Чадан. 486-й мотострелковый полк

Володя внутренне удивился начитанности собеседника:

– А вы, тоже тут отдыхаете?

– Нет, нам спать не положено, мы идём все двенадцать часов. Спим по очереди в бытовом отсеке. Получается, с маленьким отдыхом и обслуживанием в Абакане, двое суток в дороге, четверо дома, недели летят, глазом не успеешь моргнуть.

Они помолчали, выпуская струйки дыма.

– Напарник сейчас отзвонится диспетчеру – где мы, и пойдём дальше. А тот мокрый алкоголик, вышел, еле его разбудили. Оказалось, он председатель местного сельсовета, ездил обмениваться опытом. Видать, шибко поделился!

Вскоре вернулся его товарищ, и автобус покатил дальше. Повозившись на своём сидении, поправив съехавший с Ларисы плащ, Симонов вскоре опять уснул.

Всех разбудил голос водителя, усиленный динамиком:

– Доброе утро! Просыпаемся, собираем свои вещи! Подъезжаем к Кызылу!

За занавесками брезжил ранний рассвет, и мелькали большие здания города. Автобус остановился на пустынной привокзальной площади. Освещённым зевом светился вход в автовокзал, с настежь распахнутыми дверями. Отдавая Симонову магнитофон, водитель, дружески распрощавшись, пожелал:

– Счастливо вам служить! Местного времени сейчас половина шестого, автобус на Чадан будет в восемь, касса, вон там, – указал он на вход, – бывай!

Выпустив синий дымок, автобус ушёл. Симоновы остались одни на, замусоренной площади. Все попутчики молниеносно растворились в глубине ближайших улочек. Поднимая и крутя обрывки газет, дул по-осеннему пронизывающий утренний ветерок.

Путешественники вошли в пустой зал автовокзала. По-видимому, в здании шёл ремонт. Ни скамеек, ни стульев в громадном помещении не было. В углу, и кое-где и у стен, сидели и лежали какие-то люди. Володя нашёл окошечко кассы и у сонной кассирши отметил билет. В здании было грустно, и неуютно. Подхватив свои тюки, молодожёны вышли на улицу. Под чахлыми кустами акации стояла скамейка с оторванными брусьями. Сложив на неё вещи, решили перекусить. Пока Лариса на чемодане раскладывала нехитрую еду, Симонов огляделся. В дальнем конце площади, один к одному стояли маленькие автобусы. На противоположной стороне, нестройной шеренгой выстроились разномастные, закрытые на ночь, ларьки. Под качающимся фонарём, трое молодых мужчин, из местных, на пустом картонном ящике, сидя на корточках, резались в карты.

За завтраком Лариса, глядя на мужа уставшими глазами, неожиданно сказала:

– Ты знаешь, я сейчас расплачусь, мне почему-то так тоскливо и грустно! Не потому, что я устала физически, просто, заскучала по дому. У нас сейчас тоже утро, солнышко всходит, туман с Протоки плывёт. Хорошо, спокойно и тихо!

Честно признаться, у Володи тоже на душе скреблись кошки. Он обнял свою юную жену:

– Не расстраивайся, приедем на место, осмотримся, обживёмся. Да, и не век же нам, в Чадане служить!

Обещанный автобус прибыл только в половине девятого. Они были первыми на посадке. Заняли в таком же салоне, прежние места. Пассажиров было немного и в машине дышалось свободно. Попетляв по улицам, автобус переехал по мосту довольно широкую реку и выбрался за город. За рекой природа резко изменилась, сколько хватала взгляда, вокруг простирались однообразные, пологие холмы, с жёлтой и чахлой травой. Кое-где торчали обломки скал, в разных направлениях местность прорезали глубокие овраги, со скудной растительностью на отвесных склонах. Невысоко взошедшее солнце, косыми лучами освещало землю. От обломков скал падали длинные тени, в глубине оврагов таилась тьма.

– Ну, прямо лунный пейзаж, – подумал Симонов, – вот тебе и тайга! Не дать, ни взять пустыня!

Довершая унылую картину, на обочине появились, неизвестно откуда взявшиеся в Сибири, три безразлично шагающих верблюда. Со свалявшейся шерстью и облезлыми горбами. Животных никто не охранял.

– Ты видел верблюдов? Ужасно отвратительные! Похоже, что мы заехали в Сахару, как быстро стало жарко?

– Мы, по-моему, и половину пути не проехали! А жарко оттого, что тут резко континентальный климат. Днём жарко, ночью холодно, – ответил Володя.

– Как проедем Шагонар, останется ровно половина, – подсказал один из водителей, открывая верхние люки салона.

Водителей, тоже было двое. Один лет тридцати, рано начавший лысеть, с явно выступающим брюшком и округлым лицом, вёл автобус. Второй, возраста Симонова, худенький и подвижный, организовывал посадку, размещал пассажиров, проверял билеты. Ещё при посадке, Володя заметил, что лысоватый, как-то по-особенному, по-мужски, оценивающе оглядел Ларису. Симонову он сразу сделался неприятным. Не отрывая взгляда от дороги, сидящий за рулём, спросил:

– С женой едете?

Володя, не желая разговаривать, кивнул головой.

– Правильно, – принял участие в разговоре молодой, умащиваясь на откидном сидении, – мужчине нужна семья! Мужик без жены и дома, как бродячая собака – не еды, ни миски, не конуры.

Чувствовалось, что данная тема, давно была спорной между водителями, и сейчас, всего лишь, получила дальнейшее развитие.

– Конура-то идёт в придачу с ошейником и крепкой цепочкой, – ответил лысоватый, – свобода дороже миски еды!

– Ты опять за своё, – откликнулся худой, – заладил, как попка. Свобода, свобода! Не надоело по общагам жить, в столовках питаться? Да и лет тебе больше чем нам, – продолжил он, невольно ставя Ларису и Володю на свою сторону, – пора и детей заводить!

– Это всегда успеется, жизнь длинная, – ответил лысый.

– Вы просто, не встретили свою женщину, – поддержала разговор Лариса. – Встретите, и будете думать по-другому.

– Наверное, так и есть, – задумчиво произнёс водитель, переключая передачу, – мать, тоже так в письмах пишет. Весь вопрос-то в том, что не молод! Девчонки, мои одногодки, уже успели по пару раз замуж сходить, детей нарожать, да разойтись. Брать замуж такую, с прицепом, а то и с двумя, как-то не с руки. Своими ещё обзавестись не успел. Как дети чужие примут, не известно? А там, и блудный муж обнаружится, тяжбы, да пересуды. К чему это? Молоденькую приглядеть? Опять же, на какую нарвёшься. Попадётся гулёна, ты в рейс, а она на сторону!

Помолчав, водитель сосредоточенно обогнал давно мотающуюся впереди потрёпанную машину с облезлым кузовом.

– Конечно, попалась бы такая отчаянная как вы, – обратился он к Ларисе, – едете неизвестно куда. В самые «тартарары», где русских-то, по пальцам пересчитать. И сколько проживёте тут, не знаете! Но едете, потому что любите! А я, свою любовь ещё не встретил, – собеседник горестно вздохнул. – Отработаю до конца года, и домой. Ну что я забыл в этих песках? Тут самая, что ни на есть страшная баба, нарасхват!

За окнами, сколько хватало глаз, простиралась слегка всхолмлённая, однообразная местность. Уставшему взгляду не на чем было остановить внимание. Изредка, горячий ветер гнал по земле громадные шары «перекати поля». Они догоняли друг друга, сталкивались и вновь разбегались в разные стороны, в мареве несущейся пыли. Если бы не виляющая лента дороги и редкие встречные машины, с шумом, проносящиеся мимо, легко можно было бы представить, что находишься на другой, неизвестной, не обжитой планете. Вот сейчас, за следующим поворотом, взгляду откроются серебристые строения иной цивилизации и диковинные летательные аппараты, кружащие над ними.

Но в небе медленно парили лишь большие, хищные птицы, внимательно высматривая что-то на земле. На вершинах ближних холмов, как столбики неподвижно стояли любопытные суслики. С приближением автобуса, они суетливо и молниеносно исчезали под землёй. Или суматошно мчались к своим норкам, поднимая облачка пыли.

Наконец далеко впереди, показались какие-то строения.

– Шагонар! – объявил сидящий за рулём, – готовимся к выходу!

По единственной пыльной улице, машина проехала к центру посёлка. На маленькой площади, у здания с вывеской «Автовокзал» автобус остановился. Часть пассажиров вышла, новых, судя по всему, не было. Водители удалились в здание вокзала. Не опасаясь, что их места будут заняты, молодожёны вышли, на пышущую жаром, улицу. На противоположной стороне площади высился магазин, рядом почта и сберегательная касса. Внушительно смотрелось здание военкомата и милиции. Судя по выцветшим флагам, которые были вывещаны неизвестно к какому празднику, в соседней двухэтажке размешалась администрация.

Не успели пассажиры осмотреть все достопримечательности, как автобус засигналил, приглашая продолжить путешествие. Немногочисленная публика заняла свои места. Водители сменились. Плавно покачиваясь на ухабистой дороге, машина тронулась. Проезжая вдоль глухого, высоченного забора, с колючей проволокой наверху, из-за которого виднелись жёлтые здания с решётками на окнах, и качающие пыльными кронами чахлые тополя, полный водитель, сидящий на откидном сидении, пояснил:

– Республиканская психушка!

– То есть? – не понял Симонов.

– Психиатрическая больница.

– Что же тогда не в столице, в Кызыле, если Республиканская?

– Наверное, тут безопаснее, бежать некуда! – засмеялся водитель.

Симонов с некоторым опасением посмотрел на неприступные стены. Водитель опять засмеялся:

– Говорят, что сейчас, буйных тут немного! В основном, алкоголиков лечат. А пьёт местный народ много. Женщины быстро спиваются. Сколько раз видел, – скачет на коне в своём малахае, а сама, еле в седле держится! Но бутылку из рук не выпускает!

Снова потянулась бесконечная дорога, унылая природа за окнами автобуса, жаркое, палящее солнце в высоком белёсом небе.

– Никогда не думала, что есть такие глухие места, – повернувшись к Володе, тихонько сказала Лариса. – У нас дома глухомань – это места в глубине тайги. Где непролазные заросли, мрачные сопки, тревожные лиственничные леса, не тронутая тайга. Но всё равно, природа, наполненная жизнью. Птичка зачирикает на разлапистой сосне, белка пробежит по стволу кедра, зверушка запищит в глубине леса. Зелень, цветочки-былиночки, ягоды, грибы, шишки, наконец! Студёный ручеёк, почти, в каждом распадке. Там как-то можно жить, в крайнем случае, выжить! – Лора кивнула в окно. – А здесь, песок, да камень! Ни веточки, ни кустика. Одни суслики, да злые птицы в небе. И вся жизнь! Не пойму, что заставляет людей жить тут добровольно? Я понимаю, по необходимости, по службе, как мы! А так – по собственному желанию, никогда бы не согласилась!

– Люди здесь родились и выросли. Тут их дом – как сейчас говорят, малая родина, – предположил Володя. – В этой природе и образе жизни, они находят свою прелесть – просто мы её ещё не видим. Не думаю, что и наша с тобой родина нравится буквально всем. Есть городские жители, которым наши прелести, вряд ли нравятся, они им в тягость.