Вадька, а вдруг я приеду! Не знаю, как тебе, но мне, по-моему, было бы хорошо. А загара у меня уже нет… В Москве сейчас холодно… Да и на душе как-то гадко и серо… Хотелось бы вспомнить твоё лицо. Глаза помню… помню улыбку… (Помнишь? Я тебя всегда просила улыбаться.). А в общем зрительная память у меня плохая…
Вадик, а как дела у тебя на работе? Напиши. У меня пока всё хорошо. На этой неделе была два раза на вечере, ходила в театр (смотрела "Белый лотос"). Завтра нужно тоже куда-то идти… вернее, приглашена на вечер в МЭИ (Московский энергетический институт). Будет настроение, пойду.
Насчёт моего приезда, в том или в другом случае, я тебе сообщу заранее, так что ты не волнуйся, справлять этот праздник ты будешь. Я тебя не подведу.
Сейчас я кончаю своё письмо, и дочитаю книгу Кронина "Звёзды смотрят вниз". Не читал? Прочти. Целую. Марина.
P. S. Как я хочу тебя видеть, если бы ты знал!!! Целую глазки.
16.10.56 г.
Милая Мариночка!
Позавчера, в субботу, неожиданно для себя я побывал в Эрмитаже, затем, прогулявшись по городу, отправился в кино на картину «Жюльетта», которую раньше не смотрел. До чего же чудесный фильм! В воскресенье и понедельник решил отдыхать, т. е. посидеть дома и ничем не развлекаться. Вчера возился с микрофоном, за карточки (дальше) так и не принялся.
И вот, дорогая, получил твоё письмо… Только после этого мне до конца стало ясно, как велико моё желание видеть тебя. С этого момента ни о чём другом я не могу думать, вернее, думаю, но все другие мысли не вытесняют мысли о тебе. Сейчас утро, я на работе. Решил не ждать до конца дня и написать тебе сейчас.
Маринка! Несколько раз ночью я просыпался с мыслью, что ты рядом. Но… я был один.
Радость моя! Приезжай, если есть малейшая возможность. Мне думается, что мы с тобой чудесно проведём время. А почему мама против? Убеди её, скажи, что очень хочешь посмотреть Ленинград, познакомиться с двоюродной сестрой, наконец. Мне кажется, что если очень хочешь, то сможешь убедить кого угодно и в чём угодно. В общем, если будет так, как мы хотим, это будет чудесно!
/Мне даже не верится, что через 20 дней я опять смогу целовать твои замечательные губки, так сильно я этого хочу!/
Я жду твоего решения, жду тебя,/жаждущий обнимать и целовать, целовать тебя/, дорогая. Твой В.
"Звёзды" Кронина читал. Очень сильная книга. "Замок Броуди" ты тоже читала? Я прочёл "Письмо женщины" С. Цвейга. [Точное название: "Письмо незнакомки". – Авт. ] У тебя нет чего-нибудь С. Цвейга? Дать почитать, а? В.
* * *
После этого письма следующее написала Марина, но Вадим его разорвал. В чём причина, ясно из самих писем, и, как говорят, "комментарии излишни".
3
Маринка![12 - Это письмо написано карандашом, крупно, размашисто, конверт "Авиа".]
Только что полученное от тебя письмо – для меня, ты, конечно, понимаешь, полная неожиданность. Каждая строка в нём переворачивает всё во мне, оно попросту оскорбительно. Не задумывался, как можно истолковать моё письмо, но прекрасно помню, что думал, когда писал. Не понимаю, из чего ты всё это наворотила, а определения вроде "скотские отношения" можешь приберечь для других. Это настолько противоречит действительности, что я считаю унижением в этом оправдываться. Если ты просто этим письмом решила грубо порвать всякие отношения со мной, то зачем всё предыдущее?
Неужели оскорбительной мерзкой похотью можно объяснить желание видеться с тобой?
А для того, чтобы не приезжать в Ленинград, не было никакой необходимости в моих письмах выискивать, чёрт знает – какой, смысл. Могла просто сказать, что не приедешь.
Маринка! Мне всё прежнее казалось таким хорошим, что обидно, что ты этим письмом так запятнала мои мысли о тебе. Не понимаю, из чего взялось это письмо, зачем оно тебе было нужно. Жаль, очень жаль.
В.
23.10.56 г.
Ваденька, дорогой!
Действительно, я была в какой-то "белой горячке". Ты знаешь? Я прочла письмо, и твоя фраза "Несколько раз просыпался с мыслью, что ты рядом. Но я был один" показалась мне оскорбительной. Ну, конечно, я тут же накатала тебе письмо, а уж через 5 минут жалела. Мне показалось, что по приезде в Ленинград ты мне скажешь: "Не понимаю, зачем ты приехала?.. Ведь я тебе ясно всё изложил!.." Ты же знаешь, что это – мой больной вопрос. Но если это не так, то я тут же беру слова обратно и очень прошу меня извинить.
Если ты ещё хочешь, то я, вероятно, приеду в Ленинград. Я уже получила письмо от сестры, которая очень хочет видеть меня, ну и т. д.
Вадька, не обижайся! Ладно? Если приеду, я тебе всё объясню.
Марина (целую).
25.10.56 г.
Дорогая!
Признаться откровенно, я не на шутку обиделся на тебя за тон и слова твоего письма. Я несколько раз перечитывал его и не верил, что это ты могла написать. И это – после предыдущего письма, такого тёплого и нежного! То письмо в тот день я разорвал на мелкие кусочки и уничтожил. Это было первое письмо, с которым я так обошёлся. Оно было – как пощёчина. Мне было стыдно при одной мысли, что его может кто-нибудь прочесть. Но другое, написанное перед этим, я прочёл ещё вчера, – стало как-то грустно, и я решил, что всё же через пару дней напишу тебе пару слов.
И потом ты не представляешь, как мне самому неприятно брошенное так неуместно слово (слово – не воробей…) «дура». Я не раз об этом думал прежде и каждый раз ругал себя. У меня до сих пор не выходит из головы эта вдруг откуда-то выскочившая фраза. У меня было тогда такое чувство, что её сказал не я, а кто-то другой в моём присутствии. Но извиняться я тоже считал глупым. Это ничего не меняло бы, – всё равно уже сказано, сказано глупо, неуместно. А твои слова в конце того письма не раз приводили меня к мысли: "Если бы и стоило назвать, то теперь…", но я тут же вспомнил Зерновую, неловкость того момента, а затем – многое хорошее, что было тогда, а после всего – нежность твоего предпоследнего письма (твоё "целую глазки"), буквально сводившего меня с ума, а после него – опять холодный душ последнего письма и т. д. и т. п. по кругу. Думал я и не понимал.
И сейчас полученное твоё письмо всё поставило на место. Значит, я всё же правильно понимал тебя, ты не могла, если хоть сколько-нибудь дороги наши отношения, свести их к пошлости, которой, увы, много в жизни, но которая не украшает людей и их отношения. Ну, хватит об этом, постараемся забыть. Я считаю, что то письмо от тебя не получал. Правда, это письмо, опять же будь на твоём месте другая (К тебе я такие мысли не хочу относить.), можно рассматривать так же и как тонкое предупреждение всяких неосторожных слов и поступков с моей стороны. В общем, не хочу осложнять наши отношения. Отношусь к тебе по-прежнему. Будем надеяться, что ещё не поздно устроить праздники получше.
Короче говоря, Маринка, жду от тебя весточку. Напиши мне о времени твоего приезда. Если это будет не с 7 час. утра до 6 вечера, я тебя встречу на вокзале. Напиши мне подробно всё, что ты думаешь, какие у тебя планы, когда приедешь и как встретимся.
С приветом. До встречи, целую крепко,
по-прежнему твой Вадим.
От автора
Приближались ноябрьские праздники. Обоим хотелось увидеться. И похоже, оба боялись, как бы что-нибудь непредвиденное или какое-нибудь ещё неосторожное слово не помешали встрече, которой оба очень хотели, даже смотрели на эти праздники, как на критический момент, от которого зависела судьба их дальнейших отношений: накал чувств на самом деле достиг предела, после которого без встречи мог быть срыв. А пока шло время, шли и письма.
30.10.56 г.
Вадя!
Приеду в Ленинград 7-го ноября, рано утром. Раньше выехать невозможно. Встречать меня не нужно, а найдёшь ты меня в Сапёрном переулке, доме М, кв. N. Спросишь Орлову Зину. До встречи.
Марина.
Фототелеграмма от 30.10.56 г.:
"Маринка! Если можешь, сообщи сейчас, какого числа примерно ты приедешь в Ленинград. Причину объясню потом. До встречи. С приветом. В."
Телеграмма от 31.10.56 г.: "Приеду 7 ноября утром. Марина."
31.10.56 г.
Милая Маринка!
Письмо твоё оказалось во много раз быстроходнее изображённого на конверте дизель-электрохода «Россия». Отослано оно вчера, а сегодня я его уже получил. Сегодня же днём получил и твою телеграмму.
Что ж! Если не хочешь, постараюсь не встречать. Очевидно, тебя будет кому встретить.