Красный уголок капитализма

– Делают капитально. Пломбы ставят навечно. Правда, зубы потом выкрошиваются, но пломбы остаются. У меня своих – только два зуба, остальные пломбы.

– Дегко ли попасть на прием к зубному врачу?

– Я пять месяцев попадал – не попал. Талонов не хватает. Врачей много, а талонов – мало. Поэтому пришлось схитрить. Фамилия у меня Зубанюк, а звать Николаем. Жена тоже на моей фамилии, балериной работает, может, слыхали? Зовут ее Ниной. Получается, что ее в афишах пишут так же, как меня в повестках – Н. Зубанюк. Так вот, я в поликлинику попал по ее направлению из женской консультации. Вроде как в тягости я, а с такой справкой без очереди.

– А справка эта, значит, не настоящая?

– Обижаете, гражданин корреспондент. Самая настоящая, со сроком на пятом месяце. Когда у меня с зубами совсем плохо стало, я решился помощи у жены просить. Пришла она как-то с репетиции, партию Жизели для премьеры готовила. Смотрю на нее, уставшую и стройную, любуюсь. Потом про зубы вспомнил и говорю: «Ниночка! Не дай от зубов мне погибнуть. Помоги». Объяснил, что единственный путь к спасению – через ихнюю консультацию. Она всплакнула, конечно, уж больно танцевать любит, но в беде не оставила. Сегодня я по ее справке вставлю последние пломбы, и все. А тридцать две пломбы во рту – великое дело. Крепкие, и зубная боль не страшна.

– А жене вашей, значит, придется через… через… роддом?

– Придется. А что же делать? У нее-то зубы как у волчицы. Может, и у малыша такие же будут.

– Спасибо вам за беседу.

Я вижу, что доктор готов к работе. Он берет шприц и делает обезболивающий укол пациенту. Последний держится прекрасно. За ручки кресла. Видно, что укол доставил ему несколько неприятных мгновений, иначе он не кричал бы так сильно и долго.

– Как вы себя чувствуете, Николай?

– Сейчас уже лучше. Самое страшное позади.

Дантист ослепляет халатом и подбадривающей улыбкой. Он закатывает рукава, обнажая крупные руки. Голова Николая запрокинута, рот широко открыт, глаза надежно закрыты. Доктор высверливает в зубе пациента скважину и отходит к своему столику. Николай широко открывает глаза, плотно закрывает рот и, схватившись руками за подвешенный к потолку микрофон, выскальзывает из-под простыни вверх. Он поднимается по шнуру быстро, как муха. На нем сиреневое женское мини-платье. В глаза бросаются явные признаки беременности. Правда, эти признаки выпали в кресло в виде цветастенькой подушки. Шиньон тоже не удержался на голове и упал рядом.

– Доктор, – умоляет пациент, – Я передумал. Оставьте мне хотя бы один живой зуб. Я не перенесу вашего коловорота.

Однако микрофонный провод вот-вот лопнет. Скоро, совсем скоро Николай снова окажется в кресле и ему запломбируют последний зуб. А я пока прощаюсь с вами, дорогие товар…

Мест нет!

(В полусне). Паша, ты, видел, как лошади спят стоя? Не видел? Посмотри на меня и увидишь. Я сплю стоя. Мне даже снятся кошмары. Это от недостатка комфорта. Еще ботинки жмут. Сниму их к лешему… Во-от. Без ботинок лучше. Ноги дышат полной грудью.

Паша, ты зачем взял меня за плечо? Это не ты? Здравствуйте, вы кто? Извините, товарищ сержант, заснул. Знаю, что вокзал, знаю, что нельзя, особенно стоя. А где можно? Спасибо. Про гостиницу я слышал. Нас нигде не взяли. Спасибо, сейчас еще попробуем.

(Окончательно проснувшись). Паша, просыпайся. Только не падай. Мы идем в гостиницу. Иди за мной… Когда ты научишься спать стоя и не падать?

Паша, ты видишь, как горят мои глаза? Это от бессонницы. Но с ней покончено. Я придумал. Ты видел когда-нибудь негра на вокзале на чемоданах? Не видел? И я не видел. Все, Паша, мы превращаемся в негров и идем бай-бай в гостиницу. Пойдем в парикмахерскую, покрасим волосы, завьем кудри. Пойдем к сапожнику, пусть почистит нам лица и руки.

…Паша, ты прирожденный негр. Как я раньше этого не замечал? Какие великолепные губы и нос. И даже глаза красные. Я знаю, что от бессонницы. Но это так кстати. А мне как этот цвет? Идет? Ну, и отлично. Мы с тобой вылитые негры. Мне кажется, что ты не Паша, а Билл. Пойдем вон в ту, самую шикарную, гостиницу.

Паша, не стучи в дверь так громко, не нервничай. Стучи с достоинством, как негр. Вот так…

Добрый вечер, мсье портье, разрешите войти? Вы так любезны. Мы с Биллом решили остановиться у вас. Мэри сказала, у вас самая лучшая гостиница в городе. (Паша, работай под негра, вспомни, что ты о них знаешь.) Мсье портье, как вам мой русский язык? О! Спасибо. Вы мне льстите. Это мой родной язык… Второй. Первый – это наш, негритянский. А это Билл. Билл, заходи, здесь так прелестно. О! Я вижу у вас в вестибюле бассейн и пальмы. Билл, мне кажется, в этой гостинице даже лучше, чем в той, откуда мы пришли. Эти пальмы напоминают мне мою родину.

Мсье портье, вы не судите Билла строго за то, что он полез на пальму. Он не видел их 30 лет, он здесь родился. Но он прирожденный негр. Он сорвет всего один кокос и слезет обратно.

О, Билл, ты шалунишка, слазь с пальмы и давай паспорт. Мсье портье говорит, пустая формальность. Вот наши паспорта. Вы можете в них не заглядывать. Мы негры. Не может быть, мсье портье. Он? Паша? Ну, какой он Паша? Вы посмотрите, как он прыгает с пальмы на пальму с кокосом под мышкой. Разве Паши так прыгают? Это типичный Билл. В паспорт вкралась неточность. Поверьте нам…

А вот насчет фотографии вы правы, мсье портье. Билл на ней почти белый. Он просто побледнел. От страха. Он никогда не видел фотоаппаратов. Да еще со вспышкой. Он три дня ходил белый, а потом отошел и почернел…

Мсье портье, не утруждайте себя, вот, возьмите доллар на пустые формальности. Что? Это рубль? А чем вы недовольны? Он дороже доллара на 30 копеек. Сдачи не надо.

Алло, Билл! Слазь на землю, нам дали два номера. Чем ты недоволен, Паша? Ах, дорого. Да, да.

Мсье портье, сделайте нам один номер на двоих. Мы привыкли у себя на родине жить всем племенем в одном номере. Спасибо, мсье портье.

Паша, ура! Мы в гостинице.

…Паша, не грусти, мы уже неделю живем в гостинице. Чего тебе еще надо? Питаешься в ресторане, обслуживают без очереди, в транспорте уступают место. Мне вчера весь троллейбус уступили. Ехал один. Чего тебе не хватает? Девушек? Ну вот, а чего? Даже эта негритяночка из соседнего номера на тебя поглядывает. Женит тебя на себе, Паша. Э-эх! Увезет тебя на Берег Слоновой Кости, будешь большим вождем. На лучших пальмах спать будешь. А, Паша? Ну, не грусти. Мы же у себя дома, а живем, как в гостях. Что значит, какие гости. Обыкновенные. Гости-негры.

Паша, успокойся. Ну почему ты не хочешь быть гостем-негром? Это так здорово… Хочешь быть хозяином, а не гостем? Понятно. Я тоже хочу. Мне тоже надоело быть гостем… Я согласен, Паша. Пошли мыться, бриться, переодеваться. Будем опять хозяевами! Пойдем на вокзал, будем спать стоя.

К сатирикам

Пора эту критику прикрывать. Зачем вообще она нужна? Мешает жить, и ничего больше. Вот недавно меня обкритиковали. Плохой, говорят, я хозяйственник. О своем личном много думаю, а о государственном мало. Но это неправда. У меня своего личного, считай, ничего нет. Все государственное. Гараж— государственный, гостиница – государственная, склад – государственный. Все учреждение мое – государственное. Просто я им распоряжаюсь. Гаражом, гостиницей, складом, всем учреждением. А лично мне ничего не надо. У меня все есть. В гараже, в гостинице, на складе, во всем учреждении. Я звоню и распоряжаюсь:

– Грузовик – в дачный кооператив, со склада дефицит – по адресу, в гостиницу – Иванова, путевку – Петрову, а Сидорова увольте. За что – сами придумайте.

Приходят эти сатирики и говорят: неправильно распорядился. Откуда они знают? Коллектив сообщил? Ну, с коллективом разберемся. Узнаем, кому там что надо. А сатирикам что надо? Откуда у них эта жажда критиковать? Да от плохой жизни. А откуда плохая жизнь? От критики. Вот пусть попробуют не критиковать, может, жизнь улучшится. Пусть сатирик придет ко мне и скажет, в чем дело, и попросит, что надо. Может, жена пилит? Попроси, я помогу с разводом. Может, соседи неласковые? Попроси, помогу с квартирой. Может, желудок не срабатывает? Попроси, помогу с лекарством. Только не лезь в мои дела. И я в твои не полезу. Пиши. Слева направо на стандартной бумаге хоть 25 листов в день. Но пиши хорошее! На плохое не обращай внимания. Я понимаю, увидеть хорошее трудней. Оно, как драгоценный металл, всегда в глубине. Вот и смотри вглубь. А плохое увидеть, конечно, проще. Посмотрел по сторонам и увидел. Заглянул в себя и обнаружил. Как сказал поэт, то есть я: «Хорош и плодовит сатирик тот, кто сам имеет множество пороков». Ха-ха! Как поэт я сказал, даром что хозяйственник! Не пошел ведь в поэты. Вот поэтому и обращаюсь к сатирикам: давайте не будем! И обращаюсь к хозяйственникам: давайте поможем! Пусть сатирики принесут нам списки, кому что надо. Мы, хозяйственники, обеспечим. А вы обеспечьте тишину. Договорились?

Экскаватор

По городской околице весело бежал шагающий экскаватор. Он бежал красивой крупной рысью, вытянув длинную шею-стрелу вперед. Иногда исполин сбивался на галоп. Тогда машинист экскаватора Себяшко чуть сбавлял газ и переводил его на рысь. В целях экономии горючего.

Инспектор ГАИ Гаврилов на «жигуленке» тщетно пытался остановить бегущее транспортное средство. Экскаватор аккуратно перешагивал желтую машинку и бежал дальше. Наконец у инспектора Гаврилова кончился бензин, и он отстал.

Машинист Себяшко был в отличном настроении, он решил посвятить сегодняшний воскресный день рыбной ловле.

К лесному пруду уже подтягивались и другие спортсмены-рыболовы. Кто – на «Волгах», кто – на «МАЗах», а кто – просто на вертолетах. У поворота на лесную дорогу к обочине автострады притулился совсем новенький ИЛ-86. Экипаж Кулебякинского управления Гражданской авиации поприветствовал Себяшко, пробегающего мимо на своем экскаваторе. Стюардессы сгибались под тяжестью сеток с закуской и очаровательно улыбались. «Похоже, с ночевкой намылились», – подумал Себяшко, сбавляя газ на повороте.

Клев стоял отвратительный. К обеду Себяшко пересчитал улов. У левой задней ноги экскаватора лежал, как ни считай, всего один скрюченный ершик с грустными глазенками.

Директор карьера, в котором работал Себяшко, раскинул снасти по соседству. Он также складывал улов возле транспортного средства – служебной «Волги». У левого заднего колеса лежала пустая бутылка из-под лимонада. Рыбы пока не было.

– Себяшко, друг, как твои дела с экономией горючего?

– Хорошо, товарищ директор. Сэкономлю больше, чем за прошлый год.

– Молодец… Вот клев паршивый. А помнишь, как лет пять назад здесь клевало? Ведь по сорок окуней с тобой выдергивали.

– На удочку. А с динамитом и того больше, – отозвался Себяшко.

– Да-а… А как вывозили улов? На худеньком «зилке». А сейчас – такая техника! У тебя шагающий в ковш тонн сорок возьмет, а повезешь ты домой одного ершишку. Смех.

Невеселый разговор прервал инспектор ГАИ Гаврилов. Он заправился по сходной цене у проходящей по трассе машины и сейчас приехал на пруд с проверкой.

С противоположного берега вспорхнули стайкой пять вертолетов. Их водители, очевидно, заметили машину Гаврилова и решили улететь от греха подальше. Путевые листы у них, конечно, есть, но вдруг оформлены неправильно, да мало ли к чему можно придраться.

Себяшко протянул путевой лист Гаврилову. Тот вчитался, вернул путевку обратно, козырнул и уехал.