Дневник, 1917-1921

Мне попалась старая газетная вырезка из «Р‹усских› вед‹омостей›» (24 сент‹ября› 1917, № 218): «Полиция Полюстровского района в Москве арестовала И. Я. Рудзика, обличаемого как соучастника убийства члена I Госуд‹арственной› думы М. Я. Герценштейна

. Задержанный изобличен по указанию одного из своих родственников К. А. Рудзика. Милицией приглашены жена и дочь арестованного для допроса… Об аресте сообщено прокурору окружного суда».

Что большевики сделают с этим Рудзиком? Если бы Герценштейн дожил до 1917 года, то, вероятно, был бы убит теми же большевиками вместе с Шингаревым и Кокошкиным. Гамзеи и Рудзики избавили нынешних убийц от лишней работы. Кронштадтские герои, произведшие эти подлые убийства, остались ненаказанными… Почему же большевикам наказывать Рудзиков?

10 апреля

Встретил А. И. Семикина (статистик). Он был учителем в Лохвицком у‹чилище› в то время, когда Шаповал учительствовал, кажется, в Пирятинском или Кобелякском. Оба были удалены за то, что были близки к населению. Шаповал, кроме того, был ярый украинец. Семикин с ним был близок и дружен, но все-таки теперь уверен, что это именно он руководит истязаниями в Вил‹енском› училище. Когда-то вместе читали мои сочинения, и Шаповал был очень горячим моим читателем. Семикин считает, что мое письмо должно было произвести на него сильное впечатление. В Полтаве они встретились. Когда Сем‹икин› заговорил о моей статье, Шаповал изменился в лице. Подошел кто-то, и разговору помешали. По словам Семикина, большевики убили брата Шаповала с особенным зверством: сначала отрезали нос, изрезали лицо и уже после убили…

Семикин считает невероятным, чтобы «Ответ украинского офицера В. Г. Короленку»

был написан Шаповалом.

13 апреля

На днях немцы бомбардировали Решетиловку

. Вообще бесчинства немцы производят большие. В городе держатся прилично. Трое жили у Будаговских и вели себя очень деликатно. То же говорят Семенченки о своих постояльцах. Но уже на 3-й или 4-й день из деревень стали приходить плохие слухи. Я разговаривал с крестьянами, привезшими больного к доктору Будаговскому из Нижних Млинов под Полтавой. У них стоит немецкий отряд. Грабят бесцеремонно, угрожая револьверами. Хватают кур, гусей, забирают яйца и хлеб, режут свиней…

И это из многих мест. Озлобление в деревнях растет. Один знакомый земляк Н., недавно пришедший с фронта, рассказывал ей, что он никак не может примириться с тем, что немцы, с которыми он только что воевал, – распоряжаются в деревне и у него в доме. Сердце не терпит. Ночью уже стоял над спящими немцами с топором… Да Бог миловал, удержался. Готов бы, говорит, бежать за большевиками и вернуть их… Глухое озлобление и против «панiв», которые отдали Украину под немцев. В одной подгородней деревне мужики в одном доме уже кинулись с топорами и зарубили одного или двух немцев, а сами убежали. Дом был снесен до основания.

20 марта (2 апр‹еля›) происходил банкет, данный украинским штабом немецкому. Некий Мельник, командированный из Киева, в речах земским служащим объяснил, будто в Киеве немцев встретили с распростертыми объятиями, а Полтава, наоборот, встретила их холодно. Поэтому им дается банкет… Мне, м‹ежду› прочим, тоже прислали приглашение!! Я не пошел. Банкет вообще вышел очень жалкий, – на нем преобладали «бывшие», начиная с бывшего губернатора Молова и правителя его канцелярии. Некоторые шуты явились на банкет с обритыми головами и «оселедцами» (как на картине Репина). Когда-то так брили головы запорожцы, что и понятно: жили в куренях-землянках, заводились вши, а женщин не было: поискать в голове некому. Это понятно. Но теперешние тщедушные «пiдпанки», наряженные, как на маскарад, и с бритыми головами – производят курьезное впечатление, а их «оселедцы» с хор казались какими-то летучими мышами, севшими на головы. Несколько земских служащих, особенно девиц, забравшихся на хоры, не могли удержать улыбку, и за это были удалены с хор. Газета напечатала, что банкет происходил при закрытых дверях, и это правдивое хроникальное сообщение страшно разъярило «комендатуру»…

16 апреля

Сегодня в «Нашей мысли» (№ 19) напечатан приказ нем‹ецкого› главнокомандующего на Укр‹аине› Эйхгорна

, в котором он говорит о жалобах украинцев на то, что «отдельные солдаты и небольшие войсковые части забирают имущество местных поселян». Эйхгорн приказывает, чтобы эти «проступки, которые больше всего вредят чести немецкой армии, были приостановлены»…

26 апреля

Сегодня молоденький офицер-украинец в сопровождении немецких пехотинцев явился ко мне с предписанием коменданта (украинского с.-р.!!) Самойленка произвести обыск для отобрания оружия. Офицер конфузился и на мое заявление, что оружия у меня нет, решил уйти.

– Раз вы даете честное слово…

– Позвольте… я предлагаю вам произвести обыск…

– Нет, нет…

И они пошли дальше, заходя в дома по какому-то списку. Очевидно, комендант Самойленко счел меня опасным… Третьего дня Прасковья Сем‹еновна› ходила к нему по поручению партии с.-р. объясняться по поводу обыска и ареста у одного из членов партии. Он прежде всего отказался объясняться по-русски, заявив, что он русского языка не понимает…

Образец «творчества» на местах: в «Киевской мысли» (от 3-16 апреля 1918 года за № 52) напечатано официальное сообщение фастовской продовольственной управы (от 12 апр‹еля› 1918 года за № 192) губернской продов‹ольственной› управе (в Киеве).

«5 апр. в мест‹ечке› Фастове состоялось собрание представителей продовольственных управ, созванное особоуполномоченным Осиповским, где он развил такую мысль, что „крестьяне – деревенские буржуи“ – должны кушать мало (!) и передавать хлеб ему, как власти, что он никого не боится, что за ним 580 пулеметов и 2 дивизии немцев, что никто не смеет пикнуть, а все должны только его слушать. Дать он ничего не может, а брать должен. Кто везет в город хлеб, тот мерзавец, подлец и предатель. Украина – „молодой ребенок“, и если „крестьяне-буржуи“ не отдадут хлеба, то им не видеть этой Украины… Верным способом борьбы с дороговизной он считает завязывание бабам юбки чубом и мазание смолой неудобопроизносимых мест и т. д.

. Так как г. Осиповскому вверена самая серьезная и ответственная работа в уезде, то по долгу совести управа считает необходимым обратить на это внимание губернской управы».

Следуют подписи.

Кажется, за все время царской власти не было курьеза нелепее этого. Поневоле приходит на память вопрос пророка: «Кто есть отпустивый осла дивия свободна, кто узы его разреши?»

3 мая

В Киеве переворот: 28 апреля в Киеве собрался съезд «хлеборобов-собственников», т. е. мелких землевладельцев (в союзе, конечно, с помещиками), отслужили молебен и провозгласили «гетманом» генер‹ала› Скоропадского

. Параллельно и, по-видимому, в связи с этим немецкий отряд явился в заседание Центральной рады и разогнал ее, арестовав некоторых членов и грубо произведя обыски у многих (в том числе и у предс‹едателя› Грушевского). Провозглашено новое правительство. Скоропадский в «вiдозвах» объявляет, что взял на себя спасение «piднoО Укра§ни», и назначает министров. Многие отказываются, как некоторые из Полтавы: Ю. Ю. Соколовский

, которому предложен пост мин‹истра› продовольствия, и, кажется, Лизогуб

(земледелия). Видное участие в перевороте принимает, по-видимому, Гриневич – крупный помещик и откровенный черносотенец. Неизвестно еще, вступит ли Ник‹олай› Прок‹офьевич› Василенко…

«Законы», принятые Радой относительно земли, отменены – сельские комитеты упразднены, земельная собственность объявлена неприкосновенной, хотя крупная якобы выкупается для наделения неимущих.

Вчера говорили, что будто Скоропадский уже убит «сечевиками»

, которые стоят за Раду… Возможно, но мне все-таки чувствуется, что если это так, то это случайность. Дурацкая «социализация земли» должна привести к реакции. Вопрос лишь в том, где эта реакция остановится. Декоративная «гетманщина» может подкупить интеллигенцию, а хлеборобы-собственники – в крестьянстве имеют значение: это казаки и зажиточные крестьяне, которых затеснили, собрания их разгоняли (как в Миргороде) и участников убивали (как председателя Коваленка в Константинограде). Теперь они внесут свою ненависть к «революции» и свои справедливые и несправедливые к ней претензии.

Соколовский, по-видимому, сначала согласился принять министерство продов‹ольствия› и для этого отказался принять должность полтавского гор‹одского› головы. Но потом отказался. Соколовский – умный, очень деловитый и порядочный человек. Лизогуб – октябрист, готовый на очень большие и лукавые компромиссы. Василенко – безусловно дельный и порядочный, был министром просвещения. Ушел, не соглашаясь с украинским воинствующим национализмом и шовинизмом. Едва ли и теперь пойдет[11 - Пошел. – Примеч. В. Г. Короленко.]. Состав, вероятно, определится Гриневичем, т. е. – слепая реакция!

Самое плохое в этом – поддержка переворота немцами, без которых он, очевидно, совершиться не мог, а значит – может ли и устоять? Немцы в глазах большинства народа остаются врагами… Нашу внутреннюю болезнь – большевизм всякого рода, в том числе и земельный, – нам надо и пережить внутренне. Иначе – он только будет вогнан внутрь плохими средствами.

Как обыкновенно во все тревожные периоды, губ‹ернский› комиссар Левицкий из Полтавы «по неожиданной надобности» – уехал.

Председателем Совета министров называют Устимовича, – полтавец, кажется, Хорольского уезда, говорят, не умный человек, с запорожскими усами и «люлькой»; далее – Капнист, человек будто бы неглупый, но приспособляющийся…

Только на днях в своей последней речи Ленин с грустью заметил:

– Наша власть не железо. Наша власть кисель, а на киселе социализма не построишь[12 - «Раннее утро», 15/28 апр. 1918 г., № 75. – Примеч. В. Г. Короленко.Имеется в виду следующая фраза из выступления Ленина в Московском Совете 23 апреля 1918 года: «Нет сомнения, что Советская власть во многих случаях не проявляла достаточной решимости в борьбе с контрреволюцией, и в таком виде она была не железо, а кисель, на котором социализма не построишь» (В. И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 36, с. 236).].

20 мая

Третьего дня я отдал в «Вольную мысль» статью «Что это?»

, в которой говорил о требовании местного начальства (Иваненко, «губерниальный староста» нового гетманского правительства и его помощника Ноги), чтобы газета представлялась им на предварительную цензуру в сверстанном виде к 8 час. вечера! Нога – человек наглый и грубый, Иваненко (Сергей Сергеевич) бесхарактерный и слабый. В результате предварительная цензура превращается в карикатуру прежних порядков, и вдобавок Нога сначала «не принимает» для объяснений, потом кричит на представителей редакции: «Убирайтесь вон!» Я называю это реставрацией прежних губернаторских порядков… Статья, конечно, пошла на цензуру к тому же Иваненку, какому-то Козлову и Ноге. Произвела впечатление бомбы. В конце концов – половину пропустили, половину выбросили… После пробела осталась фраза: «Этим сказано многое» – т. е….именно цензурными пробелами?

Все это неумело, нагло и глупо. Хорошие люди из кадет ждут чего-то от гетманщины… Но силою вещей за переворотом ринулись щедринские ташкентцы, недоросли из дворян и какие-то Ноги (говорят – был чиновник у Кривошеина

) и поворачивают все по-своему… между прочим, – против «Вольной мысли», как газеты социалистич‹еского› направления, открыт форменный поход, и завтра моя Софья (ответственный редактор) приглашается к суд‹ебному› следователю (обв‹иняется› по 1034 ст.)

.

26 июня

Пропустил так много интересного, что не надеюсь восстановить хоть сколько-нибудь систематично. Принимаюсь продолжать с чего попало.

Террор опять носится в воздухе. Сегодня в газ‹ете› «Наша жизнь» сообщают сразу о террористических актах на двух полюсах русской жизни.

«(От наш‹его› кор‹респондента›)