Любовь и власть

Каменский с радостной и, как показалось, Разлогову, искреней улыбкой, пошел на встречу. Мужчины обменялись рукопожатием.

– Садитесь, дорогой Алкександр Владимирович, там, где вам удобно. Правда выбор не слишком велик, – засмеялся Каменский.

Выбор в самом деле был не большой, из четырех стульев и одного кресла. Последнее он решил оставить Каменскому, хотя бы по причине его более пожилого возраста. Впрочем, признался он себе, и из некоторого угодничества тоже.

Они сели напротив друг друга.

– Как вы устроились, как квартира, понравилась ли супруге? Это же ведь самое главное в жизни, чтобы жена была бы всем довольна. Когда это происходит, все остальное воспринимается не так трагически.

Каменский произнес этот монолог весело-ироничным тоном, и Разлогов решил, что именно такие интонации и стоит взять на вооружение для их общения. По крайней мере до тех пор, пока лучше не узнает этого человека.

– Вы правы, когда жена довольна, мир выглядит совсем по-другому, чем когда она сердится. Даже стыдно становится от своей зависимости от ее настроения. А еще кто-то сомневается, кто главный в семье.

– Да, сомнений тут быть не может, – подтвердил, улыбаясь, Каменский, но Разлогову вдруг показалось, что одновременно он думает о чем-то другом. – Могу ли я быть с вами откровенным? – вдруг спросил он.

– А стоит ли разговаривать иначе?

– В самом деле, тут вы абсолютно правы, – с облегчением произнес декан. – Не скрою, когда я предложил ученому совету пригласить вас к нам на факультет, далеко не все были согласны с такой идеей. Разумеется, ни у кого даже в мыслях не возникло сомнений в вашем таланте и в ваших знаниях, но вы же понимаете, что в этой ситуации кандидатура рассматривается со всех сторон. В том числе и с тех, на которые, на мой взгляд, не всегда нужно обращать внимание. Но я убежден, что вы именно тот человек, который нам требуется.

– Спасибо за доверие, – даже отчасти растроганно поблагодарил Разлогов.

– Прошу вас, дорогой Александр Владимирович, никогда меня не благодарите. Я это сделал, исходя из интересов университета, студентов. Хотя вы, конечно, немало слышали о нашем учебном заведеиие, все же хочу, чтобы вы это услышали из первых уст. Когда в этом замечательном городе несколько лет назад на базе нескольких вузов решили создать университет, то была поставлена не совсем обычная задача. Мне ли вам говорить, что в том соревновании, которое сейчас происходит между государствами, победу одержат те страны, у которых человеческий капитал выше ка качеству. Любые технологии можно купить, в крайнем случае украсть, а вот если граждане мыслят неординароно, постоянно генерируют новые идеи, как технические, так и гуманитарные, предлагая их международному сообществу, такая держава рано или поздно вырывается вперед, становится мировым лидером. И именно решать эти задачи и призван теперь наш с вами университет. А для этого прежде всего требуются новые формы обучения, такие, которые высвобождали бы в студентах скрытый творческий потенциал. Поэтому главный упор у нас делается не на заучивание материала, а на созидательную работу, на поиск новых путей решений стоящих перед обществом, наукой, практикой проблем.

– Я понимаю и от всей души приветствую такой подход, – вставил фразу в декановский монолог Разлогов.

– Я и не сомневался, дорогой Александр Владимирович. Поэтому вы и были призваны. Более того, скажу откровенно, что вы, быть может, как никто другой нужны нам. Хотя наша кафедра философии небольшая, значение ей придается большое. Не мне вам объяснять, в какой ситуации пребывает современный мир. Повсюду разброд и шатание, никто не видит дороги вперед. А отсюда произрастает неверие в будущее, отрицание многих моральных и иных ценностей, которые человечество с таким напряжением, через кровь и пот выработало за последние несколько тысячилетий. Мы подошли к опасной черте, за которой бездна. Наша цивилизации погибнет, если не отыщет новые идеалы, соответствующие наступившим новым временам. Так уж мы, люди, устроены, что не способны существовать в идеологической пустоте; если человек не идет вперед, то он летит в пропасть. Но где они, эти идеалы, я вас спрашиваю, кто способен привнести их в современный мир и подарить их ему? Только философия. Но в каком она пребывает состоянии? В прежние времена слова философов ловили, как в древности пророчества оракулов. Сейчас же наш голос не слышен; если раньше философы были известны не меньше писателей, артистов или политиков, то нынче люди понятие не имеют ни о них самих, ни о том, чем они занимаются. Более того, зачастую на них смотрят, как на бездельников. И это очень печально. Если во главе колонны слепых не окажутся зрячие, то она когда-нибудь целиком свалится в пропасть. Отсюда вы понимаете, какая грандиозная и трудоемкая задача стоит перед нами. Нужно выйти из изоляции, нужно найти новые мысли, новые подходы которые придадут человеческой жизни новое понимание ее смысла. Речь идет вовсе не о теоретических разработках, речь идет о спасение всех нас. Ни больше, ни меньше. Вы теперь понимаете, зачем мы все здесь?

Разлогов внимательно слушал Каменского, пытаясь по привычке выйти на более глубинные пласты мысли декана, на те слои его сознания, которые и диктуют ему этот текст. Он давно понял, что истинные мотивы слов и поступков человека чаще всего находятся далеко от того, что он говорит или делает. И обычно этот разрыв даже не осознается, а говорящий пребывает в полной уверенности в своей честности и искренности. Но пока Разлогов не мог определить, какие побудительные причины двигают Каменским, он слишком мало знал этого человека. Хотя все произнесенное им, оставили в Разлогове двойственный след. Он был согласен с его словами и не согласен. Более того, все сказанное вызывала настороженность.

Он тихонько вздохнул, он рано радовался, не так-то просто и гладко будет ему тут. И все же то, что он только что услышал, по сравнению с тем, с чем он сталкивался ранее, являлось большим продвижением вперед. Ему надо будет, не афишируя, гнуть свою линию, внезапно нашел он выход из затруднения. Каменский в отличии от предыдущего его шефа, не похож на самовластного диктатора и не станет следить за каждым его шагом, фиксировать каждое произнесенное слово. Да и сама атмосфера здешнего университета гораздо раскованней и разяженней, он уже успел это почувствовать. А атмосфера – нередко определяет все, подчиняя своему влиянию даже тех, кто природой не приспособлен дышать воздухом свободы.

Он посмотрел на Каменского и по выражению его лица понял, что тот ждет реакции на его слова. Что ж, он попробует ее сейчас продемонстрировать.

– Мне кажется, Григорий Валентинович, вы очень правильно указали на главные болезни нашего времени. Мы зашли слшиком далеко, идя по одной и той же дороге. А рано или поздно все дороги кончаются. И мы все ближе к этому финишу. Вот все больше людей подсознательно и ощущают, что вот-вот они упрутся в непроходимую стенку. И им становится очень неуютно. Нельзя идти только по одному пути, рано или поздно за это ждет наказание. Пора менять направление.

– Именно это я имел в виду, дорогой Александр Владимирович, – горячо согласился Каменский. – Мы находимся на сломе эпох, а каждый таком слом требует осмысления и формулирование новых целей. И если наша страна, наши мыслители предложат их человечеству, то наше первенство окажется неоспоримым.

Вот значит что его гложет, он мечтает стать пророком нового времени. Или по крайней мере тем человеком, под руководством которого будут выработаны новые великие идеи и устремления.

– Но я не могу уверять вас в том, что знаю такие идеи, – заметил Разлогов. – По большому счету все идеи, даже самые грандиозные, преходящи, они не выражают самую сердцевину явления или процесса. В лучшем случае лишь создают иллюзию их выражения. А это всегда опасно.

Каменский несколько секунд молчал, обдумывая ответную реплику.

– Да, конечно, по большому счету вы правы. Но человек так устроен, он все время стремится оказаться в замкнутом пространстве. Оно может быть сколь угодно большим, но все равно замкнутое. И вот для того, чтобы чувствовать в нем себя комфортно, он должен понимать на сознательном или на подсознательном уровне, что представляет из себя эта геометрическая фигура. Мы должны видеть свои подлинные размеры. Когда же мы их преувеличиваем, а то и растягиваем до бесконечности, то вдруг оказываемся в безвоздушном пространстве. Нет, решительно мы не можем без кислорода.

Каменсккий вдруг смехом прервал себя.

– Что-то мы с вами прямо с места в карьер бросились спорить. Что значит философы. Их хлебом не корми, дай поразмышлять о мироздание и места человека в нем. У нас еще будет время поговорить на разные темы. А сейчас, если желаете, можете познакомиться кое с кем из своих коллег. Они в соседнем кабинете. Там и для вас стол приготовлен. Не знаю, как вам, а мне наша встреча доставила истинное удовлетворение.

– Мне – тоже, – ответил Разлогов. Но на самом деле он точно не мог определить, действительно ли ему понравился их обмен мнениями. В таком случае лучше всего не делать скоропалительных выводов.

– Что касается непосредственно рабочих вопросов, то у нас еще будет время их обсудить. До начало занятий – неделя. А теперь пойдемьте, я вас представлю вашим коллегам.

Каменский ввел его в довольно просторную комнату. В ней находились двое мужчин.

– Друзья, – проговорил декан, – позвольте представить вам вашего нового коллегу: Разлогова Александра Владимировича. Заочно он вам хорошо известен. Не удивляйтесь, – повернулся Каменский к Разлогову, – в прошлом семестре у нас был большой семинар по вашей книге: «Свобода от свободы». Признаюсь вам, что таких горячих споров давно не вызывал ни один труд.

Разлогов почувствовал приятное удивление. А он и не подозревал, что где-то внимательно штудируют первую его настоящую работу, которой он может гордиться. Правда после того, как она вышла, было несколько откликов, в том числе и из-за границы, но большой приливной волны критики труд не вызвал. Если говорить откровенно, это порождило у него разочарование; когда он его писал, то втайне лелеял надежду, что шум поднимется немалый. Пожалуй, все же прав Каменский, когда говорил о том, что современное общество заражено вирусом равнодушия к философии и вообще к любой серьезной, выходящей за рамки привычной, мыслительной деятельности. Уж очень многим кажется на этой планете, что на все вопросы найдены ответы и можно просто жить и наслаждатсья жизнью, ни о чем не задумываясь. Словно человек уже находится в раю. Хотя на самом деле он в предверие ада.

– Разрешите мне представить вам ваших коллег, – снова произнес Каменский. – Палий Валерий Витальевич.

Из-за стола поднялся мужчина среднего роста, с приятным, можно даже сказать, красивым лицом. Он подошел к Разлогову, дружески улыбнулся ему и подал руку. Они обменялись рукопожатием.

Палий понравился Разлогову что называется с первого взгляда. Он, казалось, распространял вокруг себя сильную ауру обаяния. Причем, оно не было искусственным, а являлось естественной эманацией его натуры. И у Разлогова появилось предчувствие, что они подружатся.

– А это наш известный теолог, отец Дмитрий Тихонович Шамрин. Я думаю, вы читали его работы.

Разлогов действительно читал несколько его статей, которые кроме неприятия и отторжения ничего другого у него не вызвали. И то, что ему отныне придеться работать бок о бок с этим человеком, было весьма неприятным сюрпризом. Но, как известно, ни родителей, ни сослуживцев не выбирают. Придеться искать с ним общий язык, какой бы трудной задачей это бы не было.

– С вашего разрешения я вас оставлю, господа, у меня еще много дел, – откланялся Каменский. – А вы уж тут сами, пожалуйста.

Каменский удалился. Однако неловкая пауза, которая обычно возникает в таких случаях, продолжалась совсем недолго.

– Очень рад, что вы будете работать в нашем университете, – сказал Палий. – Я как только узнал о том, что вас к нам приглашают, сразу обрадовался. Здесь нужны такие люди, как вы. Правда Дмитрий Тихонович?

Разлогову показалось, что в этом вопросе заключался какой-то подтекст или даже подвох. Вполне вероятно, что речь шла о каких-то неизвестных ему спорах. Пока неизвестных.

Шамрин как бы нехотя взглянул на Разлогова. Он явно колебался с ответом. С одной стороны, ему хотелось быть любезным с новым коллегой, но с другой, он почти не скрывал, что не одобряет его появление здесь.

– Всякий человек создан Господом, а значит не нужных людей на земле не появляется. Каждый Ему угоден, каждый выполняет уготованную ему миссию.

На первый взгляд ответ теолога не вызывал возражений и был по своему справедливым. Но с другой стороны, Разлогов чувствовал, что на самом деле это едва скрытый выпад против него.

– Значит, и любой преступник, к примеру маньяк-убийца тоже выполняет полезную миссию? – засмеялся Палий.

Разлогов с любопытством посмотрел на Шамрина, ему было интересно, как он выйдет из этой ситуации.

– Что ж, грешник нужен не меньше праведника, он указывает нам на то, кем мы можем стать, если не будем выполнять Его наставления, – хмуро ответил Шамрин. – Прошу прощение, но мне надо идти. Надеюсь, у нас еще будет время для плодотворного общения, – посмотрел он на Разлогова.

– Без всякого сомнения, Дмитрий Тихонович, – отозвался Разлогов.

Шамрин вышел.

– Ну как вам наш падре? – засмеялся Палий.

– Нам будет друг с другом не легко, – оценил ситуация Разлогов.

– Не знаю, насколько вы в курсе, чем занимается отец Шамрин?