Снежная человека

– А куда пуделя? Куда нашего учёного пуделя?

– К тете Моте. Вместо него забери у неё пару хомячков, пусть конфискуют!

– А куда картины, куда подлинники?

– Рафаэля отнеси к тете Кате.

(Подходит к картине Рафаэля «Мадонна», любуется). – Вот смотри, Маша, она, как живая! Я даже больше скажу, я ухом к её животу прикладывался – бурчит! Послушай сама.

(Маша прикладывается ухом к животу Мадонны на картине, прислушивается) – Точно, бурчит… А она не пукает?.. А может, это – у нас?

– Не позорь Рафаэля, Маша! Конечно, пукает! Это же Рафаэль! Вместо него купи картину в художественном салоне. С прорабом в сапогах.

– Которую?

– Ну, на которой сапоги, как живые.

– Сапоги нюхать?

– Можно не нюхать, понятно и так. Повесь картину на стенку, пусть конфискуют.

– А натюрморт? Твой любимый натюрморт?

– Какой?

– Ну, где нарисованы два талона на колбасу.

(Муж подходит к картине, нюхает все талоны на натюрморте, гладит их рукой).

– Маша, этот натюрморт – лучший шедевр в мире. Здесь талоны на колбасу, на водку, на масло. Они так нарисованы, что передают божественный вкус тех продуктов! Ты помнишь вкус того масла? А – колбасы? А – водки? (Плачет). Ты понюхай натюрморт, он, как живой. Пахнет, как в нашем, ТОМ самом гастрономе! И ничего в жизни потом не было вкуснее! (Нюхают натюрморт, плачут, лижут талоны). Давай вырежем талоны и съедим! Они вкуснее нынешней колбасы.

– Ты что, милый? Натюрморт – шедевр? Память молодости.

– Ладно. Отнеси тёте Кате вместе с Рафаэлем.

– А книги, книги куда?

– Художественную литературу спрячь. На всякий случай прочитай ещё раз. Всё прочитай и запомни. Чтоб потом внукам рассказывать. Вдруг конфискуют. На полках оставь соцреализм развитого социализма. Пусть конфискуют… Так. С нашими машинами, домами, квартирами и прочими яхтами у нас всё в порядке – они не наши… Беги и действуй!

– Милый, как мне хорошо с тобой и спокойно.

– А ты как думала? Ну, я побежал. А ты начинай книги читать, с Пушкина начинай.

– Колюня, да сейчас всё в интернете есть.

– А самих-то книжек нету. Это же 19-ый век! Щупай тогда их, нюхай, запоминай, какие они. Смотри на них, любуйся. Ну, пока!

– Пока… Ладно, пошла книжки щупать, нюхать и запоминать… Что же Коля мой такого натворил, что у него конфискуют, а у других – нет. Гений он у меня!

Увековечь себя сам!

Вы знаете, что парк «Зарядье» в Москве занял первое место в мире? По чему? – а по сексу. Правда, главный архитектор сказал, по любви, но там же видеокамеры кругом стоят, на записи видно же по какому виду спорта мы чемпионы.

Я думаю, надо как-нибудь зайти, посмотреть.

В наши годы Измайловский парк был. Там мы невест и искали. Пришёл, бросил матрац надувной в кусты и смотришь в бинокль. Если чувствуешь, что невеста идёт, или лежит, прямо уже совсем невеста, то выходишь и правдами-неправдами приглашаешь её на матрац. Мол, чаю попить, я тебе на пианино сыграю.

Она приходит в гости на матрац, спрашивает, туфли можно не снимать? Говоришь ей, конечно…, а всё остальное можно снимать. Короче, сразу взаимопонимание возникает. Но кто мог знать, что народ в этом парке собачек выгуливает! Я уже в невесомость впадал, как слышу, мне в ухо воткнулась чья-то мокрая морда. И дышит в ухо. Смотрю – дог. Весь чёрный… но дружелюбный. А в глазах его печальных – просьба, мол, не волнуйся, я вам не помешаю, а удовольствие ваше только усугублю. И пристроился ко мне третьим сзади.

Девушка моя, как увидела, что у нас железнодорожный состав формируется, так сразу и убежала. А я не могу вырваться из цепких лап, зверюга-то серьёзная. Кричать стал, уберите собаку! Хорошо, хозяйка вовремя подоспела. То, что я без одежды стою, весь практически изнасилованный, её не удивило. А собачке своей она засюсюкала:

– Рексик, мой маленький, ненаглядненький, потерялся, пойдём гулять, плюнь на дядю.

Рексик плюнул на дядю, спасибо ему. Ушли они. Тут важно в поисках невесты самому невестой не стать.

Короче, со следующей девушкой – невестой я решил встречаться в каком-нибудь обжитом месте. Лучше в подъезде. У нас 5-этажки кругом. Выбирал подъезд тщательно. Хочется же, чтобы туда для туалета с улицы поменьше народа шастало. Чтобы девушке понравились запахи, убранство, вид из окна. Помучился я изрядно. Но нашёл. И хорошая девушка для хорошего подъезда тоже нашлась, слава Богу. Даже быстрей нашлась, чем подъезд.

И вот только мы расположились на подоконнике и приступили, глядь, бабулька с ведром мусора сверху идёт. Остановилась возле нас и смотрит. Мы тоже притихли. Все молчат, не дышат. И тут бабулька басом как закричит:

– Бесстыжая! А ну пошла вон отседова! – и ведром замахивается.

Девушка исчезла, а бабулька вцепилась в меня и говорит: «Плюнь на неё! У меня другая для тебя есть, внучка моя».

И тащит меня наверх. И мусор обратно домой притащила вместе со мной. Внучка оказалась цирковой гимнасткой. Фоточку свою под куполом цирка показала. Я спрашиваю, а за что ты держишься одними зубами? Она объяснила, что на трапеции устройство такое есть, загубник называется. Я на губы её посмотрел – мускулистые. Устройство себе представил, загубник этот. Что-то он мне напомнил. А она прервала ход моих мыслей и говорит:

– Я вообще без высоты не могу. Или под куполом цирка, или под куполом неба. Ты что выбираешь?

Я говорю, под небом я больше привык, ходить. И она берёт меня за руку и говорит, тогда пойдём. На крышу!

С крыши той высотки огоньки до самого горизонта горели. Когда она меня припечатала к ограждению на краю крыши, я глянул вниз и подумал, надо было купол цирка выбирать. Но поздно! Она уже в районе моих карманов в штанах шарила. Может, деньги искала? А, может, загубник этот – для репетиции? Когда она его нашла, дело повеселей пошло, я даже бояться перестал. И даже дёрнулся от счастья. А вот это было зря! Сломались перильца, съехали мы на самый край. Там я чудом удержался за какой-то выступ. Сам вишу на краю крыши, и она на мне висит, за ноги мои держится. И за загубник. Инстинкт, видимо, цирковой. Загубник не выпускать ни при каких обстоятельствах.

Я вишу и думаю, зря я на купол цирка не согласился. Такой номер получился мировой!

Короче, чудом, но остались мы при своих: она – с губами, а я – с загубником

… Я уже отчаялся с невестами, если бы Варю свою не встретил. Вот она идёт, я смотрю сзади – и у меня на брюках задний шов всегда расходится.

Я сразу понял, это – судьба! Но судьба тяжёлая и непредсказуемая. Она говорит, удивишь меня – всё тебе будет. А не удивишь – даже не заикайся.

Я на памятник лазил, фуражку с него каменную снимал, на себя надевал – не удивил. Даже когда с памятника свалился, и фуражка мне на голову упала. Фуражка каменная – вдребезги. А голова только умнее стала.

Возле консерватории гуляли, там солист пел, я с улицы спел ему ноту на октаву выше! – не удивил. Даже когда народ с концерта выбежал посмотреть, кто так поёт на улице.

По Кремлю гуляем, я думаю, тут вообще никого ничем не удивишь. Тут нас удивляют. Мимо Царь-пушки проходим, мимо Царь-колокола. Я как глянул на эти башни, вздыбленные вокруг, сразу понял, или сейчас, или никогда! Такая Великая история вокруг, а я девушку удивить не могу? Или я сам себя увековечу, или увековечат меня!

Вы не представляете, как это непросто засунуть свою подругу под 100 кг головой вперёд в Царь-пушку. Чтобы из дула торчала только её задняя часть! А потом – подкатить к ней все эти ядра, установить их друг на друга, чтобы сравняться с любимой над уровнем моря. А ядра раскатываются. А экскурсии идут. А ты – сделал своё дело! А потом подошёл к Царь-колоколу и с размаху пробил по нему своим достоинством так, что звон поплыл по всей Руси Великой!

(Лирическая часть)