Это Америка

– Но как объяснить Саше твое желание купить золото? Мы ведь не говорили ему про наш отъезд. Чем ты будешь мотивировать?

– Это я продумал. Саша знает, что у мамы есть деньги от моего отца-министра. Я скажу, что она собирает золото и что это для нее. Саша – сама наивность, он поверит. Мы объясним потом.

Целый день они гуляли по Чистополю, смотрели на бедную жизнь маленького русского городка, но на уме у них было одно – покупка золота.

За ужином Алеша сказал как бы между прочим:

– Знаешь, Саша, моя мама любит вкладывать деньги в старину и драгоценности. Я думаю, если вы согласны, она бы с удовольствием купила Надины золотые монеты.

– Тетя Авочка купила бы их? – удивился Саша.

– Да, она говорила, что хотела бы иметь царские монеты червонного золота.

– Ну, если ей так хочется… Надя, ты что думаешь? – спросил он жену.

– А что думать? Если, как говорится, нашелся покупатель, надо продать, всё деньги.

Но Саша, юрист, засомневался:

– Продажа золота считается преступлением и строго карается законом.

– Так ведь мы не кому-нибудь продадим, а, как говорится, тетке твоей, – улыбнулась Надя.

Мягкий Саша был явно озадачен, но возражать не стал:

– Тетя Авочка замечательная, верно. Но я вмешиваться в это не хочу. Сама решай.

Практичная Александра заметила по-деловому:

– Надо цену узнать. Говорили, монеты по триста рублей ходят, а то и больше.

– Вы привезите их в Москву, у меня есть друзья, они цену скажут, – предложил Алеша.

Но Саша смутился еще больше, запротестовал:

– Нет-нет, я их даже трогать не хочу. И Наде не надо, чтобы ничего не случилось.

– Тогда давайте их мне, я отвезу и оценю. Если цена вас устроит, мама отдаст деньги.

Надя с некоторым сомнением посмотрела на Сашу, он понял все, обнял ее:

– Надюся, доверить драгоценности Алеше с Лилей – все равно что доверить их мне.

И начался ритуал открывания сундуков. Открыли тяжелые крышки, пахнуло густым запахом нафталина и кислой овчины. Под овчинными шубами в разных углах сундуков лежали завернутые в одежду новенькие монеты червонного золота.

Алеша засмотрелся на блестящие монетки, а Саша отвернулся.

Но как их безопасней будет везти? Тут проявилась Надина практическая сметка:

– А ну, Алеша, поди сними брюки, пусть Лиля принесет мне их. – И она вшила монеты по карманам и в складки пояса. – Теперь, как говорится, украсть сможет только тот, кто с тебя штаны сдерет.

Алеша надел брюки и почувствовал непривычную тяжесть, сделал несколько шагов – брюки сползали под тяжестью золота.

– Никогда не ходил в таких дорогих штанах. Спасибо, Надя, что хоть ширинку оставила.

Надя вручила ему подтяжки, он прошелся, походка стала странной. Лиля засмеялась:

– Ты ноги волочишь, как после полиомиелита, когда они слабеют.

– Как будто в штаны наложил, – шепнула ей на ухо Александра, и обе рассмеялись.

До Камы они доехали в такси, но идти обратно по скользкому льду было еще трудней. Алеша спотыкался, штаны сползали, он часто останавливался и подтягивал их. Лиля поддерживала его, и со стороны он казался инвалидом.

Вдруг Алеша остановился как вкопанный, ударил себя ладонью по лбу и громко рассмеялся:

– Мне вдруг пришло на ум: в тот день, когда мы узнали, что придется ехать в Чистополь, я расстроился и сказал тебе: «Человек предполагает, а боги смеются». А на самом деле мы добыли золотые монеты и посмеялись вместе с богами.

Вернувшись в Москву, они с вокзала приехали на квартиру родителей. Августа, увидев Алешину походку, испуганно воскликнула:

– Сыночек, что с твоими ногами? Почему ты их волочишь?

Алеша хитро улыбнулся, попросил:

– Можно я переодену брюки? – И дал ей подержать их в руках.

– Почему они такие тяжелые? – поразилась Августа.

Он рассказал родителям все, прибавив:

– Мама, если у нас с Лилей не хватит денег, ты добавишь нам своих?

– Сыночек, мы с Павликом отдадим все, чтобы только вам было там хорошо.

2. Сомнения и страхи

Распоряжение о высылке могло прийти Алеше каждый день, они знали – это их последние дни вместе. Лиля собрала ему одежду на все сезоны, упаковала в три чемодана и поставила их наготове в спальне. Делали они это по секрету от Лешки, 17-летнего сына Лили, чтобы не травмировать молодую душу и чтобы он по-мальчишески не сболтнул приятелям.

В их писательском кооперативе живо обсуждали новости об отъезде евреев в Израиль – большинство писателей и их жены были евреями. Конечно, обсуждали и высылку Алеши Гинзбурга, считали, что за Гинзбургом поедет его жена. Тогда освободится еще одна квартира.

По ночам, когда дневные заботы и тревоги кончались, Лиля прижималась к Алеше, чтобы он запомнил ее ласки, тосковал по ним. Она отдавалась ему с нежностью и силой, впивалась в него губами, руками, ногами, старалась вобрать в себя всю его страсть. В такие минуты они погружались друг в друга целиком и оставались одни на всем свете.

Устав и обессилев, Лиля ненадолго забывалась на его плече, но вскоре просыпалась, нервно вздрагивала, и думы и заботы мгновенно заполняли ее. Она шептала:

– Боже мой, как все это мучает!..

Алеша просыпался от ее шепота, успокаивал ее, гладил, целовал:

– Что тебя мучает?