Фейерверк волшебства

– Палец вроде бы есть, и тело на месте. Кроме того, я сумел материализовать свою комнату. Славно, а ведь мог и не проснуться в знакомом мире.

Повеселевший Вовка спустил ноги с дивана и, обнаружив легкие и удобные замшевые тапочки, произнес:

– Лапти на месте, и даже удалось попасть в них ногами. Все получается, отлично. И ходить умею. Фантастика! А ведь этому надо было учиться несколько лет. Не ценим мы свои магические способности.

Зайдя в ванную, Тараканов порадовался: наличие унитаза было несомненно, и тот был свободен. Вовка одобрил фаянсовую посудину за безупречную трудовую деятельность и, оседлав его, похлопал по белым округлым бокам. Унитаз отреагировал бурным сливом.

Когда из крана потекла горячая водичка, Вовка радостно отметил сей факт:

– Лейся, лейся, моя сладкая, моя тепленькая. Хорошо, что ты есть в моей жизни. А как приятно, когда ты ласкаешь мое тело! Все замирает внутри.

Волна признательности к тому, что автоматически воспринимается как должное, несла его дальше. Потрогав жгучие батареи, Тараканов объявил благодарность им, а заодно и ветеранам центрального отопления – стареньким трубам.

Вовка почувствовал, что тело пронизывает тугой поток энергии. «Ну и ну, – подивился он, – какой жар можно вызвать простым поощрением». От йоги поток раскрутился еще больше. Вовкино тело потеряло вес, будто растаяв в кипящей лаве вулкана.

Включив компьютер, Тараканов похвалил умного электронного помощника и сохранил на компакт-дисках информацию, накопившуюся за несколько недель. Затем он проверил почтовый ящик, быстро ответил на письма и стал собираться.

Они с Юлькой договорились сегодня днем погулять по Москве, благо погода стояла отличная, 4–5 градусов мороза, как Вовка и заказывал.

Настроенный на раздачу «пряников», Тараканов вышел на улицу, продолжая поощрять мир. В синем небе ярко светило солнце, разбрызгивая на снегу разноцветные искры.

– Наше вам с кисточкой, Светило! Рад лицезреть твои лучи! Ты даешь энергию для жизни на Земле. Молодчина, свети дальше, – поприветствовал Вовка.

Он наслаждался выдачей поощрений, от которых привычный мир превращался в сказочный, вызывая у Тараканова детское удивление. Птицы летают, ну не чудо ли? Так! Люди ходят, и все разные, непохожие друг на друга. Как интересно, та-ак! Машины ездят, автобусы, – такие громадины металлические, и передвигаются, каким-то непостижимым образом. Так-так!

Где-то играла попсовая песня, что-то типа «Два брильянта, три карата», и мотивчик ее напомнил Вовке мелодию вчерашнего танца «И двери сердца его открыты всем». Танец вновь зазвучал внутри Вовки, даже все слова выплыли из памяти. Полыхнул Огонь, сердце раскрылось, и все, что окружало Тараканова, стало танцевать вместе с ним. С задорным «Ух!» плясали дома, деревья, прохожие, даже мусорные баки вместе с утренними «старателями», перелопачивающими горы пустой породы в поисках самородка.

Вовке пришла мысль, что мир сам по себе никакой, это мы его окрашиваем эмоциями, оцениваем, руководствуясь стратегией кнута или пряника: это «хорошо», а это «плохо». Причем выбор, похвалить или наказать, каждый делает сам, добровольно.

Тараканову вспомнилась миниатюра гениального Аркадия Райкина, который, в роли влюбленного, спешил на свидание к любимой, предвкушая радость встречи. Мир представлялся в розовых красках, и Райкин распевал:

А навстречу шли прохожие,

Все на ангелов похожие,

И улыбалось небо синее,

И дивно пахла резеда.

Влюбленный напрасно прождал свою девушку, которая так и не пришла. На обратной дороге Райкин пел:

А навстречу шли прохожие,

Все на дьяволов похожие,

И несло капустой квашеной

Из соседнего двора.

Окружающий мир не изменился, просто герой миниатюры одним махом все перекрасил.

На остановке Вовка щелкнул пальцами, вызывая маршрутку. Неподалеку, на утоптанном снегу, неподвижно лежал бомжеватого вида мужик с посиневшим лицом. Было неясно, то ли он спит глубоким алкогольным сном, то ли уже отбросил копыта. Тараканов распростер к нему руки и медленно, растягивая гласные звуки, драматическим голосом провещал:

– Разреша-аю жи-ить!

Мужик чуть-чуть пошевелился.

– Ожил! Великолепно, я тобой горжусь, – торжествовал Вовка, сам не ожидавший моментального эффекта.

Лежащий нечленораздельно замычал и принялся сучить ногой.

– Ты и говорить умеешь? Умница, хороший мальчик! А теперь вставай, холодно сейчас загорать, – поддержал его Тараканов.

Пьяный еще пару раз дернул ножкой и попытался оторвать зад от снега, но безуспешно. Потом догадался упереться для равновесия рукой и принял коленно-локтевую позу.

– Да ты совсем большой уже. Вон как хорошо у тебя получается!

Однако подопечный вовремя не затормозил и рухнул на правый бок. Вовка проигнорировал неудачу. Мужик поелозил немного и опять встал на карачки.

– Вот это другое дело, попку ровно держим. Давай, давай, дорогуша, – пел дифирамбы Вовка.

Громко мыча, Дорогуша перенес центр тяжести на руки, подтянув к ним левую ногу. Затем, поощряемый Вовкой, подтянул правую ногу и выпрямился.

– Браво, ты прирожденный эквилибрист! Тебе в цирке надо выступать, – возликовал Тараканов.

Оживленный пьянчужка покосился в Вовкину сторону и с победной песней двинулся, пошатываясь, в направлении гастронома.

Внутри у Тараканова все гудело от напора энергии, нахлынувшей от мгновенного воскрешения мужичка. Ведь не известно, жив или мертв был этот господин, когда Вовка обратил на него внимание. Чтобы воскрешение состоялось, и Вовкина крыша при этом не съехала, мозг интерпретировал происшедшее, как событие, возможное в ПКМ – лежащий спал, будучи пьян в драбадан, а потом проснулся. Тараканов предпочел подкрепить волшебную модель мира и поощрил себя:

– Я – танцующий волшебник, и оживил дядьку!

Тем временем подъехал нужный автобус, и окрыленный успехом Вовка, такнув, забрался в него. Тараканов сел на свободное место и подумал, что это ему награда за воскрешение. В кабине водителя негромко играла музыка, а потолок салона и верхняя часть лобового стекла были оклеены денежными купюрами разных цветов, времен, достоинства и стран. Здесь были и красные советские десятки с Ильичем, и сине-зеленые павловские тысячные купюры образца 1991 года, и украинские гривны, и узбекские сумы, и однодолларовые банкноты.

Разглядывая музейные экспонаты, Тараканов поощрил обилие дензнаков и пожелал водителю новых пополнений его коллекции. Тараканов постановил, что, поощряя мир, будет притягивать деньги: каждый «ТАК» материализует какую-то сумму, которая ищет кратчайший путь к Вовке, стараясь сильно не тревожить его ПКМ.

Пробка на мосту. Экзотические «ТАКи». «Да не оскудеет рука дающего!»

Между тем автобус, въехав на мост над железной дорогой, замер в плотной автомобильной пробке. Вовка посетовал, что здесь регулярно бывают заторы, особенно зимой. Скорость на узком мосту небольшая, и стоит какой-нибудь машине заглохнуть на морозе, как движение надолго парализуется. Убедительно объяснив себе причину затора, он спохватился:

– Волшебник я или где?

Вовка щелкнул пальцами, надавил воображаемую кнопку «Reset» и произнес молитву:

– Господи, перезагрузи этот мир!

Мир перезагружаться упорно не хотел и завис на одной картинке – в окне виднелась длинная вереница троллейбусов, беспомощно застывших на мосту. В Вовкином «компе» снова запустилась стандартная программа: «Похоже, у флагмана рогатых контакт пропал, и он застопорил все движение». Настроение у Тараканова сразу поднялось, когда он уловил двойной смысл последней фразы.

Вдруг Вовка увидел, что немного впереди в совершенно пустом троллейбусе сидит один-единственный мужик и, не обращая никакого внимания на разразившийся катаклизм, невозмутимо читает газету.