Горькое молоко – 1. Золотой брегет. Тюремный шлейф

– Дома лежат, в комоде. С ними ничего не случилось. Я их тебе верну прямо сейчас.

– Вернёшь, куда ты денешься, и не только часы, а и скакуна своего передашь, в качестве компенсации и кормить его будешь как своего.

– Гриша умоляю тебя? Шаха оставь, без него я по миру пойду. Оклад ветеринара сто рублей. А конь мне доход приносит, пускай и небольшой, но с голоду умереть не даст.

– Ты мне чего тут фуфло толкаешь, я весь ипподром знаю. Каждое его дыхание, хотя там и не бываю. Ты зарабатывал со своим Шахом бешеные бабки, пока я этого хотел. Думаешь, за победы аргамака на скачках ты рассчитывался с Толей Рябым. Нет, золотой. Бабки он мне нёс со всей информацией.

Шах понял, что судьба его коня была предрешена раньше, и возражать Часовщику прекратил.

– Ты же не домушник, а Айболит. Кто Ванюшкину хату обносил? – спросил грозным тоном Часовщик.

– Мотя Прусс хату брал, но я ему сказал, чтобы кроме котлов ничего не трогал. Мотя знал, к кому лезет, он сам мне после кражи всё рассказал, а я до этого и не знал ничего про этого футболиста. Я стадионы не посещаю, я ипподромы и часы люблю. Сам же знаешь про все мои увлечения.

– Всё ясно. Сейчас едешь домой, и чтобы брегет у меня через два часа был здесь. За Шахом ухаживай, как за собой. Не дай бог с ним что случится, я из тебя китайскую рикшу сделаю и буду на тебе ездить по городу. С сегодняшнего дня я решать буду судьбу моего Шаха, да и твою тоже. – Понял?

Шах молчал и только утвердительно качал головой.

Вечером брегет вернулся в коробочку Ивана:

– Быстро ты дядя Гриша крысу накнокал, – сказал обрадованный Иван.

– Ваня в нашем деле, как и футболе, иногда надо ускоряться. Иначе можно опоздать.

…Через два дня в подъезде найдут труп Моти Прусса.

Кровь была обнаружена в квартире часовщика и в подъезде около его двери. Так же на вешалке в прихожей нашли пальто Моти, в кармане которого находились наручные часы «Победа» без ремешка. Часовщика сразу увезли в милицию.

В этот день то ли он изображал из себя пьяного, или на самом деле был под сильным градусом, определить было трудно. Пробыв там ночь, утром его доставили к следователю:

– Григорий Иванович, как получилось, что Прусс был убит в вашей квартире и очутился в коридоре подъезда? – И за что вы его смертельно приголубили?

– Ты чего начальник матрасовку хочешь на меня примерить? – возмущался Часовщик. – Я на мокруху никогда не пойду. Он сам навернулся. Я ему часы починил, Мотя после сходил, принёс шесть бутылок водки. Это может подтвердить моя сожительница Нинка и в магазине нашего дома должны обратить были на него внимание. Мы с ним по бутылке выпили, закусили неплохо. С Нинкой своей я в этот день поругался. Она, видите ли, обиделась, что мы ей не налили. Обрадовалась, что водяры много и давай надоедать. Я её послал подальше, она разозлилась и собралась ехать в Юрасово, к своей подруге Риме Масловой с ночёвкой. Уходя, закинула мою коляску на нишу, чтобы я на улицу не выходил, и так дверью хлопнула, что лампочка потухла в комнате. Я Моте говорю: «вкрути новую лампочку. Не сидеть же в темноте». Он полез и грохнулся, ударившись виском о спинку дивана. Я ему кричу: «Мотя вставай, не то водка прокиснет», – а он молчит. Тогда я начал пить сам с собой. Сколько я пил не помню. Проснулся, когда мухи залетали по квартире. Думаю, снег на улице выпал, а тут насекомые ожили. Я Мотю потряс, а он холодный и вонючий лежит. Я его и выволок в коридор, чтобы не дай бог, черви ещё ползать по квартире не начали. Вот и всё, – закончил свою оправдательную версию Часовщик.

Милиция собрала некоторые факты, в магазине и у соседей. Логически подумав, что калека, который ростом был чуть выше колен убитого, не мог нанести смертельный удар здоровому человеку, и списала убийство на несчастный случай. Дядю Гришу через три дня Нинка забрала домой из милиции.

Так впервые узнал Иван Беда истинную цену старинного брегета.

ОПАСНЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ И ЗАПАХ КРОВИ

После кражи брегета Иван понял, что цена его велика, хотя он догадывался об этом. Он спрятал его у родителей в квартире, чтобы впредь больше не смущать жуликов. Манана в это время устроилась на работу в областной онкологический центр.

Иван зимой работал в бригаде. Футболисты в зимнее время, трудились на заводе только три дня, остальные дни они тренировались в спортивном зале стадиона. Перед ними стояли большие задачи выиграть область и рабочую спартакиаду России. Тренер не находил уже добрых слов игре Беде. Всё было сказано. Он только удовлетворённо смотрел в его сторону, так – как в это время много ругал других игроков. Особенно доставалось Лёне Савельеву. Тренер специально его пилил каждую тренировку, чтобы он разуверился в своём мастерстве и не думал о переходе в команду классом выше Водника:

– Ты мне сборную солянку с мячом не показывай, работай и делай, что умеешь. У тебя безупречноё чувство пасса и я готовлю тебя в новом сезоне к роли разыгрывающего, и если ты будешь думать на поле спинным мозгом, а не серым веществом, который у тебя в черепушке спрятан, ничего из тебя не получится. Пойми, обязанности проходчика у нас выполняет Беда, твоя задача, выложить ему пас на ногу, что ты успешно делаешь. А представь, получил Иван травму, и вместо него я поставил Чулкова, у кого нет такого дриблинга, как у Беды, но у него есть обострённое чувство гола. Ты ему пас может, и выдашь, но не на ту позицию, откуда он может прострелить ворота противника. Думать надо, а не можешь, – найди донора еврея и сделай себе переливание. И не обижайся я вправе так говорить, чтобы на поле у тебя не было трудноразрешимых вопросов. Да, ты неплохой футболист, но до одарённости Ивана тебе далеко, так – как установки мои не выполняешь. А это говорит о твоём изъяне в дисциплине. Дисциплина бьёт класс! – поставил он точку в своих наставлениях.

После тренировки Иван шёл вместе с Лёней:

– Как ты думаешь, тренер не излишне ко мне придирчив Иван? – спросил Савельев.

– Я думаю, что ты ничего не понял из речи тренера, если ты задал мне такой вопрос, – ответил Иван. – И вся беда в том, что после предложения тренера «Волги» ты возомнил из себя выдающегося футболиста. Ветераны футбола, говорят, что это бывает в молодом возрасте. Не расстраивайся со временем у тебя это пройдёт. Только от коллектива не чурайся.

Лёня шёл рассеянный и огорчённый, пытаясь, что – то сказать Ивану но не решался. Иван заметил это и без раздумья прямо в лоб, спросил:

– Что ты Лёня замышляешь, – выкладывай?

– Я письмо написал в Куйбышев в Крылья Советов, – неожиданно выдал он новость Ивану. – Ответ с приглашением уже получил. Я поеду во вторник туда на просмотр. Может, вместе махнём? Покажем им класс, – предложил Лёня.

– Съездить я, конечно, смогу с тобой и на просмотре сыграть, но независимо от результата, в той команде я играть не буду. В футбол играть можно всю жизнь. Но запомни одно – пользуются футболисты жизненными привилегиями, только до тех пор, пока они нужны команде. Поэтому всегда нужно думать об основной профессии, которая будет кормить семью. А я в данный момент учусь на мастера и для меня важно приобрести эту профессию.

Лёня понимал, что Беда ему мудрые слова, говорит, но он хотел любыми путями ухватиться за надежду. И в своё «Я» он верил как в бога, хотя сомнения его терзали в этот миг:

– Ты только никому не говори про мой просмотр, а то смеяться ребята будут, если отбор не пройду, – предупредил Лёня.

– Никто над тобой смеяться не будет. В тайне каждый мечтает играть в команде мастеров, но не каждый верит в свои силы, а другим вообще не в жилу там играть.

Иван поехал с Лёней в Куйбышев и, отыграв там один тайм, на заснеженном поле им обоим предложили место в команде. …Иван вежливо отказался. Просил, чтобы этот вопрос тренер оставил открытым до начала футбольного сезона, сославшись на беременность жены, а Лёня остался в Куйбышеве.

Иван и не думал обманывать администрацию футбольной команды Крылья Советов, как думал вначале Лёня. Манана действительно была на шестом месяце беременности и в июле должна была рожать.

Иван попрощался с Савельевым и отправился на вокзал, где у него произошла неприятная встреча с человеком, которого он не ожидал встретить в этом регионе. Это был им когда – то обиженный на зоне Монтёр.

Иван находился в небольшом привокзальном буфете и пил кефир с булочкой. До отправления поезда оставалось сорок минут. Он через стекло ощутил на себе взгляд. Обернувшись, увидал, что на него в упор смотрит куча взрослых ребят одетых в модные куртки и серые фуражки. Иван продолжил трапезу, не показывая своего интереса к компании. Но интуиция подсказывала, что эта компания относится не к случайным праздным прохожим скитающихся без дела по вокзалу. Весь их вызывающий вид и безобразный громкий смех выдавал в них искателей приключений. Было предельно ясно, что неприятного разговора с Монтёром ему не миновать:

– Кефирчик пьём? – услышал он позади себя голос.

Иван, не оборачиваясь, стоял за столом, сделав вид, что не понял вопроса:

– Память потерял, что и признавать не хочешь старых знакомых, – раздался тот же голос.

К его столику подошли три человека. Иван взглянул на них и, сосредоточив взгляд на обиженном им когда – то в лагере Монтёре, – не теряя самообладания спокойным тоном, сказал:

– Обычно старые знакомые не заходят с тыла. А когда встречаются, вначале радушно здороваются. И только потом интересуются, какими продуктами каждый из них питается.

– К тебе с фронта зайдёшь, а ты вместо приветствия в челюсть отоваришь. Думаешь, я не помню, как ты меня перекрестил в бараке?

– Ты мне, что претензии хочешь предъявить по тому случаю? – спросил Иван.

– А почему бы и нет?

Иван осмотрел полупустой буфет.

«Их трое, – этих я осилю, – подумал Беда, – примерно столько человек стоит за дверями буфета. Чтобы не было худших осложнений, надо первому затеять драку, – подсказывал внутренний голос, – пускай лучше в ментовку заберут».

Он тут же устыдил себя за такую полу – трусливую мысль и тут – же отмёл её.

«Нет, нельзя за милицейские спины прятаться», – сказал он себе, и решил разговор повернуть в другое русло, не давая Монтёру усомниться в его решительности:

– А что ты в лагере с меня не спросил за тот удар? – угрожающе сверкнув глазами и резко повысив тон, спросил Иван.