Вера и рыцарь ее сердца. Книга четвертая. Жизнь без десерта

– Мама, ты видела Деда Мороза?

– Конечно, видела, разве вы сами не слышали, как утром на него тявкал Пират? Но Дед Мороз так спешил, что чуть не споткнулся на пороге. Вы можете посмотреть его следы на крыльце.

Дети выбежали на крыльцо.

– Ого, какие большие следы Деда Мороза! Он что, на нашем дворе хороводы водил? – в восхищении произнес Витя, глядя на следы от подшитых валенок ночного гостя.

Счастье светилось в глазах женщины и на следующий день. Ее сердце замирало от ожидания скорого признания в любви от мужчины, с которым она провела прекрасную новогоднюю ночь. Но признания не последовало и через неделю. Все оставалось так, как и было в Старом Году.

Сначала, выйдя на работу после праздников, Вере никак не удавалось скрыть своей радости от грядущих перемен в ее судьбе и, ни с того, ни с сего, ей очень захотелось хоть с кем-нибудь поделиться почти осуществившемся счастьем.

Радушная Наталья Александровна, фельдшер детского кабинета, с интересом выслушала новогоднюю историю врачихи, главным героем которой был местный бобыль Иван. А уже через неделю та же Наталья Александровна сочувствием утешала Веру в своем кабинете, потому что история про Ивана и Веру не имела продолжения. И тогда-то и прозвучала Верина неосторожная фраза, которая позже имела большие последствия.

– Ох, Наталья Александровна, вы знаете, я бы хотела родить от него сына, с такими же кругленькими маленькими глазками. Пусть рождение сына будет мне хорошим назиданием на будущее, принимать в своем доме посторонних мужчин. … Кстати, у Ивана Илларионовича ведь нет собственных детей?

– Нет, он бездетный.

Вера сразу почувствовала, что проговорилась. Она сказала лишнее, очень личное.

Наталья Александровна пытливо ждала продолжение рассказа и по ее розовощекому лицу пробежала тень неудовлетворенного любопытства, но добавить к сказанному Вере было уже нечего, она сама не понимала, кто ее за язык потянул, выболтать то персональное, о чем не делятся даже с друзьями. Но слово – не воробей, если вылетело, то не поймаешь. Вздохнув, Вера отправилась на обход больных в отделении.

Учеба в Тюмени ей пошла на пользу. Страха перед взрослыми больными у нее больше не было.

На рождество, Вера потеряла терпение, и сама позвонила Ивану Илларионовичу, каря себя за слабохарактерность. Не успела она положить трубку телефона на рычаг, как Иван в валенках и тулупе нарисовался у ее порога. На дворе стояли рождественские морозы.

– Однако, я долго ждал твоего звонка, – вместо приветствия сказал мужчина, быстро сбрасывая свою одежду на пол в темноте теплой спальни.

– Ты ждал, что я позвоню тебе c экстренным сообщением, что у меня началась течка? Ты не перепутал ли мой адрес с фермой?

– Вера, ну зачем нужно так много говорить? Давай будем наслаждаться тем, что дает нам жизнь. Заниматься любовью и радоваться ночи, которая все покроет, ведь так это было всегда.

Иван не догадывался, что какое тревожное чувство зародилось в ее сердце после его успокоительных слов.

В наслаждении от близости с деревенским любовником она уже не теряла голову, и голос рассудка хладнокровно предрекал хозяйке скорое окончание этой порочной связи, но вместо того, чтобы порвать отношения достойным образом, она продолжала нежиться под боком у Ивана и в любовной неге гладила пальцем его черты лица, чтобы запомнить их, хотя бы наощупь. Провожая гостя перед рассветом на крыльцо, Вера приняла решение больше никогда не звонить ему, ни в нужде, ни просто так. Иван этого решения женщины не знал, и он просто не звонил Вере, ни вечером, ни днем.

Незаметно подошло крещение.

Катюша любила гадание и мистические тайны новогодних праздников, которые можно было назвать народным фольклором. Старшая дочь долго уговаривала маму опять погадать с ней и ее подружками на блюдце, но Вера не согласилась.

После того ужаса, который она пережила при последнем гадании в совхозе Мирный, женщина дала себе зарок больше не допускать гаданий в доме и твердо стояла на этом. Катя, обидевшись, ушла гадать к подружке, а Вера, прислонившись к теплой печке спиной, незаметно для себя вспомнила то гадание на блюдцах тогда, после которого в ее доме случился пожар.

Тогда тоже стояли крещенские морозы. В зале врачебного особняка в поселке Мирном, в ту ночь загадочно горели свечи. Вера с Катей сидели за столом перед начерченным черным карандашом на картоне алфавитном кругом. В зале было тепло от двух обогревателей, что стояли у промерзших окон. Младшие дети и Женя отправились спать наверх, а Вера стала вызывать духи умерших знаменитостей. Гадание шло на Катюшиных воздыхателей. Сначала Веру смешили детские вопросы дочери – подростка к вызываемым духам. Потом случилось что-то странное, что сильно напугало женщину. Может быть, духов стала раздражать настырная Катя, которая хотела разузнать, кто их восьми мальчиков любит ее сильнее, а, может быть, сама Вера засмеялась в неурочный момент, но блюдце неожиданно стало рваться из-под рук гадальщиц и метаться от одной буквы к другой. Слова складывались в проклятия и ругательства. А в ночь после гадания в доме и случился пожар.

Одному только богу известно, как Катюша проснулась, вышла из комнаты, где от дыма ничего не было видно и спряталась в туалете. Вера проснулась не от того, что почуяла дым, она спала в детской комнате при закрытых дверях, а от того, что дочь почему-то задержалась в туалете. Тушила пожар вся семья, но от подушки, упавшей на обогреватель осталась только обгоревшая труха.

Нет, гаданий больше в доме не будет, когда-нибудь и Катя поймет, что гадания имеют силу насильственно менять судьбу человека, что к добру не приводит. Если чему случиться, то пусть это случается само по себе.

Убедив себя в своей правоте, Вера закрыла заслонки в печки и прилегла на кровать. В крещенскую ночь плохо спиться в одиночестве, она стала ждать приход Кати с гулянья, а сама думала о том, что было очевидным: для Ивана переспать с женщиной было субботним развлечением, а для Веры – почти браком.

Прошло еще недели две, как-то Иван Илларионович зашел в кабинет главного врача, где вместо старого Петра Петровича, который ушел на пенсию по возрасту, уже хозяйничала его заместитель Лебедева, единственный врач в Андрюшино.

Иван Илларионович зашел к Вере, не потому что соскучился, а, чтобы пригласить ее осмотреть его заболевшую маму.

– Конечно, после обеда я зайду к вам.

– Вера, ты куда пропала? Почему ты не звонишь?

– Это я-то не звоню? А ты? Я ждала вашего звонка и ждала долго, но напрасно.

Вера поднялась со своего стула и близко подошла к мужчине. Она была просто обязана открыть свои намерения этому человеку, которого так непростительно быстро впустила в свою жизнь.

– Я должна вам сказать, уважаемый Иван Илларионович, что такие отношений, какие есть между нами на сегодняшний день, не могут быть продолжены. Вы, Иван Илларионович, можете развлекаться с любой другой женщиной в округе, это ваше право, но только не со мной. Больше об этом говорить мы не будем.

Молчание. Первым заговорил Иван.

– Вера, почему ты так все решила … решила сама, и за себя, и за меня?

Вера не собиралась отвечать на этот вопрос, который еще давал надежду на восстановление отношений с любовником, и опять уселась за свой начальственный стол, предупредив Ивана, что после приема больных в амбулатории она зайдет к ним домой, как участковый врач.

Иван покинул кабинет. Он был явно доволен этим коротким разговором, ведь он привык держаться в стороне от всего, что могло бы нарушить его славный быт и славу деревенского бобыля.

Все закончилось, любовные страсти прошли, как по Лермонтову.

И скучно, и грустно! – и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды…

Желанья… что пользы напрасно и вечно желать?

А годы проходят – все лучшие годы!

Любить – но кого же? – на время не стоит труда,

А вечно любить невозможно…

В себя ли заглянешь? – там прошлого нет и следа,

И радость, и муки, и все там ничтожно.

Что страсти? – ведь рано иль поздно их сладкий недуг

Исчезнет при слове рассудка,

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг -

Такая пустая и глупая шутка!

Так поэтически Верина личная жизнь раньше срока ушла в отставку.