Убойное лето

– А если Сарычев не врет? – спросил Прокофьев, обращаясь к себе.

– Может, врет, может, не врет, – сказала Вика – лишь бы что-то сказать.

– Его действительно могли подставить под убийство. Вельяминов спал с его женой, Сарычев мог его за это наказать. Чем не мотив для убийства?

– Пиво, наверное, уже теплое.

– Могли подставить Сарычева, а подставили Вельяминова. Может, Сарычев подставил, а может, кто-то другой.

А подставить Сарычева мог кто-нибудь из любовников Вельяминовой. Возможно, она их для того и заводила, чтобы решить проблему с мужем. Прокофьев усмехнулся. Поздно уже – и мозг засыпает, и мысли еле ворочаются, отсюда и бредовость суждений.

– Пиво, говоришь?

Пиво действительно утратило ледяную свежесть, но бутылочку Егор осушил с превеликим удовольствием. И вспомнил утренний разговор с гражданкой Листьевой. Она говорила о любовниках Вельяминовой в общем, но двоих она видела в лицо, Сарычева недавно, а кого-то еще в мае. Или даже в апреле. А видео с ее домофона так и не скопировали. Прокофьев собирался поставить эксперту задачу, но, видимо, запамятовал. Или даже не придал значения: слишком уж увлекся Сарычевым. А надо бы глянуть на человека, которого засекла камера Листьевой. И чем скорее, тем лучше.

Прокофьев глянул на часы, половина двенадцатого, Листьева наверняка уже спит. И домофон ее работает на запись только в том случае, если нажимают на клавишу звонка. Запись может храниться и месяц, и два, и даже год – в зависимости от интенсивности пользования звонком. Если так, то за ночь ничего не случится. А если запись уже стерта, то и метаться поздно.

Но вылезать из теплой постели все же пришлось. Не мог Егор остаться на ночь у любовницы, семья у него, жена, дети. Он, может, и предатель, но не свинья.

Марина встретила его, как будто он вернулся со службы, прижалась, поцеловала, не ожидая взаимности. Накормила, уложила спать, а утром приготовила завтрак. А на прощание спросила:

– Когда тебя ждать?

Некрасивая она, но вовсе не отталкивающая. Домашняя, уютная, теплая. И в руках у нее все горит, дома образцовый порядок, дети ухожены, Марина следит за ними строго – Светлана фигурным катанием занимается, в музыкальную школу записана, Платон увлекается вольной борьбой, а еще мать развивает в нем любовь к рисованию. Егор, конечно, тоже принимал участие в воспитании детей, но у него постоянно дела. У детей каникулы, они еще спят, а он уже несется к Листьевой, нужно ее перехватить, пока не ушла на работу. Обычно он только рад был поскорее убраться из дома, а сегодня вдруг захотелось остаться.

– Я постараюсь пораньше, – сказал он.

И у него даже возникло желание поцеловать жену на прощание. Не чмокнуть в щечку, как обычно, а именно поцеловать. Но вспомнив о Вике, он сдержал в себе непрошеный порыв. Сначала нужно с любовницей завязать, а затем уже с нежностями к жене лезть.

Существовал еще и другой, возможно, более честный вариант: развестись с Мариной и жениться на Вике, но Прокофьев его не рассматривал. Но подумал о нем уже в машине, на пути к Первомайской улице.

Он успел вовремя, Листьева еще только собиралась на работу. Более того, ему очень повезло, изображение мужчины, о котором она говорила, сохранилось. Изображение можно было перегнать с одного носителя информации на другой, но Прокофьев всего лишь сделал с него фотографию. И без того плохое качество изображения ухудшилось, но его это не смутило. Дело в том, что он узнал человека. Сам когда-то принимал участие в задержании Рената Бешерова из бригады Ханчика. И самого Ханчика брал, но уже позже.

В девяностых – начале нулевых город крепко держала банда Рахата, за мокрые дела в его системе отвечали Головастик и Ханчик. Рахата убили, власть подобрал Карамболь, а Головастик и Ханчик сбежали в Москву, там они занялись заказными убийствами. И в Чугуй они наведывались, Карамболь их приглашал, понятно зачем. Но веревочка вилась недолго, Головастика застрелили при задержании, Ханчик скрылся в родном городе, Егор тогда сделал все возможное и даже невозможное, чтобы отправить бандита на нары. Тогда же появилась возможность закрыть и Карамболя, но Ханчик до суда не дожил, убили его.

Когда принимали Бешерова, Рахат был еще жив, а Карамболь ошивался на вторых ролях. А приняли его за убийство, доказательств хватало, адвокаты не нашли средств против них, даже суд не решился оправдать преступника, но Бешерова осудили всего на двенадцать лет, отмотал, правда, от звонка до звонка. Два года уже прошло, как освободился. До сих пор не светился.

Прокофьев поблагодарил женщину за содействие, подмигнул Даше и ушел. Он думал, где искать Бешерова, но столкнулся с ним у лифта. Мужчина собирался нажать на клавишу звонка в тридцать четвертую квартиру.

Бешеров сильно изменился, из безусого паренька с «молочными» щеками превратился в матерого мужика неслабой комплекции. Дубленая кожа лица, синюшный после бритья подбородок с багровым рубцом на месте ямочки. Но при этом смотрелся Бешеров очень даже неплохо, подтянутый, ухоженный, одет не дорого, но со вкусом. Стильный блейзер и сидел на нем как надо и молодил его как минимум на пару лет. Только вот одеколон его подвел, аромат протухшего гладиолуса заставил Прокофьева поморщиться.

Изменился Бешеров, не узнать, но Егор думал о нем, поэтому в момент идентифицировал его.

– Ренат?

– Лейтенант?! – удивился мужчина, не зная, радоваться ли этой встрече или горевать.

– Подполковник.

– Ну да, время идет… – Бешеров нажал на клавишу звонка.

– Нет Людмилы, – сказал Прокофьев.

– Как нет? – Ренат глянул на него удивленно и с подозрением.

Похоже, он не знал о смерти Вельяминовой. Или только вид делал. Может, он уже не первый раз к ней в дверь стучится, чтобы на него обратили внимание. Говорят, весь мир – театр…

– А так и нет.

– А ты что, тоже к ней?

– Ты с какой целью интересуешься? – спросил Прокофьев.

Экспертиза не выявила посторонних отпечатков пальцев в квартире Вельяминовой. Нашлось только несколько отпечатков, принадлежавших Вельяминовой. И один – Сарычеву. Все-таки наследил он. Но так он и не отрицал своего, что бывал у нее. Да и Бешеров не скрывал своего знакомства с погибшей.

– Не понял!

– Любовь, реклама, маркетинг?

– Ну, любовь… А что такое? – Ренат расправил плечи и оправил пиджак, давая понять, что достоин даже самой красивой женщины.

– А то, может, услуги? Мужа грохнуть, например!

– Эй, начальник! – возмущенно и с обидой воскликнул Бешеров и угрожающе сощурился.

– Ну ты у нас по этой части!

– Я свое отмотал, так что не надо!..

– И что, денег от этого прибавилось?

– А деньги я честно зарабатываю. Дальнобойщиком устроился, в Москву езжу.

– А где был вчера ночью?

– Так в рейсе и был. А что вчера ночью случилось?

– Случилось, Ренат, случилось… А чего это мы здесь стоим? Может, в дом пройдем? – Только сейчас Прокофьев вспомнил про второй «жучок», который вчера так и не сняли. Он думал сделать это, когда ехал к Листьевой, но увидел на мониторе Бешерова, и «жучок» вылетел из головы.

– Зачем в дом?

– Может, Людмила подойдет.

– Так если ее нет, значит, на работу ушла.

– Позвони ей.

– Звонил, телефон не отвечает.