлке для ссыльных поляков эти рассказы никого не пугали: к ним в село, расположенное в бескрайней казахской степи, редко заезжали гости. Кого бояться в степи? Буранов да волков, а Римма даже волков не боялась.
Она хорошо помнила, как девочкой она вместе с братьями и папой в лунную полночь выезжали на корове в степь, чтобы собрать в стога подсохшую за день скошенную траву, волки издали сверкали красными глазками, но не делали попытки напасть на них, потому что чуяли смелость главы семейства, у которого всегда под рукой имелись вилы, чтобы защитить детей и их кормилицу, корову.
В то время Римму больше всего пугала одинокая вдова, что жила с ними по соседству, которая при любом удобном случае тихонько приговаривать ей на ухо: «Твоя мама, Ядвига, теперь в раю, она на небесах. Ядвиге там хорошо! А ты, если не будешь молиться, то попадёшь в ад. Приходи на молотвенное собрание верующих, только смотри, никому об этом не говори, даже отцу. Время такое, нехорошее.»
Римма очень не любила, когда её пугали, и на вечерние тайные собрания верующих не ходила. О Боге в доме не говорили, но все боялись совершить грех, а детей приучали не болтать лишнего.
Надо сказать, что после похорон мамы Римма перед сном разговарила с ней, словно та не лежала в могиле, а была где-то рядом стенкой.
– Мама, соседка Ядвига говорит, что ты живешь в раю, но каким образом ты туда попала? Я видела, как тебя положили в гроб и завалили землёй. В раю, наверное, холодно, там звёзды горят и ангелы поют. Ты учила меня молиться перед сном. Если бы ты знала, как я за тебя молилась, а ты всё равно умерла. Я так старалась тебе помочь, огород поливала, коромысла таскала с полными вёдрами, глину из самана с соломой месила, чтобы тебе было легче справляться по хозяйству, но ты так и не выздоровела. Люди говорили на поминках, что ты надорвалась работой. Зачем молиться, если Бог молтвы не слышит, не помогает, а ждет, когда люди надорвутся и умирают?
Никто не давал ответа на эти вопросы, а Римма об этом никого и не спрашивала, не до того было. Повзрослев, она твёрдо для себя решила, что в молитвах нет нужды, что вера в Бога – это пустой самообман, "опиум для народа," который нужен только для утешения слабым людям, не умеющим постоять за себя.
Окончив школу, девушка отправилась в Омск на учёбу. Ехать в город пришлось в товарном вагоне, потому что у неё не было ни паспорта, ни разрешения коменданта выехать из деревни, на учёбу Риммв сбежала с её старший брат, пришедший с фронта с простреленной ногой. Они оба решили стать врачами, как их старший брат Леонид, который во время войны служил хирургом в полевом госпитале, а вместе учиться в чужом городе легче.
Надо сказать, что в то время езда пассажирским поездом было очень дорогим удовольствием, а в вагоне товарного поезда можно было проехать бесплатно и без предъявления паспорта.
Радость, с которой Римма отправилась в путь, угасла быстро, когда вдоль железной дороги то там, то здесь, стали появляться окоченевшие человеческие трупы. По мере того, как поезд продвигался вперёд, девушку всё сильнее тянуло назад, в родное село. Она не могла признаться в своей трусости даже любимому брату, дремлющему на старых фуфайках в углу вагона, загруженного углем. Теперь девушке-комсомолке захотелось поверить в то, что её мама на небесах, что каждого убийцу ждёт расплата в аду, в ответ на это ей почувствовалось в порыве летнего ветра прикосновение маминой ласковой руки, а поезд равнодушно мчался по безликой степи, подолгу останавливаясь на каждой станции. На второй день поездки товарный состав, где ютились в угольных ямах Римма со своим братом, остановился на запасном пути у небольшой станции и видмо надолго.
День выдался солнечным и безветренным. Когда читать книгу надоело, девушка стала разглядывать пассажиров на платформе и сразу обратила внимание на торговку семечками с красной косынкой на голове. На деревянных скамейках перед станцией разместился многочисленный народ с баулами, огромными узлами и чемоданами, а торговка семечками, сидя на маленьком стульчике у выхода на платформу, весело переговаривалась с пассажирами, проходящими мимо, отпуская при этом неприличные шутки им вослед
Римма видела, как шелуха от семечек осиным гнездом сначала скапливалась на крашенных губах торговки, потом падала на её юбку мышиного цвета, и торговка привычным движениеи смахивала ее на землю. Но вскоре вид на станцию загородил другой творный поезд, и девушка вновь углубилась в чтение своей любимой книги, где гордая Джейн Эйр мужественно берегла своё честное имя.
Только к вечеру, дав два пронзительных гудка, поезд медленно, точно с просонья отправился в путь. Отъезжая от станции, Римма стала свидетелем того, что привело её в ужас.
Двое мужчин, одетых в полинялые гимнастёрки, с папиросами во рту, тащили под руки с опустевшего перрона в придорожный лесок знакомую ей продавщицу семечек, но теперь женщина не веселилась, а пьяно вырывалась из рук насильников, упираясь ногами о землю, но как ей было справиться с захмелевшими мужиками!
Поезд с каждой минутой набирал скорость, а Римме все виделась красная косынка торговки, унесенная ветром. Казалось, что ничего не произошло, никто не кричал о помощи, только гудок паровоза взрывал тишину и бодро стучали колёса.
Мичеслав осторожно разжал пальцы сестры, вцепившиеся в металлический край вагона, и с силой усадил её обратно на фуфайку, на которой предстояло провести еще одну ночь до прибытия в Омск. Внезапная тоска овладела Риммой, словно у неё отняли надежду на прекрасное будущее. Такое подвленное настоение сестры не понравилось её брату.
– Во-первых, – назидательно сказал он сестре, укрывая её стареньким одеялом, – если ты будешь так высовываться из вагона, нас могут заметить и ссадить с поезда. Во-вторых, ты сейчас же забудешь всё, что видела на перроне. Это жизнь, которая имеет свои законы, и она нам неподвластна. В-третьих, вспомни, для чего мы едем в город? … Правильно, ты хотела стать доктором и умоляла папу отпустить тебя со мной в город учиться! Правильно я говорю? Тогда запомни, что побеждает тот, кто не повернет назад, не достигнув цели, даже, если ему страшно идти вперед!
В ответ Римма согласно кивнула головой, а Митя, как страший брат, добвил.
– Римма, успокойся, сестричка. Мир полон безобразия. Наш брат, Доминик, утоплен в Ишиме, потому что он хотел справедливости там, где её не было, ибо справедливость там, где мы сами поступаем справедливо. Пойми, что каждый взрослый человек сам отвечает за свои поступки. Парни пристают только к легкомысленным девушкам, так как их поведение вызывающе и это видно издалека, а к порядочной девушке никто никогда не подступится.
Римма знала, что брат любит её, свою единственную сестрёнку, которую его друзья прозвали пигалицей за малый рост и звонкий голос. Девушке нравилось настоящее имя брата – Мичеслав, но теперь она должна называть его Митя. Раз надо, так надо. Поменять польские имена на русские в послевоенное время было разумно, чтобы не возникало ненужных вопросов о национальности, ведь лучше избегать того, что может помешать получить ей и брату высшее образование.
Сумерки густели, и во тьму уходила степь, чтобы тихо уснуть под звёздным небом. Римма лежала на фуфайке, и яркие звёзды над ней водили хороводы. Митя уже спал, когда начался звездопад. Одна звезда падала за другой, огненным росчерком отвергая власть вечности и исчезая бесследно, и никто по ним не плакал. С последней падающей звездой Римма покорилась поступательному движению поезда и успокоилась. Казалось, что поезд не мчался вдаль, а падал в чёрную бездну ночи, чтобы потеряться там навсегда, и даже ветер не поспевал за ним.
Заснуть девушке мешала картина насилия над торговкой семечками, которую тащили в придорожный лесок два отъявленных бандита в армейских гимнастерках. Выходило так, что Римма была свидетелем преступления, за которое никого никогда не осудят. Это безнаказанное зло мешало ей быть сильной и мечтать о будущем.
«А ведь эта женщина в красной косынке сама виновата в том, что с ней произошло. Она вела себя очень непристойно», – к такому твёрдому убеждению пришла Римма, когда над горизонтом проступила красная полоса зари, и сочувствие к торговке семечек перешло в её осуждение. Римма была уверена, что она никогда не допустит такого неуважительного к себе обращения!
– Пусть только попробуют сунуться!
Её вызов всем мужчинам мира победоносно подхватил паровозный гудок. Каждый отвечает сам за себя!
***
Это время юности прошло. Теперь Римма замужняя женщина, у неё подрастают двое ребят, у них с мужем ответственная работа, только времени не хватает отдохнуть.
Римма распрямилась. Чуть прогнувшись, она посмотрела на будильник и глубоко вздохнула. Было полтретьего ночи, ничего не поделаешь, времени для сна не оставалось. Римма вновь склонилась над корытом и с ещё большим усердием принялась выкручивать тяжёлый мокрый пододеяльник. Она уже не знала, от чего больше устала, от стирки или от воспоминаний. Прошлое не должно её беспокоить, ибо и в настоящем хватает проблем.
– Римма! Р-и-и-м-а-а-а! – послышалось в тишине коридора.
Мужской голос звучал где-то рядом. Прекратив стирку, Римма вновь прошлась по комнатам, поочередно включая и выключая свет. Никого не было, тут ей стало совсем не по себе. Осталось прополоскать две простыни, развесить бельё, и тогда ей удастся хоть часок вздремнуть. Хорошо, что в последнее время нет ночных вызовов.
Неделю назад Римму ночью вызвали к девочке, которую изнасиловали в домашней бане, что стояла в огороде. Девочку закрыли в бане, а потом друзья её брата по очереди надругались над ней. Римма была убеждена, что родители девочки не уделяли своим детям должного внимания и не уберегли свою дочь от позора, а что может сделать она как участковый врач? Десятилетняя Маша лежала на грязной постели и смотрела в одну точку, она позволяла себя переворачивать и трогать, но оставалась безучастной к тому, что с ней происходит, на вопросы н отвечала. Осматривая ребёнка, Римма чувствовала себя виноватой в том, что случилось в этой семье, но её врачебный опыт в этой ситуации был бесполезен. Сделав медицинское заключение, она шла домой, а город мирно дремал, словно ничего плохого не случилось этой ночью.