Разбитый калейдоскоп. Современная версия «На дне»

– Их предприятие выкупили какие, то дельцы из Москвы и сделали большое сокращение, – сказала мать, – вот подрабатывает, где придётся. Он не пропадёт у него руки золотые. У его подъезда всегда машины стоят. Он авто электрик от бога. Голодными не сидят.

– И вина халявного никогда не пропустит. Постоянно мне на хвост пушистый падает, – вставил Николай.

– Как тебе Колька не стыдно, сам постоянно у него на прикормке сидишь, – пресекла брата мать. – Как увидишь около подъезда Валерку около машин, так и бежишь к нему советы дурацкие давать. А после выуживаешь у него деньги на вино. Нет бы, хотя раз большую бутылку коньяку взял да и угостил брата. Специально маленькие шкалики покупаешь, чтобы его не угощать. Бессовестный ты. Не знаю, в кого только уродился? У нас в роду никого таких не было.

– Ты его не защищай, – нахмурился брат, – вчера ему привезли за шабашку деньги и мешок кабачков. Вон видишь, на полу лежат, – показал он Павлу два перезрелых кабачка. – Переспели уже. Я у него просил вина купить. А он мне твердит, что у него долгов много. Толкует мне, возвращать время пришло. Всучил два кабачка, и говорит, продашь, – купишь себе вина. Я, как дурак с этими кабанами под мышками таскался по всему двору. Никому они ни к чёрту не нужны, у всех эти торпеды в огородах растут. Жмот он, – сам же вчера пьяный ходил по двору.

– Хватит ныть и причитать, пропойца золотая рота, – насмешливо сказала мать Николаю, – ты не знаешь, сколько у них долгов. У них девчонка взрослая растёт, её одевать надо.

– Может я и золотая рота, но я всегда всех угощаю, когда бываю в куражах. – Николай быстро налил себе в стакан вина и залпом выпил его.

– Не терпится ему, пьёт один. Убила бы гада, – она замахнулась на него поварёшкой, которой накладывала пельмени, но не ударила.

В коридоре раздались шаги. Пришёл Валерка с женой. Пока Павел с матерью их встречали, брат на кухне уже закусывал после второго выпитого стакана.

Мать это заметила и сказала: – Павлик, больше ему не наливай, он совсем обнаглел. С утра смотреть на его пьяную рожу сил моих дамских не хватает.

– Сегодня пускай пьёт, – сказал Павел.

– Ему вечером жену с ребёнком надо встречать. Они на теплоходе из Астрахани приедут. Куда он пьяный потащится. А мне сегодня в рейс идти в шестнадцать часов. Устроилась на летний период в бар посуду мыть на теплоход Тарас Шевченко. Пенсии никак не хватает.

– Конечно, не хватит, – шутливо заметил Валерка, – Николай Алексеевич обладает хорошим аппетитом, когда компот не пьёт.

– Ты давай Валерий Викторович не подковыривай, сам не меньше меня кушаешь, – ответил Николай и потянулся вновь к бутылке.

У матери терпение иссякло, она с невероятной проворностью подняла с пола перезревший кабачок и опустила его на голову Николаю.

Он сидел ошарашенный огородным плодом, который раскололся на его голове и облепил Николая всего слизистыми кабачковыми внутренностями вперемешку с продолговатыми семенами. По его лицу и ушам ползла бело – жёлтая масса, похожая на тыквенную кашу. На бровях и переносице у него висели гроздья семечек. Не поняв в чём дело, он сидел, замерев, и хлопал своими пшеничными ресницами. Без смеха на это представление смотреть было не возможно. Читавшая до этого нотацию мать, посмотрев на старшего сына начала безудержно смеяться. Так – же и все сидевшие за столом смеялись до слёз.

Николай закатил глаза к верху, опустив при этом челюсть к низу. Стряхнув пальцем с переносицы жёлтую кашицу, он потряс головой, обдав всю кухню семечками с кабачка. И тут же получил от матери вдогонку увесистый подзатыльник.

– Ах, так, я сейчас уйду и больше не приду, – пригрозил он, выходя из кухни.

– Проваливай к своим дружкам на Новую стройку, никто горевать не будет, – сказала мать.

После этого она повернулась к Павлу:

– Ты знаешь Павлик, кто у него там друзья, отставное офицерьё и уголовники. Вот он с ними и пьёт.

Бывшие офицеры у кого голова на плечах есть, создают разные коммерческие объединения, а эти только цирроз себе создают и нервотрёпку семьям. Почему я всех и называю пьяная золотая рота. А в городе, когда – то самый спортивный двор называют сейчас пьяный дворик. Туда стекается вся шваль, мне Марья Васильевна Конакова все рассказывает, чем они там занимаются.

– Вот ты только сплетни и можешь собирать по городу, – услышав из ванной слова матери, крикнул брат.

– Никакие это не сплетни. Играете там, в карты у сараев и самогонку на курином помёте хлещете. Скоро, наверное, все нестись будете, да кукарекать.

– Не смей так говорить, – выбежал брат из ванной с помытой головой.

– Там все люди интеллигентные и глупостями не занимаются.

– Знаю, когда у вас интеллигенция начинается. Утром собираетесь, друг на друга хищными потребительскими глазами смотрите. Когда доберётесь до среднего уровня опьянения, только тогда себя по имени отчеству называете. А потом становитесь все похожи на свиней, – хрюк да хрюк. Вас как некондиционный товар в вытрезвитель уже не забирают. Знает милиция, что взять с вас нечего, только постели обмочите в вытрезвителе.

Мать намеренно допекала брата, чтобы он не ушёл из дому никуда, а вступил с ней в дискуссию. Николай знал, что она поворчит и успокоится. А если он сильно захочет, она сжалится над ним и может ему денег на бутылку вина выделить.

– Я хоть раз в вытрезвитель попадал? – крикнул брат уже из комнаты.

– Вот по этой причине и не попадаешь, потому что не работаешь нигде. А я платить за тебя не буду, если попадёшь. Пускай лучше пятнадцать суток тебе дадут. Посидишь на одной воде и хлебе, вспомнишь слова матери.

– Ты, что казематы мне пророчишь? – раздражённо спросил он.

– Не мешало бы тебе там немного погостить. Во вред бы не пошло. У бабок все погреба в сараях почистили. Им и так тяжко живётся.

Николай возвратился на кухню переодетый в полосатых брюках и полосатой зелёной рубашке.

– Вот посмотрите на него, матрас явился, – засмеялась мать.

– Ты знаешь, что я к воровству отрицательно отношусь, – сказал Николай.

– Так отрицательно, что тебя, как неблагонадёжного с обувного склада турнули, – зацепила его мать.

– Ты давай не путай кражу государственного имущества, с частным. Государство меня несколько раз обманывало, я же должен как – то компенсировать свои материальные и моральные утраты. Моя сберегательная книжка за один день обесценилась. Николай опять потянулся к бутылке.

– Не нервируй меня матрас бесстыжий? У тебя на книжке всего семь рублей было, когда наши вклады обесценились, и поставь бутылку на место.

Николай бутылку не отставил, а второй кабачок на всякий случай от материных глаз закатил ногой под стол.

– Что меры безопасности Николай Алексеевич принимаешь? – спросил Валерка.

– У неё ума хватит она и вторым может звездануть, – сказал Николай.

– А ты чего не пьёшь? – спросил он у Павла.

– Вино я вообще не пью, а водку рано пить, – сказал Павел, – вечером ещё посидим, закуски мать наготовила на целую неделю. Вы сидите, отдыхайте, а мне на время нужно отлучиться.

Он, вставая, взглянул на мать.

– Мы мама тебя все сегодня проводим на теплоход, а заодно и семью Николая встретим там.

– Пускай он, сам встречает, чего вы будете целых три часа на речном вокзале околачиваться, – сказала мать.

– Погуляем по Набережной, – ответил Павел и вышел из квартиры.

глава 11

Он сел в машину и поехал на железнодорожный вокзал. Остановив машину на привокзальной площади, зашёл в старое здание небольшого вокзала, которое вокзалом не считалось с тех пор, как отменили электрички до областного центра, а их отменили, когда Павел жил ещё здесь. Автотранспорт был быстрее и дешевле. За пятнадцать, двадцать минут можно было доехать до центра, а электропоезд кланялся каждому столбу.

Павел подошёл к междугородной кассе. Единственное окошко было задёрнуто шторкой. Он пальцем постучал по стеклу.

– Что нужно? – услышал он знакомый голос.