Якобино

Когда-то давным-давно, в далёком детстве, он видел номер, который в цирке зовётся «Меланж-акт».

Слово «меланж» – французское. Означает «смешение», «соединение». Неизвестно, кто первым употребил в цирке это название. Скорее всего, кто-то из артистов придумал эту заумь как рекламу для своего выступления.

В том номере участвовало несколько человек. Все не просто трюкачи, а ещё и персонажи: воздушная гимнастка, поп в рясе, чёрт с длинным хвостом, кузнец с бутафорским молотом в руках и ещё два каких-то парубка. Номер был сделан по мотивам произведений Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки».

Маленького Луика потряс Поп, который имел огромный живот, но тем не менее лихо прыгал сальто-мортале. Особенно было смешно, когда его живот использовали как трамплин для прыжков. Поп лежал на спине, беспомощно сучил ногами, а гоняющиеся за Чёртом герои отталкивались от пружинящего живота Попа и крутили боковые арабские или передние сальто. Кузнец наступал на молот, получал рукояткой в лоб, и у него в прямом смысле летели искры из глаз и там начинал светиться фонарь. Это уже была настоящая буффонада. Но больше всего маленькому Пасторелли нравился Чёрт. Ловкий, юркий. Он виртуозно прыгал, стоял на руках, перелетал из рук в руки. Длинный его хвост использовали как скакалку и как приспособление для вращения рогатого по кругу. О! Это было незабываемое зрелище.

Луиджи давно болел этой идеей. Но с кем её воплотить? Тут нужны не только классные акробаты, эквилибристы, вольтижёры, но главное – артисты комики. Настоящие комики! Остальных найти можно…

Хорошенько присмотревшись к братьям Лутцам, Пасторелли понял, что сможет осуществить свою давнюю мечту – создать подобный номер. К тому же это сейчас было острой необходимостью.

Девятилетний Филипп был необыкновенно артистичен. Его неповторимая пластика приковывала внимание даже в быту. Если он гладил кошку, то как-то по балетному раскрывал кисти рук, склоняя голову набок. Если общался с ослом, то неведомым образом за счёт своего тела преображался и становился невероятно похожим на этого непарнокопытного. Если видел в клетке медведя – два движения тела, и вот уже перед тобой косолапый.

Делал он это неосознанно, интуитивно. Всё его существо мгновенно схватывало и считывало информацию окружающего мира, что тут же становилось собственностью этого маленького одарёныша. Он мог с лёгкостью изобразить дерево, стол, стул, какого-нибудь человека. Филипп был феноменален в этом. Главное – обладал удивительным комическим даром. Все репризы клоунов, которые он когда-либо видел в программах цирков, тут же повторял, пародировал, привносил что-то своё, подчас неожиданное. Его закулисные выступления приводили артистов в смятение и восторг. Смех не умолкал. Филипп был центром внимания людей, их отдушиной. Мальчика любили и оберегали как могли.

Эвальд Лутц уже несколько лет работал у Пасторелли в труппе акробатов-прыгунов. С этого он и начал свою карьеру. Его технически сложные прыжки были безупречными – высокими и отточенными. За это время он научил акробатике и младшего брата. Тот в свои девять лет не уступал взрослым по технике исполнения классических прыжков. Его выпускали в конце номера на небольшой сольный кусок. Зрители всегда реагировали благожелательно.

Эвальд быстро овладел и другим жанром. Создал номер «ханд-вольтиж». Это когда двое, сцепив руки решёткой, бросают партнёра, стоящего на этом перекрестии двум другим, которые ловят летящего верхнего таким же способом. Номер сложный, требующий недюжинной силы и реакции. А летающим верхним был не кто иной, как немного подросший Филипп Лутц.

Последнее время по просьбе хозяина цирка Эвальд стал работать ещё и в группе клоунов, где тоже был заметен.

И однажды Луиджи Пасторелли понял: время пришло…

Глава пятая

Братья появились у него, когда Пасторелли расположился со своим цирком в ста километрах от Риги. Ближе он подъезжать побоялся. Рига была вотчиной самого Альберта Саламонского. Это был грозный конкурент, который мог оставить без штанов, не напрягаясь. Его стационарные цирки высились каменными дворцами в Одессе, Риге и самой Москве на Цветном бульваре. Это был богатейший человек современности, наравне с такими, как его приятели: нефтепромышленник Красильников, водочный король Смирнов, булочник Филиппов. Альберт Саламонский был накоротке с Извольским и князем Куракиным. Составить ему конкуренцию в плане бизнеса могли разве что цирковые тяжеловесы братья Никитины, которые с каждым днём становились всё более известными.

В Риге Саламонский выстроил каменное здание в центре города. Это был современный цирк, отапливаемый, с отличным светом в зале. Во всех отношениях уютный и продвинутый.

Эвальд Лутц приехал в Ригу на просмотр по совету старшего брата Альфонса, который уже работал по циркам акробатом и начинающим клоуном. В Риге как раз гастролировала труппа Каррэ, которая арендовала цирк у Саламонского. Каррэ посмотрели, что может делать пятнадцатилетний акробат. Посоветовали ещё овладеть теми или иными акробатическими трюками. Мельком взглянули на шпагаты и неумелые стойки крохотного шестилетнего Филиппа и вынесли решение: «Поезжайте к Пасторелли. Он недалеко. Если повезёт, это будет неплохим стартом…»

Пасторелли сидел, развалясь, в плетёном кресле близ манежа и с самодовольной улыбкой смотрел, как берейтор проводит репетицию с его лошадьми. То и дело подсказывал ему тоном, не терпящим возражений. С Эвальдом он разговаривал через губу, отводя глаза, чтобы в них никто ничего не прочитал.

Пасторелли в одно мгновение оценил, что перед ним клад. Правда, его ещё нужно отрыть. Но это дело времени.

– Ладно, ragazzo! Ты мне подходишь. Как раз собираю новый номер. Через пару-тройку недель войдёшь в работу. А твой шестилетний довесок мне ни к чему!

Эвальд начал сопротивляться, уговаривать, что брата оставить негде, не с кем. Старшая сестра умерла, младшая ещё малютка, мать больна, отец немощен. Семья голодает.

Пасторелли для виду ломался, хитрой лисой крутил носом, понимая, что в лице этого немецкого латыша он приобретает перспективного исполнителя. «Стоит копейки, а наварить на нём можно будет прилично. Вот только этот поскрёбыш, чтоб его! Хлопот с такими!..»

Эвальд чуть не плакал. Если откажут, он даже не представлял, как жить дальше. В семье дела были совсем плохи.

Пасторелли сдался.

– Ладно! Va bene! Чёрт с тобой! Тащи сюда этот кусок мяса…

Пока Пасторелли разговаривал с Эвальдом, обговаривал условия и перечислял, что от него будет требоваться, бездетная Джулия посадила малыша на колени, стала наглаживать его светлые волосёнки, ворковать и покачивать. Её поразили светло-голубые глаза этого мальчугана. Они были какими-то недетскими. Глубокими, мудрыми, словно прожили отдельно от недавно родившегося тела на несколько столетий больше.

Филипп доверчиво прижался к груди цыганки. Под её бессловесное тихое напевание смежил веки, улыбнулся и незаметно уснул от усталости.

Рядом всхрапывали, топали по манежной тырсе уставшие от репетиции лошади. Бубнящие голоса не беспокоили, наоборот, усыпляли. Было тепло и уютно. Как у мамы на руках. Вот только есть хотелось. Очень. Как всегда…

– Всё! Basta! Finito! Закончили! – Пасторелли рявкнул так, что Филипп вздрогнул, проснулся и стал испуганно осматриваться, не понимая, где он. Сполз с рук Джулии и прижался к старшему брату.

– С этой минуты у вас начинается взрослая жизнь! – Луиджи строго кивнул Эвальду. – Приступай к своим обязанностям.

В обязанности Эвальда входило: репетиции в труппе акробатов, участие в цирковых пантомимах, сценках клоунов. Дежурство на конюшне ночью. Чистка животных, в частности лошадей, чему ещё предстояло обучиться. Во время представления стоять в униформе, помогать всем, кому это требуется. Бегать на рынки и по магазинам с заданием хозяев. Убираться, подметать, мыть, носить, таскать, пилить, строгать. Короче, беспрекословно исполнять всё, что прикажет Пасторелли или его Джулия. Даже дышать. За всё за это, Эвальду как новичку на первых порах полагается десять рублей и кормёжка со стола хозяев.

Во всех цирках были сложившиеся правила ученичества. До пятнадцати лет ученики жалования не получали. Их кормили, одевали, обували и на этом всё. Как только ученику исполнялось пятнадцать, хозяин дарил ему костюм, ботинки, пальто, пару белья, и с этого момента ему полагалось жалование десять рублей в месяц. Пищу молодой артист по-прежнему получал хозяйскую, но одеваться должен был теперь за свой счёт.

Эвальд пришёл к Пасторелли, когда ему уже исполнилось пятнадцать. Хозяин цирка радостно потирал руки – некоторые пункты из этих правил он может не выполнять. Например, о своём гардеробе и брате старший Лутц должен заботиться сам. К тем десяти рублям он ему, конечно, немного прибавит. Со временем. Как только тот выйдет на манеж. Это уже не за горами. А пока всё как у всех…

Кормили их скудно. Они с Филиппом откровенно голодали. Вынуждены были частенько лазить под зрительскими рядами, которые уходили уклоном вверх. Шарить на земле в поисках того, что выпадало из карманов тех, кто смотрел их представление, подбирая конфеты, печенье, пряники, мелкие монеты. Когда собиралась дополнительная небольшая сумма, они покупали молоко, ситный хлеб и пировали.

Глава шестая

Луиджи был изворотлив, хитёр и абсолютно беспринципен. Надо было кого-то или что-то съесть – глазом не моргнёт. Своровать – даже не задумается.

Пытаясь разнообразить программу, не брезговал откровенным плагиатом. Когда артисты из других цирков просились к нему в труппу, он соглашался на их условия, но требовал прислать подробное описание номеров и трюков. Оттуда выбирал то, чего у него не было, и находил причину для отказа. Тут же предлагал своим исполнить понравившиеся чужие задумки. Тех, кто успешно овладевал новым репертуаром, осыпал мелкими подарками и даже памятными жетонами, которые тогда были в моде.

На премьере «меланж-акта» Луи помпезно и в своём стиле объявил Филиппа на итальянский манер:

– Дамы и господа! Attenzione! Внимание! Премьера! Сенсация! На арене нашего цирка восходящая звезда! Маленький итальянский бандито! Якобино!!!

Тут же повелительный жест и команда руководителю малочисленного оркестра гармонистов и балалаечников:

– Маэстро! Per favore! Мюзи-ик! Fortissimo!..

Сначала вышла воздушная гимнастка. Её подсадили на трапецию, она сделала публике ручкой и послала воздушный поцелуй. Ещё мгновение, и номер начнётся.

Из стоящей на манеже коробки в виде табакерки неожиданно выскочил маленький чёртик. Сзади на его коротких штанишках болталась чёрная верёвка, изображающая хвост. Чертёнок огляделся. Сделал всем из растопыренных ладоней «нос». И завертелось!..

«Маленький бандито Якобино» темпераментно исполнил свои первые акробатические трюки «в три угла» – прыжки по трём диагоналям манежа. Заканчивались они фляками и задним сальто.

Чёртик забрался к гимнастке на трапецию. Он раскачивался, бедокурил, всячески мешал. Воздушная гимнастка отчаянно повизгивала, чем немало смешила публику.

На помощь гимнастке в манеж выскочили партнёры Эвальда по вольтижу и сам хозяин цирка. Они пытались поймать бесёнка, чтобы продолжить представление.

Чертёнка хватали за хвост, но он вырывался, исполняя сальто. Крутился на месте колесом. Его подбрасывали вверх, он оказывался снова на трапеции, а потом в стойке на руках у Эвальда. Его перебрасывали через весь манеж из рук в руки. Он стоял у Пасторелли ту самую злополучную стойку голова в голову. Чертёнок летал, парил, царствовал на манеже. Он был центром внимания. Его темперамент, артистизм и трюки ошарашивали. Это был целый каскад, калейдоскоп акробатических экзерсисов.

Их «меланж-акт» имел грандиозный успех! Пасторелли счастливо улыбался и подмигивал Эвальду. Весь его самодовольный вид выражал фразу: «Я же говорил!..»

Зрители долго не отпускали с манежа «Маленького бандито Якобино». Аплодисменты были бурными и щедрыми. Как летний ливень.

Филипп стоял между Луи и Эвальдом. Кланялся. Точнее, Луиджи то и дело наклонял его голову к манежу. Сам он мало что слышал и понимал. В ушах звенело. Слегка подташнивало. Перед глазами – плотная белёсая стена, пробиваемая радостными цветными разводами «Солнца-цирка». Единственное, он чётко осознавал, что сегодня по-настоящему стал АРТИСТОМ!

За кулисами Филипп закатил глаза и упал в обморок. Его едва успел подхватить старший брат. Сердце мальчика, не привыкшее к таким нагрузкам, захлебнулось. Филипп задохнулся от бешеного темпа, волнения и напряжения.