Вдали от нас средь тьмы и тишины
Проникло в нас его очарованье,
С надеждой к свету полетели мы.
– «Ты видишь этот огонёк далёкий?
Как приятно видеть этот свет во тьме!
Он как маяк, что светит одиноко,
Спасеньем неба сулит тебе и мне!
И в этом ярком огненном сиянье
Слышны десятки тысяч голосов.
Как мы с тобой, несчастные созданья,
Летящие на пламя из лесов.
О чём поют они, танцуя в пляске?
Что их в огонь влечёт из суеты,
Печаль, надежды, веселье, ласки,
Иль зов, исторгнутый из пустоты?
Не то ль безмолвье, заполненное звуком,
Которым упоён весь наш немой эфир?
Источник, где все меняются друг с другом
Как день и ночь, вселенная и антимир»?
Так в тьме кромешной в пламя мы влетели,
И яркий свет вдруг ослепил наш взор,
В нём наши крылья заживо сгорели,
И мы попали с мотыльком в костёр.
Но как ни странно, жизнь всё же продолжалась,
Чему мы оба очень удивились,
Как будто что-то в нас вдруг поменялось,
В костре том в свет мы с ним преобразились.
И удивились новому рожденью,
Для нас всё стало очень непривычным,
Средь света выбрать местонахожденье
В костре, наверно, очень необычно.
30
– «Неужто, здесь мы искорками стали»? –
Воскликнул я, вновь живя на свете этом,
Мы чудесам дивиться не устали,
И молвил он: «Ты тенью стал, а я – светом».
– «Но как же так!» – воскликнул я в испуге,-
«Как быть без формы, неизвестно, чем?
Когда нельзя замкнуться даже в круге.
Жизнь в этом состоянии мне зачем?»
– «Ну что ты испугался? Состоянье,
В котором мы находимся теперь,
Не спорю, необычно. Но вниманье
Сосредоточено в тебе, поверь.
Ты можешь мыслить, значит, существуешь
С душой всё той же широты и долготы,
Без тела, по которому тоскуешь,
Но в другом теле можешь оказаться ты,
Как я, проникнув в душу в виде мненья,
К любому человеку в забытье.