Гонзо

– Да нет его. Дьявол говорит: "Живи здесь и сейчас". Посмотри на Женю.

За стеной шумела вода, и посмотреть на девушку сейчас было невозможно. Да и ничего там уже не осталось, чего не видел Влад.

– Ты думаешь, мне ее даровал Господь? Вот эту черную во всех своих деталях бестию?

– Почему во всех? Кожа у нее белая, – съязвил Влад, подразумевая совершенно другое. – Думаю, что нет. Но мы ведь говорим абстрактно. Неуместно приводить примеры только из своей жизни.

– А мне принадлежит лишь моя.

– Но получается, что она принадлежит Дьяволу?

***

– И чтобы продлились дни твои на земле, что наш Господь даровал нам. И да даст он тебе силы, чтобы исправить то, что можно исправить. И дарует терпение, дабы принять неизменное. И разум, чтобы отделить одно от другого. Амен, – шептали до черноты накрашенные девичьи губы.

Еще с воздуха контрабандисты заметили несвойственное движение патрулей. Женя толкнула Макса, но тот не прореагировал. Тогда она спросила:

– Тебе не страшно? Давай отменим. Что-то не так.

Макс на пять секунд повис:

– Мне было страшно лишь однажды, когда я проснулся в Омске в одной постели с тобой, а пить начинал в Красноярске.

– Да что ты? – девушка смотрела на него с открытым ртом, изображая детское удивление, за которым легко читалась издевка.

– Вот именно, что даже тогда мне не было страшно. Продолжаем.

Женя посмотрела на сидящего напротив Влада, улыбкой передав ему насмешку над показной бравадой Макса. Она знала, что Влада не интересуют ни чужая постель, ни стройное до неприличия тело нравившейся ему чем-то другим девушки. Он чувствовал глубже.

Справа от Влада сидел Саша, их старый компаньон. Муж двадцати пяти лет от роду. Много видел, но ничего не запоминал надолго. Это его дар, как признавались многие.

Вертолет приземлился в том месте, с которого они уже начинали пару месяцев назад. Макс вправду никогда не уезжал и не возвращался мимо одних и тех же датчиков движения, чтобы путать пограничную службу. Только когда те начинали забывать маршруты, все повторялось.

Женя выскочила первой всего через пару секунд после касания "птичкой" земли. Расчехлили стоявшие у отвесной скалы машины, перебросили груз. Девушка ушла в голову колонны к своему сожителю – теперь только так мог назвать его Влад.

Моторы завели под шум взлетающего вертолета, спустились на гладь пересохшего озера в облаках пыли. Теперь Влад ориентировался лучше, вернее чувствовал хвост впередиидущей машины, которую совершенно не видел. Просто все было рассчитано до метра и до секунды, и никогда не менялось в ходе игры. Он все выучил.

Навигатор резко потерял сеть – значит постановщик помех заработал. Еще несколько секунд, и покажутся навешанные на колья камеры ночного видения, неустанно до этого передававшие сигнал.

Резко, из-за гула собственных моторов, водители услышали приближение посторонних автомобилей. Кряканье сменилось призывами остановиться и угрозами открыть огонь, но реакции не последовало ни после первого предупреждения, ни после второго.

Женя косилась на Макса, и ее взгляд говорил больше любых слов. Спектр варьировался от "я тебе говорила", до "пожалуйста, остановись". Она проклинала весь этот мир, в который ушла с головой. Он ей настолько надоел, что это было невозможно скрыть.

Что-то защелкало. Крупнокалиберные пули прошили головной автомобиль с правой стороны, изрешетив "второго пилота". Звон осколков и визг металла взбодрил Макса. Женя упала лицом на переднюю панель. Рваные куски кожаной куртки, с которых текла ее кровь, лишь на секунду увлекли внимание "властителя", но он смог тут же включиться обратно. Давил на газ с остервенением, забыв, что за ним тянется "змея". Последняя извивалась и тащилась сначала по озеру, а затем мимо холмов. Правила прекратили действовать. Других участников гонки он перестал определять из-за теперь совсем непроглядных клубов пыли. И давил на педаль до тех пор, пока не стал слышать ничего, кроме слабого звука знакомых ему автомобилей.

От погони ушли, но какой ценой? Сотрудники пограничной службы остановились лишь потому, что закончилась их юрисдикция. Но для жизни и смерти ничего не заканчивалось.

Хрупкое тело юной девушки обмякло, и держалось лишь за счет дверцы "бардачка". Некогда сияющей в свете Луны щекой ее лицо подпирало все сорок пять килограмм ковчега души.

Макс безжалостно вытащил Женю на холодный песок и стоял над ней. Влад так и не понял, кто она теперь для него – кусок мяса и костей среди монгольских степей, или главный в жизни человек. Он тяжело дышал, сплюнул рядом. Влад, подбежав, упал на колени, схватился за шею. Пульса нет. Семь пулевых. Не просто пулевых, а словно взрывов снарядов. Правая грудь разорвана сразу двумя. Значит, разорвано и легкое. Печень, правая почка, кишечник. Почти мгновенная смерть. Почти? Не больше десятка секунд между проникновением и касанием с передней панелью и последним осознанным вдохом. Что она думала? А что думал Макс?

– Саш, заверни ее и в багажник.

Повисла пауза.

– Это все?

– А что ты хочешь? – сорвался на крик Макс.

– А когда умрем мы? Что скажешь? Или вообще ничего? – уточнил чужой вопрос Влад.

Макс со всей силы ударил в крыло своего "Доджа". Неправда, что чувства не оставляют следов – металл сжался и прогнулся. Навечно. Или пока его не сомнет пресс.

– Меня уже не сохранить, Владик, – Макс остановился. – Но сохрани то, что я любил. Мою речь, мою любовь, мое мироощущение. Не пророни ничего от отправителя к получателю. Сохрани от всего. Ведь не каждый цветок окрепнет, а лишь тот, которому повезет с почвой. Да, Влад, как мне с тобой.

Влад кивнул, хоть и не совсем понял чему, и помог оттащить тело. Он взял своими ладонями под ключичные суставы, коснувшись кончиками пальцев за края грудей. За края тела человека, вчера дышавшего и ставившего цели. Макс стоял и глубоко дышал. Он смотрел на Луну. Дождался, пока тело погрузят, достал "Беретту", и приставил к виску. Влад успел схватить его за ноги лишь тогда, когда выстрел, снимающий всякую ответственность, уже раздался.

Два тела рухнули в пыль. Пыль лезла в горло, смешивалась со слюной, отторгалась. Естественные процессы смешались с душевной болью, и первые стали бессмысленными. Естественно. Потом вообще забудутся. Больно. Лежали два тела – живое и тело Макса.

– Он проиграл, – скулил Влад.

Три парня стояли над чудовищным "полотном", не зная, что сказать или сделать. Вокруг лишь мягкий свет. Кровь высохнет, а им как жить? Ладно, любые слова – лишь слова. Влад рыдал, осознавая реальную величину личностей, пред ним павших.

– Собери все, что можешь, а потом кремируй, – выдохнул в пол Саша.

– Ладно, как скажешь уже.

– Ничего больше не скажу.

***

Спустя полгода, когда Влад устанет жить ночами, и когда возрождение к жизни вернется желанием смотреть на мир под светом солнца, он сам вернется в Новосибирск и продолжит.

– Ты пустой, словно замешал в алюминии спирт с героином, – бросила ему когда-то Женя.

Влад не почувствует обиды, ведь это правда. Он уберет зажигалку воспоминаний из-под ложки, в которую перемолота его жизнь.

Все советуют выбрать жизнь, словно есть выбор. Для многих выбор действительно может стоять очень четко – между жизнью и смертью. Духа или тела, или того и другого. Но смерть – это лишь принятие неизбежного. Если мы родились, мы ее уже не выбираем – она ведь все равно когда-то настигнет.

***

София Разумовская в метель родила дочь. Слава отказался присутствовать на родах, хоть девушка и умоляла. Ему тяжело видеть, как человек, в чувствах к которому он не разобрался за десять лет, страдает из-за него, и порождает человека, который может пострадать в будущем из-за того, что он ни в чем разобраться не может. Ему только предстояло переложить основы гонзо-журналистики, в которой так и не преуспел, на реальную жизнь – посмотреть на свою личность изнутри.

Девочку София назвала Уто?пией. Очень странное имя, а для России – сумасшедшее. Но звучит красиво. И одновременно сочетает в себе мечты ее матери о большом, терзания отца о маленьком и несовершенство всеобъемлющего мира. Девушка и сама не знает, как эта мысль ее посетила, но безмерно довольна собой.