Воздушные разведчики – глаза фронта. Хроника одного полка. 1941–1945

За полгода операций потери СБ выразились:

– погибло в бою – 6 самолетов, 4 экипажа;

– катастрофа (туман) – 2 самолета, 6 человек экипажа;

– бомбометанием при сборке – 2 самолета.

Итого: 10 самолетов, 10 человек.

По болезни за этот же срок выбыло из строя:

– летчиков – 7 человек;

– штурманов – 7 человек;

– стрелков-радистов – 5 человек.

Всего: 19 человек.

Эти цифры относятся только к летному составу и в процентном отношении составляют 25 % от общего количества летного состава.

Таким образом, налицо положение, при котором боевые потери равняются потерям по болезни, хотя последние носят временный характер:

– венерические – 30 %;

– злокачественные ангины – 40 %;

– аппендициты и пр. – 30 %.

5) Как правило, каждая эскадрилья имела свой аэродром, где располагалось в среднем по 10 самолетов» [2, с. 1–7].

Кроме этого, в архиве обнаружен доклад майора Юханова «О работе республиканской авиации в Испании 15.08–15.09.38 г.», но его не выдали из-за плохого состояния документа.

Все «испанцы» вернулись в полк с орденами. Как правило, награждали по следующему принципу: летчик – орден Ленина или Боевого Красного Знамени; штурман – «Боевик» или «Красная Звезда», техник – «Звездочка» или медали «За отвагу» или «За боевые заслуги».

«Боевик», «Звездочка», «За б.з.» – так в летных кругах сокращенно называли эти боевые награды.

Но что более всего поразило сослуживцев, так это тот факт, что каждый «испанец» привез новые французские велосипеды, которые вызывали истинную зависть. Впрочем, в полку многие из вернувшихся уже не задержались: кто-то уехал учиться в академию, кто-то сразу же ушел на повышение. Отцу запомнился стремительный карьерный взлет одного из его товарищей той поры. Штурман звена, вернувшись из Испании с орденом Ленина, он сразу же получил звание дивизионного комиссара (равноценно генерал-майору) и должность политработника крупного масштаба.

Мне довелось беседовать только с одним из друзей отца – участником испанских событий. Это был киевлянин Алексей Михайлович Шмаглий. В Испании он был авиатехником, награжден орденом Красной Звезды. Сразу же по возвращении он попросился на учебу в Академию имени Жуковского, по окончании которой служил в службе главного инженера 17-й ВА, а затем в должности главного инженера 39-го орап. Закончил службу главным инженером авиационной дивизии на Камчатке.

Жил он в Киеве на Бадаевой горе. Поскольку в те годы я учился в Киевском автодорожном институте, то часто бывал у него в гостях, ночевал. Он и его супруга Мария Максимовна с радостью меня встречали, на столе появлялся графин с яблочным вином, пирожки, и мы садились играть в преферанс, в ходе которого он обычно рассказывал что-нибудь интересное из своего прошлого. Как-то я задал дурацкий вопрос: «Доводилось ли вам в Испании видеть анархистов?»

Он расхохотался: «Ты что, думаешь, что анархисты выглядят как-то по-другому? У них растут рога, хвосты?»

Честно сказать, в те годы в моем сознании они рисовались, конечно, не так вульгарно, но тем не менее я представлял их исключительно в матросской форме, обвешанных пулеметными лентами…

О своем пребывании за границей он иронизировал. Рассказывал, что какой-то его товарищ постоянно к месту и не к месту любил говорить: «Когда я бывал в Париже…»

С 1 мая 1938 года полк принимал участие в воздушных парадах над Москвой. Отец рассказывал, что непосредственно перед полетом люди с весьма высокими воинскими званиями лично осматривали каждый самолет, проверяя бомболюки, пулеметы: нет ли в кабине чего-нибудь такого, что можно сбросить.

Вторая мировая война началась для 39-го сбап в сентябре 1939 года.

«Полк под командованием командира майора Георгиева в составе 60 боевых экипажей участвовал в боевых действиях против белополяков, за освобождение народов Западной Белоруссии с аэродрома Новая Серебрянка» [11].

«Полк под командованием командира полка майора Георгиева в составе 60 экипажей перебазировался на аэродром Улла, где поступил в распоряжение Военного Совета ЛВО» [12, с. 2].

Его первое боевое крещение состоялось на Барановичском рубеже.

Полк бомбил колонны отступавших польских войск, разбрасывал листовки, вел воздушную разведку. Боевых потерь не было.

Финская война

(1 февраля – 13 марта 1940 года)

Приведенные выше даты являются официальными в отношении участия полка в этих событиях. В действительности, как стало известно из обнаруженных Леонидом Войновым архивных документов, участие в Финской войне не только отдельных экипажей, но и эскадрилий началось много раньше. Полк готовился к перебазированию в Латвию [13], как вдруг поступил приказ: «5-я авиаэскадрилья под командованием командира эскадрильи капитана Легейда передается в распоряжение штаба ЛВО» [16]. Эскадрилья вошла в состав Североморской группы Мурманского направления. После боевых действий возвратилась в состав полка.

2-я авиаэскадрилья под командованием командира эскадрильи капитана Журавского выбыла на Северо-Западный фронт [17].

В свою очередь полк пополнился двумя эскадрильями из состава 46-го сбп из Брянска взамен убывших [19].

Лет тридцать спустя, когда мои родители отдыхали в одном подмосковном военном санатории, кажется «Архангельское», отца разыскал Дмитрий Терентьевич Журавский, который после выхода на пенсию жил в Люберцах. От кого-то из однополчан он узнал о приезде своего старого, еще довоенного товарища по 39-му полку.

Уже из архивных документов мне удалось установить, что в Финскую войну Журавский летал в составе 31-го лбап и был награжден орденом Ленина. Отечественную он провел на различных фронтах в качестве представителя авиационного отдела Генштаба, а закончил войну командиром полка связи.

Примечательно, что соседом по столу моих родителей в течение всего отдыха был прославленный летчик Алексей Маресьев. Впрочем, кроме «доброе утро» и «приятного аппетита», никаких разговоров у них не было. В санатории отец почти каждый день принимал кого-нибудь из многочисленных своих сослуживцев, осевших после выхода на пенсию в столице или ее окрестностях.

Война в Финляндии сразу же стала складываться не так, как задумывалось, и в конечном итоге высшему руководству страны стало ясно, что силами одного, даже усиленного, Ленинградского военного округа ничего не получится.

«Полк под командованием командира полка майора Георгиева начал перебазирование на Финский фронт (аэродром Лодейное Поле) в распоряжение командующего ВВС 8-й действующей армии» [14].

«02.02.40 г. полк в составе 63 боевых экипажей сосредоточился на аэродроме Лодейное Поле, где вошел в состав 13-й авиабригады и приступил к боевым действиям» [78].

Как вспоминал отец, морозы стояли очень сильные, и когда после перелета поступила первая боевая задача на вылет, то оказалось, что техники не в состоянии запустить моторы. Полк бездействовал несколько дней, пока кто-то из мотористов не сообразил заливать в двигатели горячее масло.

Примечательно, что 39-й сбап наступил на те же грабли, что и его предшественники. Вот что писал член Военного совета авиации 8-й армии Андрей Рытов:

«Прилетев на аэродром, я спросил, почему полк бездействует. Инженер и начальник базы растерянно разводят руками:

– Мороз. Все сковало. С самого рассвета бьемся.

Вижу, люди трудятся на совесть, даже рукавицы побросали, голые руки примерзают к металлу. Что делать? Руганью положение не исправишь, и вдруг один из техников предлагает:

– Давайте закатим бочку с маслом в баню, разогреем как следует, а потом зальем в самолетный бак.

Способ подогрева масла, предложенный опытным техником, натолкнул меня на мысль сделать что-то подобное и в других частях. Я рассказал об этом инженеру М.М. Шишкину, и он срочно распорядился использовать для подогрева масла и воды все мало-мальски подходящие на аэродромах помещения. А позже где-то раздобыл водомаслогрейки.

Нашлись умельцы, которые соорудили брезентовые рукава, наподобие пожарных шлангов. Горячий воздух от печек подавался по ним к моторам самолетов и под капоты автомобилей.