В садах Эдема

Взбираемся обратно. Я тащу санки, она бежит впереди, смешно петляя ножками. Оборачивается, замёрзшие губки улыбаются:

– Давай ещё дальше проедем! Вон туда!..

Машет варежкой:

– Вон до того дома!

Я киваю:

– Попробуем.

– И прямо в дом! Как стукнемся! И сломаем дом!

– Ломать нельзя.

– Почему?

– Там люди живут.

– А как же? Как же мы стукнемся?

– Стукнемся и отскочим. Как мячики.

Хохотнув согласно, она кивает и снова бежит вперёд. За дорогою, в неровной темноте неба, высится чудовищная чёрная громада недостроенного дома.

– А давай мы этот дом сломаем? Строители будут строить, а мы ломать!

Что за фантазии? Вот прицепилась: сломать и сломать! Пытаюсь вернуть её к реальности:

– Как же ты его сломаешь?

– А мы… – она останавливается, вдохновенно поднимает ручку, – а мы… А мы возьмём другой дом и положим сверху!

Что называется, выход! Я смеюсь.

– Давай?

Ну, что ты будешь делать?

– Давай!

– Ну? – она вдохновенно смотрит на меня блестящими глазками из-под меховой шапки, вся – ожидание и порыв. – Пойдём?

– Куда пойдём?

– За домом!.. Дом брать! А?

У меня был хлопотливый день: с Олечкою ездили к ранней обедне, к поздней я один повёз Лизаньку, после обеда – втроём ходили в погреб за картошкой и соленьями.

У Лизаньки появились коньки (Вадим подарил – странный парень! лет, наверное, за тридцать; говорит, что служил на границе, там как-то «получил по черепу» и с тех пор на пенсии; мать верующая – он и прибился к церкви; на все руки мастер, только вот запивает время от времени; матушка его – маленькая, сухонькая старушка – мне кажется необыкновенно красивой, как фея из сказки; сына обожает безмерно, видит в нём великие таланты).

25.02.85, Чистый понедельник

Лизанька заболела; был нынче врач, сказал: «ветрянка». Против пупочной грыжки велел делать массаж. Олечка сразу преисполнилась уважения к нему.

Иванушка уже самостоятельно стоит в кроватке – и подолгу; потом коленки у него подгибаются, он оседает с жалобным криком и падает. Сегодня я дал ему пожевать рогалик – он съел едва ли не половину и ни разу не поперхнулся. Значит, будет теперь «ясти» хлеб.

Не курю. Мы с Олечкою нынче голодаем. И завтра.

До поста я успел прочитать на русском: Шевырёва – об античной поэзии, на немецком – два романа: Сенкевича «Qvo vadis?» и странную книгу о бароне Теодоре Нейхофе, побывавшим в роли короля Корсики. Правда, всего полгода – но неужели это не выдумка, а исторический факт? Настоящий авантюрист – в XVIII веке! Французский гвардеец, шведский офицер, испанский полковник, в Париже – приятель великого спекулянта Джона Лоу (я так и не понял, в чём порочность его системы – разве что в жадности?), наконец – король Корсики, политический беглец в Голландии и узник долговой тюрьмы в Англии. С удивлением узнал, что Корсика стала французской лишь в 1768 г. – за год до рождения Наполеона.

04.03.85

«Сказку о царе Салтане» Лизанька едва ли не всю знает наизусть; часто, играя, шепчет или бормочет вполголоса строки оттуда; часто просит почитать её.

А вот парами приставляет стулья к креслу:

– Это что у тебя такое, Лизанька?

– Автобус.

– А почему в нём никого нет?

– А потому, что я… я с авто… – спотыкается, но выговаривает, – с автостанции ещё не съехала… А ты знаешь, чем у меня автобус питается? Совсем не бензином!

– Чем же?

– Пищей! – смеётся.

Бегает с книжкой в руках и «читает» вслух что-то маловразумительное.

– Что ты читаешь, Лизанька?

– Это стихи. Хорошие!

– Ну, почитай.

– Потом…

И, отбегая, снова бормочет ритмическую абракадабру. Но вот прибежала с торжеством – глаза горят, волосики дыбом:

– Послушай, послушай, отесинька!.. Вот какое стихотворение… «Солнце и вечер» называется.

И декламирует, помахивая зажатой в руке книжечкой:

– Пост Великий наступил… И пришёл порою той… И Господь пришёл на землю…

Смешалась, добавила несколько «таинственных» слов и замолчала в ожидании.